Пока мы не встретимся вновь - Джудит Крэнц

— О да, я понимаю, — сказала Фредди.

Виноградники в Шампани спят всю зиму и просыпаются не раньше конца февраля, когда из старых ран, оставшихся от прошлогодней обрезки в марте, появляется белый сок. Для жителя Шампани виноградные слезы — сигнал к началу нового сезона. Чистый клейкий сок, струясь, пробуждает новые силы: появляются почки, голые виноградные лозы пускают ростки. К концу марта почки превращаются в крошечные виноградные кисти. От «слез» до созревания проходит шесть-семь месяцев. Все это время те, кто выращивает виноград — будь то крестьянин, владеющий несколькими акрами земли, или хозяин — обладатель знаменитых марок, такой, как Поль де Лансель, — живут в постоянной тревоге, поскольку всецело зависят от капризов погоды: холода могут погубить урожай.

В конце октября 1951 года Поль и Ева наконец вздохнули с облегчением. Все лето Поль неустанно следил за винодельческими работами, и Еву поглотили заботы о замке и гостях, постоянно к ним наезжающих.

Урожай уже собрали во всей Шампани. Десятитысячная армия сезонных сборщиков винограда, состоявшая в основном из рабочих с шахт и заводов, прибывших из разных районов Франции, а также цыган и наемных работников, наконец отбыла, утомленная напряженной страдой. Во время сбора урожая работники отдыхали в общих спальнях, построенных специально для них крупными хозяевами. Пять раз в день их обильно кормили; перед ними стояли кувшины с красным вином. Каждый вечер они пели и плясали, посещали многолюдные ярмарки. Все остальное время, до самого захода солнца, сильные и здоровые люди работали в неудобной позе, согнувшись, иногда стоя на коленях и даже лежа на земле, если срезали созревшие кисти, висевшие у самой земли. Они делали это с величайшей осторожностью, чтобы не повредить нежные ягоды и не вызвать тем самым преждевременную ферментацию.

— Я чувствую себя как школьница, которая сдала все экзамены и может ни о чем не беспокоиться целых пять месяцев, — сказала Ева Полю за завтраком. — Но что интересно… мне все еще кажется, что я должна составлять расписание на будущую неделю.

— Ты и выглядишь как школьница, только усталая. Что тебе действительно нужно, так это подольше поспать. Позволь это себе. — Поль взял ее руку и нежно поцеловал. Ему нравилось смотреть по утрам на жену, еще не подкрасившуюся и не уложившую волосы. Без краски лицо пятидесятилетней Евы казалось Полю почти молодым.

— Все эти месяцы я вставала так рано, что это стало привычкой. Теперь мне даже не нужен будильник. Но вот что, дорогой, у меня есть для нас один план. День Благодарения мы проведем с Фредди в Калифорнии, Рождество и Новый год встретим с Дельфиной и Арманом на Барбадосе, а когда вернемся в Париж, я закажу себе новый гардероб у Баленсиаги. Я уже забронировала великолепный и очень дорогой номер в «Рице». Будем ходить в театры, музеи, рестораны… я собираюсь потратить все, что мы заработали. Я буду очень счастлива!

— Знатоки шампанского утверждают, что лучше всего пить его утром, а еще лучше — перед завтраком с яйцом-пашот[16].

— Звучит как лекарство от похмелья, — передернула плечами Ева и налила себе еще чая.

— Это годится и от похмелья, если шампанское смешать поровну с крепким портером… или с третью апельсинового сока, третью коньяка и двумя каплями куантро или гранатового сока — так я слышал.

— Давай не будем об этом, — сказала Ева.

— Конечно. — Поль чувствовал себя совершенно счастливым, сидя рядом с женой и глядя в окно на виноградники Ланселей, простиравшиеся до самого горизонта.

— Правда, замечательно наконец-то оказаться одним в Вальмоне? — сказала Ева. — Вчера, когда от нас уезжал этот английский писатель, наш последний гость, я была готова его расцеловать. Я уже договорилась, что, пока мы будем в отъезде, комнаты для гостей перекрасят, кроме того, я уже подобрала ткань для штор и покрывал. Коврами займемся в будущем году.

— Хочешь вместе со мной прогуляться верхом? Такая прекрасная погода, — предложил Поль.

— Нет, я уже давно собиралась заняться розами.

— А кто-нибудь из садовников не справится?

— Справится и ребенок, но я предпочитаю делать это сама.

— Моя мать тоже всегда сама ухаживала за розами, — сказал Поль. — Она говорила, что когда своими руками удобряет землю и укладывает розовые кусты осенью, то никогда о них не беспокоится, поэтому не доверяла этого никому другому.

— И она была права — как всегда или почти как всегда. Сейчас надену свой рабочий халат. Долой Баленсиагу! Блаженство! — Ева поцеловала Поля в макушку, где его густые волосы еще не поседели. — Приятной тебе прогулки. Увидимся за завтраком, дорогой.

Через три с половиной часа, когда часть розового сада была покрыта слоем мульчи, Ева приводила в порядок ногти в ванной. Вдруг в дверь решительно постучала экономка.

— Мадам! Мадам! Скорее идите в конюшню!

— Люси, что случилось? — спросила Ева, поспешив вниз по лестнице.

— Не знаю, мадам. Мальчик с конюшни просил вас скорее прийти туда.

Ева бежала к конюшне. «Упал, — думала она, — упал… Даже у таких прекрасных наездников, как Поль, такое случается».

Напротив открытой двери лежал Поль. Вокруг него стояли пять-шесть человек и смотрели на Еву каким-то виноватым взглядом, словно не осмеливались пошевелиться до ее прихода.

— Вы позвонили доктору? — крикнула она, даже не спросив, что произошло.

Мужчины с шапками в руках стояли неподвижно. Никто из них не шелохнулся.

— Вы что, не понимаете? Быстро отправляйтесь в дом! Звоните!

Молчание.

— Поль! Поль! — Ева обняла голову мужа. — Эмиль, ради Бога! Как он упал?

— Месье Поль, мадам… мы… это… мы ехали, вдруг он остановился и сказал, что у него заболела голова. Это случилось, как только мы выехали из леса. Он показал на затылок. Его нога выскользнула из стремени, он ухватился за поводья, но не успел я помочь ему, он… он… соскользнул с лошади и упал на землю… так, как вы сидите сейчас, вот так. Я подложил ему под голову попону.

— О Господи, почему же вы перенесли его! Так же нельзя!

— Нет, мадам! Я ни за что не стал бы его трогать, если бы не знал… что он уже…

— Уже? Что уже! Вы спятили, Эмиль! Позовите доктора!

— Я позвал бы, мадам, позвал бы, но доктор не поможет… он ушел, мадам.

— Ушел?

— Да, моя бедная мадам. Он покинул нас.

В полном замешательстве, еще не осознав до конца того, что произошло, Ева приняла единственное решение: похороны Поля состоятся только тогда, когда все дети соберутся в Вальмоне. Приехав из Парижа через несколько часов, Дельфина сказала, что позвонит Фредди и Бруно. Ева была в шоке. Она молча, без слез бесцельно ходила по комнатам, иногда останавливаясь и подолгу глядя в окна так, словно видела все впервые, гладила резные рамы картин холодными пальцами, отсутствующим взглядом рассматривала рисунки на вышитых подушках. Казалось, Ева пытается найти объяснение тому, что произошло.