Французская карта - Алла Бегунова

Женщины продолжали оживленно разговаривать по-татарски. Бывший каймакам, наскучив их беседой, решил перейти к обсуждению более существенных тем и сказал Анастасии фразу на французском языке:

– Je pense, il n’y a rien d’interessant pour vous dans les tapises.

– Non, – не согласилась она. – C’est interessant pour moi aussi.

– Mais que encore?

– La vie du Crimée. La vie de famille, publique, politique[4]…

Рабие посмотрела на брата вопросительно. Он велел ей приготовить кофе. Это можно было сделать прямо в комнате, на огне, горящем в мангале. Молодая татарка всегда варила кофе по собственному рецепту, очень вкусно. Тем временем Абдулла-бей и Анастасия продолжали общение по-французски. Флоре приходилось говорить медленно и слушать очень внимательно. Татарский вельможа изучал иностранный язык в медресе в Стамбуле. Там он привык к какому-то особенному произношению, когда пропадали почти все глухие согласные, а гласные делались гораздо длиннее.

Курская дворянка начала издалека.

Великая царица, сказала она, сдержала свои обещания перед крымско-татарским народом. Жители полуострова свободны, беи и мурзы имеют права и привилегии российского дворянства, мечети и текие (монастыри. – А. Б.) с дервишами продолжают деятельность, законы шариата применяются без ограничений. Бесспорно, некоторые изменения есть. Например, во всех приморских и крупных городах теперь стоят не турецкие гарнизоны, а русские. Никому не рубят головы на площадях, не сажают на кол, не отсекают руки за воровство, не побивают камням и за супружескую измену, как это водилось при османском владычестве. Государыня, чье человеколюбие известно миру, отменила подобные обычаи. Они претят ее доброму сердцу.

– Очень жаль, – сказал с тонкой улыбкой Абдулла-бей. – Веками наш народ видел суровость власти и боялся жестоких наказаний. Только они удерживают чернь от подлых поступков.

– Хотелось бы увести мусульман от такого мрачного средневековья.

– Зачем же? Оно им нравится. Это – их мир, их представления о справедливости, о добре и зле, о чести и достоинстве. Тут слова не имеют значения, только – удары плетью…

Рабие подала им маленькие чашечки, наполненные горячим темно-коричневым напитком. Сахар класть не требовалось. Готовя, молодая татарка расплавляла его на дне джезвы вместе с молотым кофе, медленно доводила до кипения и тотчас снимала с огня. Анастасия пригубила чашку.

– Пожалуй, вы в чем-то правы, достопочтенный Абдулла-бей, – сказала она. – Но мы, русские, следуя правилам просвещенного XVIII столетия, желаем сделать удары плетью строго избирательными. Их должны получать лишь самые заклятые наши враги и за самые отвратительные поступки.

– Список у вас есть? – спросил бывший каймакам.

– Какой список? – удивилась Флора.

– Этих самых отвратительных поступков.

Аржанова понимала, что беседа, протекающая в комнате с роскошными персидскими коврами, достаточно серьезна и важна для нее. Но все-таки она рассмеялась. За семь месяцев пребывания в России она успела отвыкнуть от сугубо конкретного мышления своих татарских знакомых. Они могут очень витиевато изъясняться, начиная обсуждение темы. Однако, когда главные пункты будущего соглашения определены, с ними надо говорить точно, ясно, просто.

Абдулла-бей сразу назвал ей имя Муртаза-эфенди, имама, настоятеля знаменитой соборной мечети Джума-Джами, возведенной в Гезлеве турками в конце XVI века. Прежде она играла значительную роль в жизни государства. Все крымские ханы, получив фирман на правление от султана, на кораблях прибывали из Стамбула в Гезлеве и впервые предъявляли его подданным именно в Джума-Джами, затем молились там вместе с ними. В соборной мечети также находился особый манускрипт, где ханы прилюдно расписывались, удостоверяя верность своему сюзерену – правителю Османской империи.

Муртаза-эфенди, первый среди имамов Крымского ханства и всем известный, во время мятежа повел себя по-предательски. Абдуллу-бея он уверял в приверженности к законной власти Шахин-Гирея. Когда же город захватил отряд наемников-чеченцев, присланных выступившим против хана его старшим братом Бахадыр-Гиреем, то имам сразу перешел на их сторону. Он сообщил бунтовщикам о якобы зарытых в городской усадьбе каймакама сокровищах рода Ширин. Абдулла-бей, в спешке покидая Гезлеве, и впрямь зарыл в саду три сундука, но не с золотыми монетами, как то померещилось священнослужителю, а с посудой, правда, серебряной и медной.

Теперь у Муртаза-эфенди, благополучно пережившего присоединение Крыма к России, объявилось огромное количество родственников в Стамбуле. Они слишком часто навещали его, слишком долго вели какие-то беседы с некоторыми прихожанами соборной мечети. Интересно, что обсуждают под величественными куполами Джума-Джами турки и татары? Неужели одно толкование священной книги всех мусульман – Корана?..

Установить наблюдение за Муртаза-эфенди и его гостями с берегов Босфора не составляло труда. Рабие, часто навещавшая русскую подругу в Симферополе, привозила ей письма от брата, в которых не понимала ни слова ни по-французски, ни по-татарски, ибо была неграмотна. Обучение плетению килимов шло успешно, сбор информации о подпольной террористической группе – тоже. Однако Аржанова выжидала. Сейчас требовалась эффектная акция, получившая бы резонанс в обществе Таврической губернии и давшая бы в руки русской разведки не только самих заговорщиков, но и вещественные доказательства их преступной деятельности.

Такой день настал.

В Симферополь прискакал на взмыленной лошади гонец от Абдуллы-бея. Донесение, доставленное им, было кратким: в Гезлеве-Евпаторию прибыло турецкое торговое судно, ящики, сгруженные с него ночью, перенесены в мечеть, в доме Муртаза-эфенди находятся никому незнакомые люди. Значит, надо действовать немедленно. Но Анастасия еле-еле ходит, врач говорит о скорых родах.

– Поезжай, милый, – курская дворянка, лежа на диване, протянула донесение князю Мещерскому.

– Ну, если ты доверяешь… – на всякий случай произнес он, бросив взгляд на кривые строчки, начертанные по-французски.

– Только возьми их живыми. Найди надежных свидетелей для открытого процесса в Симферополе.

– Постараюсь.

– Да все получится. Сержант Чернозуб и унтер-офицер Ермилов помогут тебе.

– Во имя нашего будущего ребенка, – Михаил положил руку на живот супруги, теперь округло выступающий под просторным платьем. Девятимесячный плод, обитавший там, живой и энергичный, отозвался на прикосновение толчком ноги. Анастасия сперва поморщилась от боли, но потом улыбнулась: