Особенности национального пиара. PRавдивая история Руси от Рюрика до Петра - Владимир Мединский

Эта невероятная история нужна летописцу, чтобы эпически, фольклорно описать страшную месть Ольги за мужа.

Опять же — для нас в ее действиях есть много чрезмерного, лишнего. Для язычника было бы странно, почему Ольга отказывает Малу... Действительно — Игоря уже не вернешь, а тут ей нового мужа дают...

Для христианки верность мужу — похвальна. Автор летописи — недавний язычник, но уже христианин[25]. Он и зверство Ольги подчеркивает, и ее верность одновременно. На современников, таких же полуязычников, создаваемый им имидж Ольги действовал сильнее всего.

О тогдашних нравах, по-моему, лучше всего свидетельствует такой факт. Часть историков отказывала Ольге в самом существовании в качестве правительницы Руси по той простой причине, что покойных князей якобы погребали вместе с супругами. Если ее похоронили вместе с Игорем (предварительно умертвив), то как она могла натворить таких дел, как описано выше?

Но потом ученые выяснили, что с князьями хоронили не жен, а рабынь. Может, правда, и любимых. Выяснили просто: на женских скелетах в княжеских могилах украшения куда как попроще, победнее, чем в захоронениях знатных женщин. Такие вот дела, как говорил Курт Воннегут.

Дальше Ольга действует уже не как оскорбленная вдова, а как государственный деятель. В 946 году Ольга во главе войска идет на Древлянскую землю. С ней — маленький, пятилетний Святослав. Он сам сидит на коне... Князь (не княгиня!) должен начать битву.

Святослав бросил копьем в древлян. Он еще маленький, копье упало между ушей коня и ударило его по ногам. Опять же — безошибочный, просто гениальный пиарный ход!

Святослав действует как племенной вождь, по законам племени. Но одновременно он ребенок, невольно пробуждающий отеческие чувства: маленький... рано ему...

Дружина ударила на древлян и погнала их. Древляне затворились в своих городах. Ольга же вместе с сыном год осаждала столицу древлян, Искоростень...

Опять в повествование вторгается фольклорная, эпическая история. Поняв, что города не взять, Ольга стала уверять древлян, что уже сыта местью. Что она хочет взять с них только легкую, символическую дань: от каждого двора по три голубя да по три воробья.

Получив птичек, Ольга велела прикрепить к их лапкам трут... И когда стало смеркаться, велела зажечь этот трут и выпустить птиц. Птицы полетели домой, в гнезда, и зажгли город. Пылало все: голубятни, клети, сараи, сеновалы. Не было двора, где бы не горело, и нельзя было гасить, так как сразу загорелись все дворы.

Древляне побежали из города, а дальше понятно: одних убили, других взяли в рабство. Оставшиеся раз и навсегда поняли, что пора платить дань и не убивать даже самых вредных князей.

А Ольга пошла вместе с сыном и с дружиной по всей Древлянской земле, устанавливая дани и налоги...

Коварство и жестокость героини только импонировали нашим варварским предкам, внушая им представление о непобедимости и, как это ни странно, мудрости Ольги и всего ее рода. Все эти ужасы наглядно демонстрировали русским X века стабильность утвердившейся монархии. В древних государствах лояльность часто вызывается крайними формами жестокости.

Да разве только в древних?

В том-то и дело, что сказание о мести — не только история в духе родоплеменного общества. Это первое целенаправленное (первоначально, вероятно, устное) сказание о силе Киева. В духе историй, которые цари Древнего Востока любили высекать на скалах: «Я сжег тысячу городов... Я убил тысячу тысяч людей...»

Свою вроде бы личную, семейную месть древлянам Ольга осуществила как ГОСУДАРСТВЕННЫЙ акт.

Потому, наверное, страшную историю мести приняли и христиане. Всего через полтора столетия время правления княгини Ольги и ее сына Святослава воспринималось как некий политический идеал. Эта жестокая женщина, которой летопись присваивает необыкновенное двуличие, хитрость, злобу, казалась тогда эталоном справедливости!

«Включение сказания в летопись при внуке Ольги Владимире показывает ценность его для официального государственного летописания», — считает Рыбаков.

Ольга правила княжеством в 945-957 годах. Она стала первой женщиной во главе Руси. У славян вдовы пользовались гражданской самостоятельностью, и вообще положение женщины было лучше, чем у других европейских народов.

Летописец считает ее «умнейшей из людей», и приписывает ей большие заботы об устроении земли. Объезжая свои владения, она везде устанавливала порядок и везде оставляла по себе добрую память.

Для летописцев важна не сама Ольга... Княгиня выступает объектом PR, как носитель определенной суммы идей, а ее самостоятельная роль не ясна, да и пожалуй, не важна.

Манифест монархии

Как и Олег, Ольга выглядит в сказании о мести крупным деятелем PR. Все совершаемые ею, согласно летописи, коварства и злодейства содержат четкую общественную коммуникацию.

Первое. Власть принадлежит Киеву. Точка.

Второе. Киев требует экономического подчинения. Всех. Без условий.

Третье. Неподчинение карается жестоко. Даже на общем фоне эпохи.

Четвертое. Кара сюзерена над непокорным вассалом неотвратима.

Итого: перед нами первый монархический манифест.

Ольга и Константин. Что это было?

Несостоявшийся инцест

Летопись гласит, что в 955 году княгиня Ольга отправилась в Греческую землю и пришла к Царьграду. Есть две версии того, что было дальше... Обе они летописные. По одной, посольство Ольги стояло на рейде больше полугода ... Почему?! А потому, что христианский император не хотел принимать язычницу. И тогда Ольга захотела креститься...

По другой версии, не успел увидеть Ольгу император Константин Багрянородный, как заявил: «Достойна ты царствовать с нами в столице нашей».

Она же, поразмыслив, ответила царю: «Я язычница; если хочешь крестить меня, то крести меня сам — иначе не крещусь». (На древнерусском это звучит изумительно: «Аз погана есмь. Да аще мя хощеши крестити, то крести мя сам. Аще ли ин, то не крещюся».) 

Тогда император и патриарх ее крестили. Церковь дала Ольге христианское имя Елена, по матери Константина, и она стала духовной дочерью Императора.

После крещения призвал ее царь и сказал ей: «Хочу взять тебя в жены». (Летописец не знал или игнорировал тот факт, что базилевс был давно женат и принимал гостью из Киева вместе с женой — Константин оставил об этом собственноручные записки). Она же ответила: «Как ты хочешь взять меня, когда сам крестил меня и назвал дочерью? А у христиан не разрешается это — ты сам знаешь». Все верно! Крестный отец по церковным порядкам не может жениться на своей крестнице. И сказал ей тогда император: «Перехитрила ты меня, Ольга».