Тайный агент Её Величества - Алла Бегунова

Суждение Петра Первого известно: ни одна держава, подобная России, не может обходиться без портов, флота, приморской торговли. Балтийское море он завоевал, но на покорение южных морей – Азовского и Черного – ни времени, ни сил не хватило. Здесь с XV века сидели турки и татары. Они так привыкли к вольготному существованию, что царю Всея Руси надменно отвечали, будто моря эти есть внутренняя, естественная часть Османской империи, оттого никому и никогда переданы они не будут.

Если кто и принимал заветы Петра в полной мере, то это была немецкая принцесса София Фредерика Августа Ангальт-Цербстская, больше известная современникам под именем Екатерины Второй. Летом 1762 года ее возвели на русский престол гвардейцы вместо слабоумного супруга, императора Петра III. Екатерина Алексеевна хорошо знала, с чего следует начинать борьбу за выход к морю. С построения флота, конечно.

Таким образом, уже осенью 1762 года в Воронеж и Тамбов из столицы приехали лейтенанты Жилин и Извеков с поручением осмотреть леса и верфи, еще Петром возведенные. Их отчет получился нерадостным: леса в отменном состоянии, но верфи почти разрушены, корабли разобраны или сгнили. Это не остановило царицу. Спустя несколько лет она приказала верфи восстановить, корабли на них делать. Из бюджета страны правительство выделило на южный морской проект 100 тысяч рублей – деньги по тем временам немалые.

Коли есть финансы, то все остальное к ним, непременно, приложится, было бы желание.

Инженеры Ламбеямис, Афанасьев и Селянинов специально для воронежского мелководья, для благополучной проводки кораблей по Дону вниз, на Азовское море, и базирования их в Таганроге, где глубина гавани не превышала иногда и полутора метров, разработали чертежи новых судов. Они немного походили на тогдашние фрегаты, но осадку имели в два раза меньше, вместо стандартных 5–6 метров только – 2–3 метра.

Адмиралтейств-коллегия, рассмотрев проект, все одобрила и назвала парусники «новоизобретенными». Императрица начертала на бумагах: «Быть по сему. Екатерина». Вдохновленный высочайшим доверием, Иван Афанасьев отправился в Воронежскую губернию претворять в жизнь замысел, закладывать головной корабль серии, самый крупный в ней. Его назвали «Хотин», в честь недавней победы над османами.

В Павловске Афанасьев обнаружил сохранившиеся Петровские доки на пологом берегу реки Осередь, впадавшей в Дон, Адмиралтейскую крепость с казармами, мастерскими, складами. Дерево там уже заготовили. Для «Хотина» корабельный инженер выбрал лучшие материалы: на киль – прямой, длинный, толстый ствол молодого дуба, срубленного в Коротояцком уезде у села Яблонного. То был как бы «позвоночник» будущего судна. Из коротояцких дубов плотники стали выделывать и «ребра» – выгнутые шпангоуты, коих по набору корпуса в 32 метра требовалось никак не менее шестидесяти штук.

Корпус собрали на стапеле довольно быстро – за шесть месяцев. Дальнейшее дооборудование (мачты, бегучий и стоячий такелаж), снаряжение и вооружение производили уже на Азовском море, в гавани Таганрога. Российской казне «Хотин» обошелся дороже других одиннадцати «новоизобретенных» парусников. На корпус его потратили 4254 рубля и 81 копейку, на такелаж – 3837 рублей и 30 копеек, на артиллерию (сперва установили только 16 пушек) – 1782 рубля и 94 копейки[17].

Первым командиром «Хотина» стал капитан-лейтенант Мартын Петрович фон Дезин, опытный моряк. Он привел корабль из Новопавловска в Таганрог, под своим присмотром достроил и в мае 1771 года вышел на нем в крейсерство по Азовскому морю. Настолько добротно и красиво выглядел «Хотин», таким хорошим морским ходоком являлся, что на нем решил держать флаг вице-адмирал Сенявин, командующий Азовской флотилией.

В это время шла первая русско-турецкая война. Корпус генерала князя Долгорукова готовился вступить в Крымское ханство. Эскадра Сенявина, состоявшая из десяти кораблей, поддерживала его действия и отправилась к Керченскому проливу. Здесь 21 июня 1771 года русские моряки увидели турецкий флот, насчитывающий сорок военных и транспортных судов. Вице-адмирал поднял на «Хотине» сигнал: «Идти на сближение с неприятелем».

Капитаны, приплывшие сюда с берегов Босфора, не поверили своим глазам.

