Слишком большое сходство (сборник) - Виктор Пронин

– Что, знакомый сюда попал? – спросил таксист. – Родcтвенник?

– Да, – неохотно ответил Анатолий. – Что-то в этом роде…

– Авария?

– Похоже на то.

– Серьезная?

– Серьезнее не бывает.

– Музыка не помешает?

– Включай.

– Идет ваша дама. Что-то не торопится… Видно, неважные дела…

Таня медленно, какой-то странной, осторожной походкой приблизилась к машине. Анатолий предупредительно открыл дверцу, и она села рядом.

– Ну что? – спросил он. – Узнала что-нибудь?

– Его привезли еще живым…

– Ты хочешь сказать, что он…

– Да. Он умер уже здесь.

– А если бы его доставили раньше?

– Я спросила об этом… Хирург пожал плечами… Конечно, сказал, это было бы лучше, поскольку можно было бы попытаться что-то сделать… Но удалось ли бы… этого он не знает. Большая потеря крови.

– Значит, все-таки надо было пораньше, – пробормотал Анатолий.

– Конечно, – кивнула Таня, понимая, что Анатолию были бы более приятны другие ее слова, которыми она попыталась бы смягчить его вину, как-то ее уменьшить.

– Пораньше, пораньше, пораньше, – прошептал Анатолий. – Как его звали?

– И это узнала, – ответила Таня, но ничего больше не добавила. И лишь когда отъехали, пояснила: – Обычно звали… Инженером работал. Жена его уже там.

И снова мокрая дорога, редкие фонари, пустые, безлюдные улицы.

Водитель осторожно объезжал лужи, послушно останавливался у красных огней светофоров, хотя, кажется, на весь город его машина была единственной. Анатолий и Таня сидели молча. И даже когда такси остановилось, Таня вышла, не сказав ни слова. Окна в доме были темные, но, едва она постучала, тут же вспыхнул свет.

Костя не спал. Он вышел на порог, пропустил ночную гостью в дом, внимательно осмотрел двор и закрыл дверь.

– Не ждал? – спросила Таня.

– Ждал. Ты одна?

– Почему ты спрашиваешь? Разве не видно? За пазухой никого не прячу. Это бы испортило мне фигуру. Чем угостишь?

– Анатолий у тебя был?

– Да, и рассказал о вашем разговоре.

– Это он тебя прислал?

– Просил поговорить с тобой.

– О звездах?

– Нет, о нас всех. О сегодняшней ночи.

– И о том, кому идти в тюрьму, а кому оставаться на свободе?

– И об этом.

– Поговорим. – Костя отошел к плите, включил газ, поставил чайник. Заметив, что Таня стоит в мокрой куртке, помог ей раздеться. – Садись. Правда, я не представляю, что ты можешь сказать нового, после того как мы тут потолковали с Анатолием.

– Слушай, Костя, какой-то ты самодовольный… Тебе не кажется? От тебя прямо сияние исходит. Такое впечатление, что все вокруг вымазались в дерьме, стараются очиститься, а ты остаешься чистым и держишься на расстоянии. А все заискивают перед тобой, суетятся, что-то предлагают, а ты только брезгливо всех оглядываешь, выискивая, кто почище окажется…

– Ты почище, – улыбнулся Костя.

– Спасибо. Но ты ошибаешься. Боюсь, что почище всех выходит Анатолий.

– Ого! Это уже что-то новое.

– Ничего нового, Костя, ничего нового. Ты осуждал Анатолия за его блуд, меня за легкомыслие, нас обоих за испорченность… Тебе приятно было сознавать, что ты лучше. А сегодняшний наезд еще раз убедил тебя в том, что ты прав, что ты действительно имел дело с людьми подловатыми, если уж на то пошло. Анатолию светит суд, я соучастница, любовница, распутница – не знаю, как ты еще меня называешь…

– Перестань, Таня! Все это твои выдумки. Если хочешь знать, я никогда…

– Продолжай, Костя. Смелее. Ты спросил – хочу ли я знать? Отвечаю – хочу.

– Хорошо… Дело в том… В общем, похоже на то, что я тебя люблю.

– Надо же… Это так мило!

– Тебе смешно? Ты оскорблена, что столь незавидный человек осмелился заговорить…

– Заткнись! Ах, какой ты хороший, какой примерный! И даже не замечаешь своей рабской гордыни! Костя, у тебя не гордость, а гордыня! У тебя не достоинство, а спесь! Носишься со своими разноцветными шариками и все боишься испачкаться. Но неужели, общаясь со столь низменными людьми, ты мог оставаться чистым? Нет, Костя, так не бывает. Мы все повязаны.

– Ну, ты даешь, – проговорил он растерянно, но Таня, кажется, не услышала его.

