Маленький горбун - София Сегюр

На следующий день Христина проснулась поздно, и в первую минуту с изумлением рассматривала чужую комнату. Потом она, конечно, вспомнила все, что случилось накануне, и ее сердечко радостно забилось при мысли, что она сейчас снова увидит Франсуа и де Нансе.

Как только Изабелла одела ее и она прочитала утренние молитвы, в комнату вошел Франсуа. Христина подбежала к другу и бросилась ему на шею.

– О, Франсуа, – сказала она, – оставь меня здесь навсегда! Мне так хорошо у вас. Мое сердечко совсем спокойно, точно спит…

– Я был бы доволен, если бы ты навсегда осталась у нас, но твои папа и мама не захотят отдать тебя нам, – заметил мальчик.

– Почему? Они так заняты… Ведь вчера они забыли меня в этом сгоревшем доме.

– Это случилось потому, – ответил Франсуа, – что все были испуганы и поражены пожаром, но они, конечно, пришлют за тобой сейчас же. А пока пойдем со мной, утро я всегда провожу с папой. Я уже сказал ему, что ты придешь пить шоколад с нами. Хочешь?

– Конечно, конечно, мой голубчик Франсуа. Как хорошо, что ты это придумал.

Изабелла с нежностью смотрела на двоих друзей. Франсуа подбежал к няне, поцеловал ее, взял Христину за руку, и дети бегом направились к де Нансе, который в ожидании сына сидел и писал.

– Здравствуй, мой милый, добрый папочка, – сказал Франсуа, обвивая руками его шею.

В ту же минуту кто-то поцеловал де Нансе в другую щеку, и две маленькие ручки обняли его с другой стороны. Он обернулся и увидел Христину.

– Пожалуйста, – сказала она, – позвольте мне навсегда остаться с вами и Франсуа. Мне было бы так хорошо у вас! Я любила бы вас так сильно… так же сильно, как Франсуа. – И ее ручки еще крепче сжали его.

– Мое милое дитя, – сказал де Нансе, – я был бы счастлив, если бы ты жила у нас, но этого нельзя сделать. У тебя есть отец и мать.

Маленькие ручки Христины бессильно упали, ее личико затуманилось.

Де Нансе ласково улыбнулся девочке и нежно поцеловал ее:

– Наш завтрак готов, и всем нам хочется есть. Пойдемте!

Он дал Христине и Франсуа по чашке шоколада, а сам выпил чаю. Дети все время весело разговаривали, их рассуждения забавляли де Нансе, а нежная дружба трогала его. Глядя на девочку, он сожалел, что не может навсегда оставить ее у себя. Франсуа был бы так счастлив от этого. Однако и себе он повторил то же, что сказал ей: «Это невозможно».

Де Нансе позволил детям немного поиграть в саду, потом сказал Христине:

– Я думаю, Христиночка, нужно велеть запрячь коляску и отвезти тебя домой. Твои родители, наверное, беспокоятся о тебе.

– Как! Уже? – в один голос воскликнули дети.

– Да, дети, «уже», но вы скоро увидитесь и будете часто встречаться. Пусть Изабелла водит тебя гулять в нашу сторону, мы же с Франсуа станем выбирать прогулки по дороге к Орму. А потом, разве мы не можем приходить в Орм? Разве ты не можешь навещать твою тетушку графиню де Семиан в то время, когда и мы будем приезжать к ней?

Де Нансе велел заложить лошадей и, когда коляску подали, поместился в ней вместе с Франсуа, Христиной и Изабеллой, через четверть часа все четверо уже были в имении Орм. Дезорм и его жена сидели в гостиной. Увидев входящих, Каролина весело улыбнулась и приветливо сказала, обращаясь к де Нансе:

– Как вы любезны, сосед, и как мило с вашей стороны, что вы сами привезли Христину. Я так и знала, что кто-нибудь доставит ее домой.

– Почему это наш сосед де Нансе привез Христину? Откуда вы приехали с ней? – спросил Дезорм.

– Я приехал от себя.

– Ах, да, Жорж, – заметила Каролина, – обращаясь к мужу, я и забыла тебе сказать, что вчера вечером я оставила Христину на пожаре, так как думала, что ты ее увез. Неудивительно, что я потеряла голову, это был такой ужасный пожар! Но сегодня утром, узнав, что Христины еще нет дома, я решила, что или наш сосед де Нансе или твоя сестра де Семиан взяли ее к себе и привезут к нам.

– Однако, Каролина, ты злоупотребляешь любезностью нашего соседа де Нансе, – попенял ей муж.

– Нисколько, – отмахнулась Каролина, – я вполне уверена, что де Нансе был счастлив оказать мне услугу.

– Эту услугу – да, – ответил де Нансе. – Говорю это вполне искренне и чистосердечно.

