Хроники Амбера - Роджер Желязны

поэтому, что вдали от Бенедикта — и Ллевеллы, оставшейся в Ребме, — единственным человеком, который нанес ему предательский удар, мог быть только тот, кто хоть в какой-то степени был ему близок и имел с ним некую связь, то есть Блейз, Бранд или Фиона. Видимо, у него были довольно смутные представления об отношениях внутри вашей семьи.

— Смутные, — кивнул я, — однако, как мне кажется, вполне обоснованные, если я правильно понимаю тебя.

— По-моему, да. И мне представляется вполне возможным, что Мартин не только боится вашей семейки, но и вступил с кем-то из ее представителей в сговор.

— И это тоже возможно, — согласился я.

— А как ты думаешь, мог он сговориться с кем-нибудь из наших противников?

Я покачал головой:

— Нет, если знает, что он принадлежит к той группировке, которая пыталась его уничтожить.

— А что, если он к ней не принадлежит? Интересно… Вот ты говорил, например, что Бранду надоели их игры и он пытался расстаться со своими союзниками, которые затевали дружбу с чудовищами черной дороги. А что, если эти твари настолько сильны, что Фиона и Блейз стали игрушками в их руках? Если положение дел действительно таково, то я вполне могу вообразить, как Мартин закидывает удочку, чтобы поймать что-то или кого-то, способное дать ему возможность одержать над ними верх.

— Слишком сложная система предположений, — сказал я.

— Однако твой враг, похоже, знает о тебе довольно много.

— Это верно, но и у них найдется парочка предателей, чтобы преподать им нужные уроки.

— А не могли ли они рассказать этим предателям все то, что, как ты говоришь, знала Дара?

— Интересная точка зрения, — заметил я, — однако что-либо сказать наверняка тут сложно. — Разве что проверить историю с Теки? — Это только сейчас пришло мне в голову. Однако я решил пока что попридержать идею, а сперва узнать, к чему клонит Ганелон, и не уходить от основной темы столь внезапно. — Мартину вряд ли удалось много рассказать кому-то об Амбере.

Некоторое время Ганелон молчал. Затем спросил:

— А у тебя так и не было возможности что-нибудь выяснить относительно того вопроса, который я задал тебе в ту ночь у твоей гробницы?

— Какого вопроса?

— Нельзя ли подслушать ваши карты? — сказал он. — Нам теперь известно, что у Мартина есть колода…

Теперь пришлось помолчать мне, пережидая, пока целая толпа воспоминаний пересекает мой путь, стараясь непременно лизнуть меня своими липкими языками.

— Нет, — сказал я. — Такой возможности у меня пока не было.

Мы довольно долго продвигались дальше в молчании, а потом Ганелон вдруг произнес:

— Корвин, в ту ночь, когда ты привез Бранда назад… помнишь?

— Да, и что?

— По твоим словам, ты подозревал тогда абсолютно всех, пытаясь выяснить, кто же ткнул тебя в бок ножом, и, по твоим же словам, любой из них вполне был способен на подобный фокус в столь удобный момент.

— Ну и ну, — только и сказал я.

Он кивнул:

— Теперь у тебя появился еще один родственник, о котором тоже нужно подумать. Ему, возможно, недостает фамильной точности только потому, что он слишком молод и практики у него маловато.

И тут в мыслях я вернулся далеко назад, на тот молчаливый парад мгновений, что пронеслись в моей жизни непосредственно до моего возвращения в Амбер и вскоре после этого.

Глава 4

— Кто там? — спросила она, когда я постучался, и я ответил. — Минутку.

Я услышал ее шаги, потом дверь отворилась. Виала вряд ли была выше пяти футов и казалась удивительно хрупкой. Брюнетка, тонкие черты лица, нежный и тихий голосок, красное платье… Ее невидящие глаза смотрели как бы сквозь меня, напоминая мне о былой тьме, о боли.

— Рэндом, — сказал я, — просил передать, что он задержится еще чуть дольше, но беспокоиться тебе абсолютно не о чем.

— Пожалуйста, войди, — пригласила она, отступая чуть в сторону и еще шире распахивая передо мной дверь.

Я вошел. Хотя и не собирался. Я и просьбу-то Рэндома на самом деле выполнять не собирался — но почему-то честно рассказал Виале и о том, что случилось, и о том, куда он сейчас отправился. Сперва я хотел просто сообщить ей то, что уже сказал, и ничего больше. Ведь только когда мы с ним разъехались, до меня дошло, к чему, собственно, вела его просьба: вот так, запросто, он попросил меня сообщить его жене, с которой я до сих пор и десятком слов не обмолвился, что он уехал искать своего незаконнорожденного сына — того самого, чья мать, Морганта, вскоре после его появления на свет покончила жизнь самоубийством, из-за чего Рэндома и наказали, насильно заставив жениться на Виале. То, что этот брак, неведомо почему, оказался счастливым — да нет, просто прекрасным, — до сих пор удивляло всех. У меня не было ни малейшего желания вываливать на Виалу целую кучу малоприятных известий, и я, входя в комнату, судорожно пытался что-нибудь придумать.

Я прошел мимо бюста Рэндома, помещенного довольно высоко на полке слева – вообще-то я не сразу понял, чье именно это изображение. В дальнем конце комнаты я увидел рабочую скамеечку Виалы. Обернувшись, я еще раз внимательно посмотрел на бюст.

— Я не знал, что ты скульптор.

— Но это так.

Вскоре я обнаружил и другие примеры ее творчества.

— Знаешь, все очень и очень неплохо, — сказал я.

— Спасибо. Может быть, присядешь?

Я опустился в большое с высокими подлокотниками кресло, которое оказалось на удивление удобным. Сама она уселась на низенький диванчик справа от меня и поджала ноги.

— Может быть, хочешь поесть или выпить чего-нибудь?

— Нет, спасибо. Я ведь буквально на минутку. Дело в том, что Рэндом, Ганелон и я несколько сбились с пути, возвращаясь домой, а потом еще повстречались с Бенедиктом, что тоже отняло какое-то время. Но самое главное, именно в результате этой встречи Рэндом и Бенедикт были вынуждены предпринять еще одно небольшое путешествие.

— Как долго он будет отсутствовать?

— Может быть, всю ночь. Или чуть дольше. Если это сильно затянется, он, вероятно, свяжется с кем-нибудь по Козырю, и мы дадим тебе знать.

Бок у меня отчего-то разболелся, и я, прижав к нему руку, начал его тихонько массировать.

— Рэндом мне