Пока мы не встретимся вновь - Джудит Крэнц

Теперь, когда с формальностями покончили, Бруно вышел из замка и направился в лес. Арман Садовски повез Тони Лонбриджа и его родителей в Реймс, откуда они должны были поездом отправиться в Париж. Джейн, оставшаяся на ночь, поднялась наверх вздремнуть.

— Ты уже думала… о том, что будешь делать теперь? — наконец осмелилась спросить Дельфина Еву. Она не могла оставить мать одну, пока та не определит своего будущего, но через неделю Дельфине предстояло начать сниматься в новом фильме Армана.

— Да, думала, — многозначительно ответила Ева.

Фредди и Дельфина удивленно переглянулись. До этого момента их мать, погруженная в горе, казалась отрешенной и отчужденной от всего происходящего. Ева не утратила самообладания и не плакала, как этого опасались дочери. Но, избегая их общества, она почти все время проводила одна в своем розовом саду, заканчивая работу, начатую перед смертью Поля.

— Я хочу осуществить план, который мы с отцом составили на зиму, — спокойно ответила она. — Если бы умерла я, мне хотелось бы, чтобы Поль поступил так же. Я полечу с тобой, Фредди, потом присоединюсь к Дельфине и Арману на Барбадосе. После рождественских каникул вернусь в Париж и сделаю там все, как мы планировали: закажу в «Рице» номер поменьше. Ранней весной вернусь сюда, где я нужна. Пока виноградники спят, я могу путешествовать, но когда они проснутся — мне надо быть дома.

— Но… сможешь ли ты вести дело… одна? — спросила Дельфина.

— Я буду не одна, дорогая. Почти все, кого мы нашли здесь, приехав после войны, остались и работают. Правда, некоторые из тех, кого угнали в Германию, не вернулись, кого-то, например, троих братьев Мартэн, управляющих винным погребом, замучили в гестапо, но их заменили другие члены этой семьи. Все эти люди соберут новый урожай и приготовят новое вино. Мне же останется нанять управляющего и еще кого-то, кто сможет руководить «Домом Ланселей», как это делал ваш отец. Я найду лучшего специалиста в Шампани, даже если придется переманить его из конкурирующей фирмы. Не забывайте, я кое-чему научилась в этом бизнесе за последние шесть лет: это был жестокий урок и для меня, и для вашего отца. Если бы наш «Дом» или любая Великая Марка всецело зависели от определенных людей, думаете, долго они просуществовали бы? Шампань воспитывает мужественных вдов, Дельфина.

— Мама, как ты можешь так говорить!

— Это — правда. Почитай историю виноделия и все поймешь. Это научит тебя трезво смотреть на вещи. Надеюсь, что будущим летом вы навестите меня вместе с детьми — в конце концов, Вальмон теперь принадлежит вам, а не мне. — Хотя в голосе Евы и слышались слезы, он был сильным и решительным.

Голые виноградники в окрестностях Вальмона весной снова будут плодоносить, как это происходило веками, из года в год. Этот стихийный и неизменный процесс позволял смело заглянуть в будущее и представить его без Поля. Без виноградников Ева пропадет, она никогда не расстанется с ним.

— Что до меня, — сказала Фредди, — я не претендую на Вальмон и не представляю себя его хозяйкой.

— Это так. У тебя есть Энни. Когда завтра нотариус зачитает завещание, сюрпризов быть не должно. Одна треть отойдет мне, остальные две трети по закону разделят между тобой, Фредди, Дельфиной и… Бруно. После моей смерти «Дом Ланселей» будет принадлежать вам троим, а потом вашим детям. Если никто из вас не захочет заниматься этим бизнесом и вести дело, помните: его всегда можно продать. В Шампани нет недостатка в покупателях.

— Какие ужасные вещи ты говоришь, мама, — запротестовала Дельфина.

— Нет ничего ужасного в разговоре о смерти, дорогая. Это неприятно, потому что заставляет тебя осознать, что ты не будешь жить вечно, но когда речь идет о земле — это в порядке вещей. В любом случае, шампанское Ланселей будет всегда — кому бы ни принадлежала земля. Пока здесь выращивается виноград, это имя бессмертно.

Ева нежно улыбнулась дочерям. Много часов провела она в розовом саду, чтобы обрести силы продолжать жизнь без Поля. Однако Ева понимала, что никакие планы не облегчат ей боль утраты. Это плата за огромную любовь.

Бруно сел на поваленное дерево на лесной поляне, освещенной косыми лучами солнца. Он испытывал совершенно новое ощущение: в его жизни наступил момент, когда он мог сказать себе: «Все идет как нельзя лучше». Предстояли хорошие события, и он видел их так же ясно, как этот лес, и это приводило его в восторг. Но не стоит спешить, стараться приблизить земные радости, которые осуществятся благодаря смерти отца. Сейчас достаточно думать о Мари де Ларошфуко. Менее трех недель назад, на своем дне рождения, она призналась, что говорила о нем со своими друзьями. Она дала понять, что любит его. Такая девушка, как Мари, не могла сказать большего.

После этого вечера Бруно часто встречался с ней. Теперь он знал ее истинные чувства и понимал, что, хотя Мари по-прежнему вела себя аристократически сдержанно, в своей обычной несколько старомодной манере, она с трепетом ждала ответа на свое чувство. Ей удавалось скрывать нетерпение и держаться так, словно она еще не выдала себя, оставляя Бруно в беспокойстве и неуверенности, как это было с момента их первой встречи.

Теперь стоит ему только попросить, и Мари де Ларошфуко будет принадлежать ему! Охваченный радостью, Бруно вытянул ноги. Как только Мари почувствовала, что может потерять его, он начал воспитывать в ней послушание, как когда-то обещал себе. Он поддразнивал ее, заставлял ждать, надеяться, шаг за шагом сокрушал ее обычную уверенность в себе. Бруно сознательно очаровывал ее, чтобы она влюбилась в него еще сильнее. На прошлой неделе глаза Мари уже выдавали ее чувства. Когда ей казалось, что Бруно не обращает на нее внимания, ясные серые глаза смотрели на него с тоской. Заметив это, Бруно становился отчужденным и холодно-любезным на полчаса, но этого времени оказывалось достаточно, чтобы смутить и взволновать ее. Тогда она спрашивала, что случилось. Перед тем как пришла весть о смерти Поля де Ланселя, Мари была уже во власти Бруно. Если бы захотел, он мог бы довести ее до отчаяния, и это заставляло его торжествовать. Но, осознав свою власть над ней, он потерял охоту ее проверять.

Если ничто не помешает его возвращению во Францию, то сразу же по приезде в Нью-Йорк он объявит об их помолвке, решил Бруно. В Париж они полетят уже вместе, пробудут там несколько недель, и он познакомится с родственниками Мари. Ее мать начнет приготовления к пышной свадьбе, на которую соберутся представители двух знатных и благородных родов, к которым они принадлежат. Бруно надеялся, что свадебная церемония состоится весной, довольно скоро, и в назначенный срок Мари станет несравненной виконтессой Бруно де Сен-Фрейкур де Лансель. Она будет жить, чтобы радовать его и продолжить его род.