– Скажите пожалуйста, он меня любит! Ты хоть раз сказал мне об этом открыто и честно? Нет. Ты потребовал ответа? Нет. Ты таился со своими чувствами, или как ты их там называешь, и осуждал, осуждал, осуждал! Тебя уязвлял ресторан, в который я пошла с Анатолием, необходимость доставлять меня к общежитию, тебя уязвлял Анатолий, заставляя работать после работы, при том, что ты не отказывался. Тебе это было выгодно, Костя, и не надо морочить мне голову, пудрить мозги, вешать лапшу на уши. Не надо говорить, что в этой сверхурочной работе было только злоупотребление твоими трудовыми правами. Анатолий с тобой расплачивался. Тебе сказать, чем он с тобой расплачивался?

– Не надо!

– Хорошо. Не буду. Оставим в уме. Не будем вслух говорить о твоих левых рейсах, о том, на сколько каждый день отпускал тебя Анатолий в вольный промысел, как охотно и шустро ты доставлял меня к нему… Минута в минуту! Гостиничный номер, охотничий домик, квартира уехавшего зама… И все это – любовь?!

– Хочешь сказать, что я вел себя глупо?

– Ты вел себя как последний идиот. Ты рад, что Анатолий влип в эту историю, хотя это произошло не без твоей помощи. Во всяком случае, ты был не против.

– Таня, не заговаривайся!

– Зачем ты пошел в ресторан за сигаретами, там, в аэропорту? Зачем послушался его?

– Он попросил меня. Разве…

– Я спрашиваю о другом. Зачем ты пошел? Ведь у тебя в машине три пачки таких же сигарет! Да и я тебе напомнила о них, когда полезла в ящик. Но ты пошел в ресторан, зная наверняка, что, когда вернешься, Анатолий будет сидеть за рулем. Ты хотел, чтобы он сел за руль. Хотел, Костя. Поэтому не надо раздувать щеки и выпячивать грудь.

– Ага. Понятно. Значит, то, что я выполнил просьбу своего начальника…

– Костя, это несерьезно. Это дешево. Да, на суде ты можешь так сказать, для кого-то это покажется убедительным, но мы-то, мы здесь, сейчас можем говорить откровеннее?

– Хорошо. Если ты знала о сигаретах в ящике и знала, что Анатолий сядет за руль, что помешало тебе остановить меня? Что помешало остановить его? Я совершил маленькую подлость, скажем так. А ты?

– И я.

Обернувшись, Костя увидел, что из чайника уже давно била плотная струя пара и пора выключать газ. Таня заметила это раньще, но молчала, ожидая, пока запотеют окна – ей не хотелось, чтобы Анатолий видел ее в этой комнате. Костя залил кипяток в маленький чайник, поставил на стол чашки.

– Ты не хочешь взять на себя эту историю? Заметь – я тебя об этом не прошу. Просто спрашиваю.

– Нет, не хочу.

– Зная, что тебе ничего не грозит?

– Я не хочу жить, перемазанный чужой кровью. Для некоторых это не имеет никакого значения, для меня это важно. Наверно, сказывается недостаток воспитания.

Таня налила себе чаю, отхлебнула несколько раз.

– Костя, ты подтолкнул Анатолия за руль. Я тоже выгляжу не совсем… И уже потому мы с тобой не можем вести себя так, как нам хочется.

– Другими словами, я должен отказаться от всего ради спасения Анатолия?

– Почему же от всего, Костя?

– Отвечаю… Анатолий – начальник строительного управления. Высшее образование. Квартира. Ставка. Персональная машина. Дача. Путевки. И прочее. Он на коне. Ты через два года заканчиваешь институт. Диплом, высшее образование и… И тогда уже никто не помешает тебе сесть на своего коня. Анатолий поможет. Он мужик ничего, поможет, даже если к тому времени вас уже ничто не будет связывать. Я – водитель. Как ты думаешь, мне хочется подняться хотя бы на одну ступеньку? Я могу на это надеяться, к этому стремиться, об этом мечтать? Или мне всю жизнь возить вас в разные места? А когда я вам надоем своим осуждением, своей гордыней и спесью, вы смените водителя. А я буду возить других…

– К чему все это?

– А к тому, что, имея труп за спиной, мне никогда не подняться с низшей ступеньки. Никогда, Таня! А, скажут, это тот самый, который человека насмерть задавил… И опять вопрос со мной решен на несколько лет. Хорошо! Допустим, я сидел за рулем. Допустим, Анатолий остается в своем кабинете, в очередной вечерок уже не я, а кто-то другой повезет вас в аэропорт… Я в это время буду мыть железки в гараже, если, конечно, меня не посадят, если сочтут, что мне можно доверить это важное дело.

Конец ознакомительного фрагмента.