Вельяминовы. Начало пути. Книга 1 - Нелли Шульман

Она потянулась и обняла его, прижавшись к нему всем телом. «Хочу еще детей, много», — сказала Изабелла, улыбнувшись. «Как окажемся дома, буду каждый год тебе рожать».

«Уже скоро», — Воронцов помедлил и вдруг добавил: «У меня ведь никогда не было дома, Изабелла».

— Теперь мы — твой дом, — просто ответила она и шепнула: «Как же я скучала, Пьетро!»

— Я больше никогда не покину тебя, — сказал Петя. «Никогда, любимая».

Девочка стояла, схватившись за деревянную, грубую лавку, переступая босыми, пухлыми ножками по земляному полу.

Курица зашла со двора, поклевала что-то рядом с ребенком, и дитя рассмеялось. Она была вся свежая, белокожая, румяная. Каштановые, с рыжими прядями, волосы чуть вились, темно-синие, будто море, глаза оглядывали незнакомца.

Петя, не видя ничего вокруг, опустился на колени и протянул руку дочери. Та посмотрела на него серьезно, из-под загнутых, длинных ресниц, и взяла его за палец. Ручки у нее были теплые, ровно солнце, и Воронцов почувствовал, как отступает боль, что наполняла его весь этот год.

— Папа, — сказала девочка и придвинулась к нему — ближе.

Воронцов привлек ее к себе и поцеловал — в пахнущую молоком и сеном щеку. «Сага», — прошептал он. «Сarissima».

Он подхватил Изабеллу на руки, а та обняла его за шею, положив голову на плечо. Он еще раз поцеловал свою дочь и сказал: «Поедем домой».

Когда они уже спустились в долину, где ждала карета, Джованни сказал:

— Я, кстати, еду с тобой. Меня отпустили, ненадолго. Все же путь дальний, а ты один с дочкой на руках.

Петя, укладывавший Элизабет, распрямился и взглянул прямо в лицо другу:

— Что ты ему за это посулил?

— Душу моего перворожденного ребенка, — хмыкнул Джованни и улыбнулся:

— Он мне еще в прошлом году отпуск обещал, а сейчас я ему сказал: «В конце концов, человек я или не человек? Имею я право хоть иногда помолиться в своей церкви? Или тогда переводи меня на работу куда-нибудь в Германию и дай жить спокойно».

— Хотел бы я слышать, что он тебе ответил, — присвистнул Петя.

— Уж прости, не буду тебе повторять всю его ругань, — расхохотался итальянец, и махнул рукой вознице: «Трогай!»

Пролог

Лондон, май 1577 года

Он ждал ее так, как не ждал еще никого в жизни. Она была женой брата его друга, и, значит, совершенно невозможно было даже думать о ней.

— О, сказал Пьетро, чуть привстав в стременах, — вон и Мария у ворот. Жена брата моего старшего, — пояснил он, повернувшись к Джованни. «Он сам только в конце месяца должен в Плимут прийти, побудет там недолго, и опять в море — до осени».

— И так всегда? — удивился ди Амальфи. «Когда вы видитесь-то?».

— Переписываемся — хмыкнул Петя. «У него сейчас новый корабль будут на верфи закладывать, посмотрит за этим — и снова поднимет якоря».

Джованни вдохнул запах цветущего луга вокруг, и, обернувшись, посмотрел на сверкающую полосу реки.

— Славно тут, — внезапно сказал он. «Почти как в Италии».

— Да, — Пьетро усмехнулся, — мы дом еще лет пять назад купили, по дешевке, он совсем простой, но выходит прямо на воду. И еще ручей есть, по усадьбе течет. Мальчишкам хорошо тут, да и ей тоже будет», — он поцеловал спокойно спящую дочь.

— А когда женишься? — Джованни даже зевнул — так уютно было в теплом солнце.

— Думаю, — они кивнул на женщину вдалеке, — жены наши поладят. С Марией сложно не ужиться — она тихая, спокойная, только о детях и хозяйстве думает.

Женщина стояла на пороге усадьбы, в совсем простом платье, ее косы были прикрыты чепцом, и она, сразу, даже не обращая на них внимания, взяла на руки спящую Элизабет.

— Господи, Питер, какая милая, — Мария поцеловала девочку в щеку и шепнула: «Ну, все, моя хорошая, ты теперь дома!».

Та открыла глазки, зевнула и прижавшись к груди женщины, сказала: «Дома».

Взрослые рассмеялись, и Пьетро сказал: «Это мой друг Джованни».

Мария присела и, когда она подняла взгляд, ди Амальфи едва не пошатнулся — под длинными ресницами таились черные, как римская ночь, глаза. Она вся была маленькая, ладная, с легкой, летящей походкой, и, когда она шла впереди них, неся на руках дитя, он вдруг увидел, как покачиваются ее широкие бедра.

