Воины Новороссии. Подвиги народных героев - Михаил Иванович Федоров

— И где они шли?

— Она была в Степном. Волноваху они освобождали. Вообще они дошли до Мариуполя, километров сорок или тридцать оставалось. И потом их взвод перебросили обратно. Они под Донецком стояли. И оттуда броски в Сладкое и Новомихайловку. Это уже позже. А это в первые дни…

Вспомнила:

— А еще до спецоперации она приезжала и показывала фото: «Мама, вот какая жизнь». А я отвечала: «Я не хочу этой жизни». И она фильм мне показывала «Солнцепек». Это про Донбасс. Хотела показать, какая там жизнь. Я ругалась: «Я не хочу этой жизни». А она: «Мама, но они вот так живут. Там вот эти события происходили». Она была знакома с теми людьми, участниками тех событий, которые показывались. Она даже говорила про мебель, которую показывали: что это не так стояло, а вот так. Прямо непосредственно. То есть она жила этим. И там вот такая фраза была. Один из героев говорит: «На войне не страшно, если убьют. Убьют и всё, тебя нет. Не страшно, если ранят. Ранят — это больно. Страшно, когда рядом с тобой умирают, а ты не можешь спасти». И она вот эти слова мне повторила. Только там эти слова отец высказывал сыну, что не надо идти на войну. А она мне объясняла таким образом, почему она там. То есть для нее очень важно было каждого спасти. Говорила, как парнишки, глядя ей в глаза, с ужасом спрашивали: «Мне теперь ампутируют, да?» А она отвечала: «Ну, ты же живой! Ты ведь будешь жить! Да с некоторыми ограничениями, но живой!» Искала слова утешения. Она рассказывала, как раненых пленных обрабатывала. В очередной раз у нее была возможность позвонить и говорит: «Мам, — такое, что вот пленный. — И он мне говорит: “Доктор, я ног не чувствую”». Но она все равно все делала, а про себя: «Какой я тебе доктор, я твой враг». И я говорила: «Валюша, оставайся человеком»… А она: как они с нашими? Двое ребят в плен попали. Так у пацанов все кости были переломаны. Каждая. Даже каждый пальчик. Ну, все. А потом очередь автоматную выпустили в лицо и выкинули с табличками «мясо»… Говорит: «У нас все ходят с гранатами на случай попадания в плен. Я тоже себе просила, но мне не дали»… А еще такой момент. Кошка рожала котят. Они прятались в домике. «Грады» вокруг. А она орет и рожает. Так вот Валюшка помогала принимать роды у кошки. У нас дома кошки всегда жили, кошки, собаки. И она знала, как чего. И в этот момент она помогала кошке. И говорит: «У нас четыре котенка растет». Подкармливала, когда они, брошенные, бегают, в глаза заглядывают. Звонила: «Здесь собака, от нее так воняет. Лезет, ластится». Я говорю: «Валь, да она голодная. Кушать хочет». — «Ну да, сейчас покормлю». Вот голосовое сообщение 20 марта, — включила, и я услышал: «…Мамуль, связь не очень хорошая… Данечку поцелуй. Умничка, хорошо, что так четверть окончил… Из забавного: недавно тут у кошки роды принимала. У нас четыре котенка растет… А так все стабильно… Продвигаемся…»

Ирина Александровна:

— 1 апреля прислала сообщение, показала в телефоне: «Мамуль, нас перебрасывают. Я буду не на связи… Я завтра наберу. Все будет хорошо. Я вас люблю»… Потом только созванивались. Я спрашивала: «Доводилось стрелять?» Она подумала, покачала головой и сказала: «Нет… Даже в воздух… Там не до этого»… Я пока не знаю все населенные пункты, в освобождении которых Валя принимала участие. Те, что она называла: Солнцево, Степное, Волноваха. Когда их перебросили ближе к Донецку, стала чаще выходить на связь. Были даже дни передышки, когда, наконец, появилась возможность привести себя в порядок, отдохнуть и подлечить простуду.

13. В Мариуполь

Ирина Александровна:

— И потом их из-под Донецка должны были перебрасывать дальше. От Донецка до Мариуполя около ста километров. В Мариуполе оставалась мама Андрея. Поначалу, до того как Мариуполь окружили, мы с ней списывались, она говорила: «Я никуда не поеду, буду ждать Валюшку здесь». Иногда от нее передавали вести сестре Андрея. Она в Греции. Мы с ней списывались, когда она про Валю спрашивала. Про маму писала, когда там, чего. Ну и она написала, что ей передали: дом, где мама жила, разрушен. И про нее ничего неизвестно. Валя рвалась туда, чтобы найти ее. Она понимала, что люди по подвалам прячутся и есть шанс остаться живой. А у Вали кто-то из знакомых ездил с боевыми заданиями туда. И она напросилась, получила разрешение. Ей дали направление, и она как бы участвовала в этом задании. Сопровождающей или кем, не знаю. Последний раз мы созвонились с ней 12 апреля. И они уехали 13 апреля. И всё… Мы знали, что она поехала искать. А 21 нам сообщили… — голос у Ирины Александровны снова дрогнул.

— Сообщили, — осторожно произнес.

— Она попала под минометный обстрел с этим парнем, с которым поехала… Что произошло, как произошло, я ничего не знаю… Мне ничего толком не объяснили.

Невольно представлялось, как вела себя в последние секунды жизни Валя. Может, первым ранило напарника, и она пыталась его спасти. Повторяла: «Андрей…» Перевязывала, делала укол, хотела утащить из-под обстрела… Или он — ей, если ее ранило. Парень и сама Валя перевязывали рану… Они боролись, пока новая волна мин не разорвала все кругом. И ее молниеносно оторвало от земли…

Подарок Вале от Андрея

Ирина снова шмыгала носом:

— Нашли их только через четыре дня… Там же завалы были…

— В самом Мариуполе?

— Да…

И уже рисовалось, как они вышли к дому, где жила мать Андрея… Как дырявым остовом возвышалась стена. Из-под завалов слышались стоны… Как Валя кричала имя мамы Андрея, как энергично растаскивала камни. Как ей помогал поехавший с ней парень. Как засвистело. Как шарахнул снаряд…

— Может, искала… — произнесли мои губы.

— Да… — сказала, потом: — А мама Андрея спаслась 15 апреля… То есть 14 апреля Валя погибла, а 15 апреля она писала, мы же созванивались с ней. Она говорила: «Мы выбегали под перекрестным обстрелом где-то недалеко от Азовстали. И мы бежали. Сама катила. Там лежачая женщина на каталке. Бросали сумки, все, что у нас было. И катили, вывозили… Дома горели. Ну, там остались старики и бабули, да болящие. Кому не уйти, не спрятаться. И она говорит: «Я смотрела на дома. Я знала, что там лежачие…» И вот они сгорают… Вот они вырывались вот так,