Однажды детство кончилось - Таня Стар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Папа приехал на новенькой машине — «жигули» цвета морской волны. Купил, как пришёл из рейса. Соседи (и тётя Муца тоже) гладили машину по блестящим бокам и хвалили папу, а он отшучивался. Оля им ужасно гордилась. И Клёпка папе понравилась.
Отъезд наметили на пять утра. Бабушка пыталась накормить всех, но есть никому не хотелось, тогда она собрала в дорогу целую корзину разной еды. И всё время целовала Олю на прощанье. Неожиданно провожать их пришёл Серёжка.
— Ну ты это. Приедешь на следующий год?
— Не знаю.
— Дай Клёпку подержать.
Взял её на руки и гладил.
— Приезжай.
Оля пожала плечами. Разве от неё что-то зависит?
— Как родители.
А потом дедушка, бабушка и Серёжка долго махали вслед уезжающей машине. И Оля махала. Ей стало жалко уезжать и немножко грустно.
Дорогу в Севастополь Клёпка перенесла спокойно — сидела себе тихо в корзинке, а на остановках ходила в туалет, как все остальные.
Трасса была пустая. Чтобы Олю не укачивало, папа придумал игру: Оля сидела на переднем сидении, смотрела вперёд и описывала своими словами очередной дорожный знак. А папа рассказывал, что он означает и как называется. К концу пути Оля сама уже называла знаки их правильными именами. Папа улыбался и говорил:
— Отлично, штурман!
Больше он Клеопатрой не дразнился. Может, забыл?
Дома Оля научила Клёпку давать лапу, лежать и сидеть по команде. Она оказалась очень сообразительная и преданная. Когда Оля пошла в школу, собачка утром провожала ученицу до калитки и ждала её потом до обеда, не сдвинувшись с места.
Весь сентябрь было тепло и солнечно, и Оля каждый вечер ходила на море. Как же она соскучилась по Херсонесу, по его колоннам, колоколу и шершавым старым камням древней кладки! Море светилось мягким тёплым светом, камни отдавали летнее тепло, и воздух тоже был мягким и как будто светящимся. Клёпка полюбила купаться.
В один из выходных приехал навестить родных Антон. Хорошо, что бабушка с дедушкой у него так и остались жить в их старом доме на Олиной улице, не переехали в новую квартиру. Оля Тошке обрадовалась, а он нахмурился и сердито спросил её, почему она не ответила на письмо. Наверное, обиделся. И Оля честно всё рассказала — про Клео. Они пошли к Оле домой, и она отдала Тошке открытку. С этих пор он стал приезжать каждые выходные и оставался ночевать у родных, а значит, мог гулять допоздна.
В конце октября резко похолодало, даже выпал мокрый снег. Он, правда, тут же превратился в дождь и на земле ни следа не осталось, но воздух сразу стал промозглый, ветер забирался под одежду и выдувал тепло. На улице не погуляешь. Антона отпускали к бабушке-дедушке только по выходным. Ехать надо было с другого конца города целый час на троллейбусе. Это потому, что город растянут вдоль побережья, так, что сам-то он небольшой, но расстояния приличные. Чтобы подольше побыть с Олей, Тошка придумал хитрость: он уезжал из дома в субботу сразу после школы с портфелем учебников и тетрадей на понедельник, делал с Олей уроки и ехал в школу прямо отсюда. А ещё у Оли и Антона провели телефон, и теперь они могли подолгу разговаривать друг с другом среди недели.
Но в конце декабря у Антона были соревнования, к бабушке он не ездил, а по телефону поговорить никак не получалось — он был то в школе, то на тренировке. Оля целыми вечерами ходила вокруг телефона, ждала звонка. Тошка не позвонил и после соревнований. Ещё бы — занял первое место по плаванию среди юниоров. Загордился.
На Новый год Олины родители решили устроить большой праздник. Нарядили ёлку, точнее, сосну, испекли «наполеон», пригласили целый дом гостей. Клёпка была в центре внимания — каждый просил дать ему лапу и восхищался, какая умная собака. А через три дня Клёпа пропала.
Оля обошла все дворы на своей улице, прошла два квартала, спустилась в балку, на стройку, куда строго-настрого ей не велели ходить. Потом побежала на Херсонес. Море было странно-молочного цвета, над ним стояла низкая чёрная туча, мелко моросил дождь. Оля облазила все развалины и раскопки, пару раз поскользнулась на глинистом склоне и съехала вниз на попе, ободрала руки о торчащие камни. Теперь вся одежда сзади была грязная и мокрая. Быстро и резко стемнело. Тени от колонн и портиков стали зловещими. На всей огромной территории Херсонеса — никого. С моря задул резкий северный ветер, с неба начала сыпать противная белая крупа — она хлестала по лицу, сыпалась за шиворот и там таяла и мокла. А над развалинами сражалась с непогодой одинокая чайка — пыталась лететь против ветра, отчаянно махала крыльями, но не двигалась с места. Олю бил озноб — ей было холодно и страшно.
К ночи у девочки поднялась температура, ужасно болела голова, и ломило тело, но хуже всего оказалось то, что Клёпа так и не вернулась домой. Оля не слышала ни лая, ни цокота коготков по деревянному полу.
На следующий день родители искали собаку на улице, звали её — Оля слышала. Но всё впустую. Она пропала. По всем столбам и заборам развесили объявления. Напрасно.
С каждым днём девочке становилось всё хуже. Сбить температуру не получалось — ни таблетками, ни компрессами. Позвали соседку-медсестру. Сделали укол.
Потолок у Оли над головой раскалился и надвигался вниз, как в том страшном рассказе Эдгара По, глазам было больно на это смотреть, но сквозь ресницы Оля видела узкую улочку, бегущую к морю, маленькие одноэтажные домики по обе стороны дороги и большие зелёные ворота в тупике. Ворота со скрипом открылись, и во дворе на верёвке Оля увидела Клёпу, дрожащую, худую и жалкую, с печальными глазами. Ей показалось, что собака плачет.
Оля проснулась. За окном светила синяя луна, спокойная и яркая. Была очень светлая январская ночь — с таких ночей всегда начинается что-нибудь хорошее. Голова была лёгкая и ясная. Оля вышла в коридор. Все спали. Она подошла к телефону и набрала Антона. Он сразу ответил. Будто ждал звонка. Оля рассказала свой сон. И заплакала.
— Наверное, её уже нет. Её убили.
— С чего ты взяла? Я знаю эту улицу. Я её найду! Только не плачь.
Оля лежала в постели без сна.