Джованни подумал, что она похожа на ту Венеру работы синьора Тициана Вечелли, что поднималась из моря, выжимая волосы — только у этой они были не рыжие, а темные, словно крыло ворона. И белая, как самый драгоценный мрамор, кожа на нежной, чуть приоткрытой скромным воротником шее.

За обедом он старался не смотреть в ее сторону — понимая, что все усилия его — тщетны.

Она вдруг покраснела — жарко и тихо сказала: «Вам, наверное, сложно было везти ребенка, хлопот с ней много было».

— Она очень хорошая девочка, спокойная, — улыбнулся Джованни. «В Париже у Пьетро были дела, а мы с Изабеллой сходили посмотреть уличный театр — ей очень понравилось. Да и на корабле тоже — она же никогда еще не видела моря».

— Скучаете по своим детям? — женщина, наконец, взглянула на него, и Джованни почувствовал, что и сам краснеет.

— Я не женат, — коротко сказал ди Амальфи.

Петя зашел к мальчикам и сказал: «Ну, пошли знакомиться».

Лиза сидела на полу своей детской, и, восхищенно что-то лепеча, рассматривала деревянных кукол, которых отец купил ей в Париже. Она и сама была похожа на куклу — в темно-синем, под цвет глаз, бархатном платьице и белых чулочках.

— Девочка, — разочарованно протянул Ник. «Она и говорить-то не умеет, маленькая».

Лиза недоверчиво посмотрела на кузенов, и вдруг, улыбнувшись, сказала: «Ciao”.

— Вот видишь, — толкнул брата Майкл, — «говорит!»

Петя, улыбаясь, поднял дочку на руки. Она, как всегда, прижалась к нему, и Воронцов сказал: «Пойдем в сад, Лиза? Только сначала переоденемся, ладно?».

— Ты бери мальчиков, Петя, — Маша стояла на пороге детской, «а мы с Лизой сейчас спустимся».

Взрослые сидели на террасе, смотря за тем, как играют братья с сестрой. Лиза, смеясь, сидела на траве, пытаясь поймать мяч, которым перекидывались близнецы.

— Здесь ей будет хорошо, — улыбаясь, сказал Джованни. «Только вам, Мария, наверное, и так хлопот достает, а тут еще третий ребенок».

— Ну что вы, — она склонилась над вышиванием, не смотря на него, «мне только в радость.

Дочки у меня нет, так хоть племянница будет. К мальчикам мы уже осенью будем учителей приглашать, как шесть лет им исполнится, а я пока с маленькой буду занята».

— У вас здесь много книг? — спросил ди Амальфи. «Для мальчиков?»

— Очень, — она улыбнулась. «Что-то из лондонского дома нашего привезли, да и еще покупаем — нам же нельзя в театр ходить, или музыку слушать — вот только книги и остаются.

— А можно посмотреть? — Джованни взглянул на нее. «На книги».

— Ну конечно, — она поднялась, отложив вышивание, и он тут же встал. Маша подумала, что он даже выше Степана.

— Я присмотрю за детьми, — крикнул им Петя с лужайки. Он лежал в траве, закинув руки за голову, а Лиза ползала по нему, заливаясь от смеха. «Вот сейчас съем!» — грозно сказал Воронцов, чуть приподнимаясь, и дочь расхохоталась еще сильнее.

— Ну конечно, — пробормотал Петр, «ты же у меня папина дочка, ничего не боишься».

Лиза посмотрела на него синими, светящимися глазами, и он вдруг сильно прижал ее к себе — боль в сердце на мгновение заполнила все вокруг. «Господи, — подумал Петя, «двоих любимых ты у меня забрал уже, так хоть эту мне оставь, в милости своей».

— И не кидайтесь тут мячом над моей головой, — сварливо сказал он близнецам, «а то как встану, и вашим воспитанием займусь, совсем разбаловались».

— Дядя Питер, а на лодке покатаете нас? — умоляюще протянули племянники.

— Ну что с вами делать, — Петя зевнул, «берите Элизабет, и пошли».

— У вас очень хорошие книги, — сказал Джованни, когда они сидели в прохладной библиотеке.

«Вы на латыни читаете?»

— Да, и по-французски тоже, — женщина отчего-то вздохнула. «Сейчас много на английский уже стали переводить, конечно, но мальчики, как мне кажется, пусть латынь учат — пригодится.

Хотя, наверное, они тоже моряками станут, как мой муж».

Ди Амальфи слышал про Куэрво, но никогда с ним не сталкивался — он работал только в Новом Свете, а Джованни там даже никогда не был.

— Я тоже знаю латынь, — улыбнулся он. «У меня было хорошее католическое образование».

— Вы католик? — глаза женщины расширились и ди Амальфи не выдержал — рассмеялся.

— Синьора Мария, — сказал он лениво, — я поставщик его святейшества папы Григория. У меня в друзьях половина римской курии. Я обедаю с кардиналом-камерленгом. Конечно, я католик», — в его темных глазах метались шаловливые искры.

Женщина вдруг усмехнулась, и Джованни подумал, что не целовать эти губы — преступление.