Я не Поттер! - Марина Броницкая

Помолчав немного, он тихо спросил:

— Но защищаешь?

— Да, и всегда буду, — я взял салфетку, руки вытереть, и поднялся, чтобы уйти. – Драко, впереди вся жизнь, пожалуйста, иди по ней… сам!

— Пошел к черту, Гарри.

— Договорились, — небрежно ответил я, бросая салфетку на стол и прощаясь навсегда. — Туда и пойду…

Вот так вот, между каким‑то напитком и какой‑то едой, я лишился друга и воплотил в жизнь свой самый страшный кошмар. На какое‑то мгновение все же почудилось, что с моих плеч оковы сняли, однако переступив порог и по привычке оглянувшись на неподвижного Малфоя, но не увидев знакомых серых глаз, я осознал – оковы надели мне на сердце. Да, мы были дороги друг другу, так сложились обстоятельства, но если когда‑то что‑то началось, когда‑нибудь это что‑то обязательно закончится.

Но как бы я не успокаивал сам себя подобными мыслями, обычными для всех обычных людей, уже через пять минут я узнал о себе что‑то новое и испугался до жути. Ведь доковыляв до постели и упав лицом в подушку, я зарыдал с такой силой, что вошедший в комнату Виктор быстро вышел из неё на цыпочках и тихо прикрыл дверь!

Наконец‑то мои пальцы согрелись — ими я вытирал горячие слезы, самые первые мои слезы за все пятнадцать лет жизни. Они текли по холодным щекам, словно сами по себе, не обращая на мои желания ровно никакого внимания. Ни грусти, ни тоски, лишь немного сожаления и много, очень много соленой воды…

* * *

Наконец золотые тарелки засияли первозданной чистотой. Зал шумел, гудел и смолк не сразу – Минерва не спешила подниматься с места. Сидящие по обе стороны от неё профессор Каркаров и мадам Максим замерли в напряженном ожидании. Людо Бэгмен, как всегда, сиял, подмигивая то тому, то другому в зале. У Крауча, что естественно, вид был безучастный, почти скучающий.

Наконец женщина решила перейти к делу и подошла к трибуне.

— Кубок огня вот–вот примет решение, – начала она. – Думаю, ему требуется еще минута. Когда имена чемпионов станут известны, попрошу их подойти к столу и проследовать в комнату, примыкающую к залу. – Директор указала на дверь позади профессорского стола. – Там они получат инструкции к первому туру состязаний.

Отец вынул волшебную палочку и широко ею взмахнул. Тотчас все свечи в зале, кроме тех, что горели в тыквах, погасли. Зал погрузился в полутьму. Кубок огня засиял ярче, искрящиеся синеватые языки пламени ослепительно били по глазам. Но взгляды всех все равно прикованы к Кубку, кое‑кто поглядывает на часы.

— А почему тыквы? Сегодня праздник? – спросил я громко и на меня зашипели. – Молчу, молчу…

Была у меня мысль взять и выиграть кубок, разочек появилось даже такое желание, но взглянув на свою осунувшуюся физиономию в зеркало, и узрев в ней обтянутый тонкой кожей череп с тусклыми зелеными глазами, мысль я прогнал, как неумную. На данный момент для меня даже дойти до места проведения состязания, если оно за пределами моей спальни, и не грохнуться в обморок – подвиг.

— «Чемпион Дурмстранга – Виктор Крам».

Зал содрогнулся от грохота аплодисментов и восторженных криков.

Рон кричал громче всех и пихал меня локтем в бок, отчего я морщился и кряхтел, ведь любое прикосновение к моей коже смахивало на прикосновение раскаленным железом.

— Так и должно быть! – вопил он.

За столом Грифиндора кричали не так сильно. Симус явно растрезвонил, как был унижен болгаром и какое дурное влияние я оказал на великого Крама, а то, что в день своего прибытия парень сам выбрал слизеринцев, не догадываясь, что это так важно – где сидеть, и вовсе снизило его популярность среди краснознаменных.

Виктор поднялся с места и, ссутулив плечи, вразвалку двинулся к Минерве.

— Виктор! – выкрикнул я. – Поздравляю!

— Спасибо, Гарри.

По пути к профессорскому столу он хлопнул меня по спине, чуть не сломав её, пожал руку Драко, принял все положенные поздравления от своих ребят, счастливого Каркарова, бросил взгляд на Гермиону и скрылся в соседней комнате.

— «Чемпион Шармбатона – Флер Делакур!»

Девушка, похожая на вейлу, легко поднялась, откинула назад волну белокурых волос и прошла между столов Грифиндора и Пуффендуя. Дождавшись, когда она скроется в той же комнате, что и Виктор, зал стих и в воздухе повисло напряжение. Затем все повторилось. Огонь покраснел, посыпались искры и из кубка вылетел третий кусок пергамента, обещающий Хогвартсу имя нового чемпиона.

МакГонагал поймала бумажку, долго в неё вчитывалась, разок беспомощно оглянулась на моего родителя, в свою очередь таращившегося на неё, и когда уже доброй половине присутствующих показалось, что директор разучилась читать, женщина дребезжащим голосом объявила:

— Гарольд Северус Снейп…

В ту же секунду я лихорадочно принялся вспоминать номер правила, оправдываясь которым Дамблдор забросил меня в Грифиндор. Может, здесь оно как раз… подойдет?!

— Ему еще нет семнадцати!

— Опять Снейп…

— И почему я не удивлен?

— Слизеринец?! Это нашествие!

— Твою мать… – бормотал, кажется, Фред. – Твою ж мать…

В этот раз я готов был расцеловать каждого возмущенного и подписаться под каждой репликой.

Кто‑то слева, кажется Рон и кто‑то справа, кажется Тео, попытались спихнуть меня со скамьи, в надежде, что я возьму и пойду, ногами. Они надеялись зря! Вцепившись в мантии мальчишек, я просто свалился на пол, и чтобы не допустить позора, они живо подхватили меня под руки и выволокли в центр зала, поставили, убедились, что я пока стою и смылись.

Почти все слизеринцы хорошо понимали, что тяги к самоубийству во мне нет, что я серьезно болен, что я совсем не придурок и своего имени в кубок не кидал. Да я к нему и близко не подходил!

Звенящая тишина наступила сразу же, как стихли возмущенные крики. Отец уже не сидел, он встал и отошел к стене за стулом, будто боялся упасть и хотел подстраховаться с её помощью. Минерва поприветствовала меня вымученной и неискренней улыбкой, Малфой отвернулся, Элис окаменела, а Крауч и Бэгмен о чем‑то взволнованно перешептывались. Моуди смотрел не на меня, а всматривался в лица учащихся своим всевидящим стеклянным глазом и нервно постукивал посохом по полу. Он уже знал – пришел его час защитить мою жизнь.

Мне было страшно, но я стоял, молчал и ухмылялся. На мою защиту встал только один человек, только один… посмел.

Зычный голос Виктора Крама пронесся по залу и заставил уважать болгара даже тех, кто его терпеть не мог.

— Он не мог бросить свое имя в кубок. Это сделал кто‑то другой!

Минерва обернулась и уставилась на смелого гостя в красной мантии, словно в первый раз видела. Парень вышел из комнаты, дождался одобрительного кивка своего директора, и сказал то, что было очевиднее самой очевидности.