Из «внутреннего» моря Османской империи, где прежде никто не смел противостоять туркам, им навстречу двигался грозный строй боевых многопушечных кораблей под Андреевскими флангами. Конечно, шпионы доносили мусульманам о строительстве, развернутом в Таганроге. Однако в Стамбуле считали, будто создать дееспособный военный флот за год-два нельзя и у русских ничего не получится. Мысль о том, что корабли можно построить за сотни километров от морского берега и с помощью инженерных изобретений спустить по рекам, не очень глубоководным, к Азовскому морю даже не приходила им в голову.

Готовясь к боевому крещению, на «новоизобретенных» парусниках «Хотин», «Морея», «Азов», «Новопавловск», «Модон», «Таганрог», «Журжа» сыграли артиллерийскую тревогу. К сожалению экипажей, огонь открыть не довелось. Турки, имея численное превосходство, обратились в бегство. Сенявин хотел их преследовать и навязать бой. Но тут поднялся шквальный ветер, пошел дождь, видимость сильно ухудшилась. Османы ушли. Наша эскадра встала на якорь у самого Керченского пролива.

Сенявин отрапортовал в Санкт-Петербург: «По сей час я могу уверить, что милостию Божией на Азовском море владычествует флаг Всероссийской Императрицы!»

Дальнейшая служба «Хотина» была многообразной, но не совсем боевой. Двенадцатифунтовые орудия, установленные на его главной палубе, по большей части молчали. Зато паруса и снасти морякам приходилось менять не раз. Всю летне-осеннюю кампанию 1771 года корабль провел в плавании. Вместе с братьями по серии «Азовом», «Новопавловском» и «Мореей» он крейсеровал у крымских берегов, чтобы не допустить здесь высадки вражеского десанта. Турки на десант не решились. Однако свирепые шторма в октябре и ноябре здорово потрепали корабль.

Попутно выяснилась довольно неприятная особенность, характерная для всех «новоизобретенных» парусников. Малая осадка, подходящая для мелководного Азовского моря, в Черном приводила к сильнейшей их качке уже при волнении в четыре балла. От «болтанки» в пять-шесть баллов на этих судах иногда ломались мачты и реи. Сенявин предложил несколько усовершенствовать корабли и увеличить их осадку хотя бы на полметра.

Потому в апреле 1772 года «Хотин» отправился из Ени-Кале, где теперь базировался, в Таганрог, на ремонт. Там в доке он прошел килевание, то есть полную очистку днища, и переделку. Через полгода корабль вновь занял свое место в строю эскадры.

Командующему он по-прежнему нравился, вице-адмирал держал на нем свой флаг. Так было и в сентябре 1773 года, когда, крейсеруя, эскадра из шести «новоизобретенных» парусников и двух фрегатов обнаружила восточнее Суджук-Кале (совр. город Новороссийск) 11 турецких военных судов. Сенявин приказал вступить с противником в бой. Но турки снова уклонились от столкновения. Подняв все паруса, они ушли по направлению к Анатолии.

Лишь в июне 1774 года «Хотин» наконец-то смог участвовать в настоящем морском сражении. Османский флот в составе 6 кораблей, 7 фрегатов, 17 галер и шебек хотел прорваться из Черного моря в Азовское. Имея большое численное превосходство, они атаковали русских первыми. Артиллерийская канонада продолжалась около трех часов. Нашим морякам удалось поджечь один вражеский корабль, и турки отступили. Азовское море навсегда осталось русским.

Кючук-Кайнарджийский мирный договор положил конец Первой русско-турецкой войне. Высокие договаривающиеся стороны условились о размене пленными. «Хотин», взяв на борт значительную группу турок, отвез их на родину, в Синоп.

Первый капитальный ремонт, или тимберовку, корабль проходил в 1778–1779 годах, в Таганроге. Его осадку увеличили еще больше и довели до четырех метров, количество орудий – до двадцати пяти.

Коротояцкие дубы оказались на редкость прочными деревьями. Наборные шпангоуты, сделанные из них, выдержали испытание временем. Потому их менять не стали, а только нарастили, подняв выше.

Дубовые же доски двухдюймовой толщины (51 мм. – А. Б.) днищевой и бортовой обшивки во многих местах обновили. Также перестелили все палубы, на которые шел сосновый лес.

Немало изменений произошло во внутренней отделке «Хотина», особенно – на юте, или корме, где располагались помещения для жилья командного состава. Все же он являлся флагманским кораблем и часто использовался для представительских целей. Потому кают-компанию и адмиральскую каюту немного расширили, украсили их переборки панелями из красного дуба, мебель и двери изготовили из полированного ореха с литыми бронзовыми деталями.