– Вот видишь, видишь? – с торжеством воскликнула Каролина. – Ты всегда воображаешь, будто все думают по-твоему… Я вполне уверена, что, если бы мне нужно было отправиться в долгое путешествие и если бы я попросила де Нансе взять на время моего отсутствия Христину к себе, наш сосед с удовольствием сделал бы это.

– Не только с удовольствием, – ответил де Нансе, – а с восторгом. Я был бы счастлив, если бы Христина поселилась у меня в доме.

– Ах, как вы любезны! – заметила Каролина.

– Ах, Каролина, зачем ты делаешь невозможные предположения? – упрекнул жену Дезорм. – Не угодно ли вам позавтракать с нами? – спросил он, обращаясь к де Нансе.

– Благодарю вас, – ответил тот, – но не могу остаться, у меня в доме наши бедные погоревшие соседи, и я еще не видел их сегодня.

Де Нансе посидел немного в гостиной Каролины, потом уехал вместе с Франсуа. Христина осталась с Изабеллой.

Глава XV. Печальные последствия пожара

Некоторое время все шло спокойно, и ни в одном из соседних имений не случалось ничего необыкновенного. Христина почти каждый день виделась с Франсуа, Габриелью и Бернаром – то она бывала у них, то они приезжали в Орм. Франсуа привязывался к Христине все больше и больше, и благодаря тому, что Изабелла старалась как можно чаще видеться со своим прежним воспитанником, дети встречались и во время прогулок, и в имении графа и графини де Семиан. Чтобы повеселить сына, де Нансе теперь постоянно устраивал детские завтраки и маленькие обеды. Это были самые лучшие дни для Христины и Франсуа.

Паоло продолжал давать уроки обоим детям, и его ученики делали замечательные успехи. Каролина Дезорм сначала хотела, чтобы итальянец занимался с Христиной бесплатно, но Жорж Дезорм, который боялся показаться смешным еще больше, чем не угодить жене, стал платить ему, чем прекратил злые толки. Все соседи, за исключением де Нансе и Семиан, давно уже стали подсмеиваться над Каролиной, главное же – над тем, что она думала только о себе и своих удовольствиях, как молоденькая девушка, и не хотела тратить на дочь ни сантима[16].

Итак, для Христины и Франсуа шла спокойная жизнь. Были счастливы также де Нансе, который жил только радостями сына, и Изабелла, очень полюбившая Христину за ее нежность к Франсуа и за те хорошие стороны характера, которые удалось развить в ней де Нансе. Де Нансе любил маленькую Дезорм как отец и старался воспитывать ее, потому что родители совсем не думали о девочке. Он давал ей добрые и ласковые советы, и она всегда с благодарностью принимала их и старалась следовать им.

Каролина то и дело забывала, что у нее есть дочь. Легкомысленной женщине казалось, будто она очень любит Христину, но мысли о нарядах и удовольствиях так поглощали ее, что она забывала о девочке. Слабый и равнодушный Дезорм временами чувствовал приливы нежности к Христине, но скоро успокаивался, говоря себе, что за ней смотрит разумная и добрая Изабелла, переставал заниматься воспитанием дочери и только старался как можно приятнее провести время.

Таким образом, Дезормы предоставили Изабелле воспитывать Христину как ей вздумается. Благодаря этому умная няня с помощью де Нансе воспитала в ней чувство благочестия и любви к Богу и людям. Она также водила ее к священнику вместе с Франсуа, который в этом году должен был пойти к первому причастию.

С первых же дней поступления Изабеллы к Христине маленькому горбуну и его подруге представился прекрасный случай выказать свое милосердие и доброту по отношению к Морису и Адольфу.

Адольф сильно страдал от ожогов, но в сравнении с тем, что испытывал бедный Морис, все, что он чувствовал, было пустяками. Все тело Мориса покрывали ожоги, и доктор находил еще, что он сильно ушиб себе спину, что его позвонки сместились, а ноги получили сильные повреждения.

В первую же ночь обоих братьев отнесли в дом их родителей и положили в постель. Призванные доктора тотчас же занялись ранеными. Паоло попросил, чтобы ему позволили присутствовать при операции, он пытался дать некоторые советы врачам, которые вправляли Морису вывихнутые суставы и складывали его сломанные кости. Но те лишь посмеялись над советами итальянца и отказались принять их.

Паоло ушел из комнаты больных, печально покачивая своей длинноволосой головой. На следующий день он сказал де Нансе:

– Плохо, плохо Морису! Он быть горбатый, ему ужасно плохо вправить ноги, очень плохо! Они не слушать меня, эти глупые люди!

Операция длилась около получаса, и Морис все время страшно кричал. Когда она была окончена, мальчик не мог шевельнуться из-за повязок, которые сжимали ему ноги и плечи. Приходилось давать ему есть и пить, вытирать лицо, как маленькому ребенку. Избалованный и своевольный мальчик приходил от этого в отчаяние, сердился, кричал, и от волнения ему делалось еще хуже.