Воины Новороссии. Подвиги народных героев - Михаил Иванович Федоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На выезде в поля. Февраль 2022 года
23 января сообщение: «Мама, вряд ли смогу выходить на связь. Смотри в новостях, что пишут про юг. Люблю вас».
23 января еще сообщение: «Все будет хорошо».
24 января сообщение: «Я в порядке».
Она была сержантом медвзвода стрелкового батальона. За несколько дней до начала боевых действий их вывезли в поля. Мы еще созванивались, и Валюшка говорила, что мерзнут, что трудно выспаться, потому что все время холодно. И еще сказала, чтобы следили за новостями на южном направлении.
11. Спецоперация началась. Первый звонок
Ирина:
— А потом, когда все это началось, от неё сначала ни слуху ни духу. 24 февраля мы узнали о начале военной операции из новостей. Связи с Валей не было. Мы с ней переписывались по ватсапу. Текстами. Голосовыми сообщениями. Изредка от нее приходило: «Все хорошо. Идем вперед». Жива. И: новости не смотри, там все… Вот переписка… — снова заглянула в телефон:
26 февраля сообщение: «Я — хорошо. Идем вперед!»
26 февраля сообщение: «Люблю вас».
26 февраля сообщение: «Вы в порядке?»
26 февраля сообщение: «Связи не будет, за меня не переживай».
27 февраля сообщение: «Разрешили сказать, я сейчас в Прохоровке».
Где эта Прохоровка? Село в Волновахском районе ДНР в 20 километрах от райцентра и в 8 километрах от железнодорожной станции Тавда. Это мало о чем говорило, но о том, что шли бои в Волновахском районе, передавали СМИ, а 11 марта из Волновахи укропов выбили.
27 февраля сообщение: «Больше ничего не скажу, мамуль, все хорошо, маленького поцелуй. Люблю вас всех».
Ирина:
— Первый раз 11 или 12 марта звонок от нее. Я хватаю трубку, она увидела, расплакалась, вся в камуфляже. Она говорит: «Мам, так страшно. То, что бабушка рассказывала, и то, что в реальности, близко нету. Мы на передовой…» А что произошло? Она была в Донецке в это время. Комбат, которого после Паши поставили, Леша, попал под обстрел в машине, еле вытащили. Ноги у него перебило, и она его доставляла в Донецк с передовой. Там больше ста километров, если бы она не выбивала машины, он бы без ног остался, инвалидом. В некоторых источниках пишут, что ступни оторвало, это неправда. Ему перебило ноги. Причем ему сделали операции и говорили, что все должно быть нормально. И вот она его доставляла, приехала в Донецк и из госпиталя, зарядку там нашла, подзарядила, и позвонила нам. И вот она на порыве эмоций, всхлипов, рассказывала, что происходило. И то, что в Солнцево в окружение попали. Их обстреливали со всех сторон. Украинская армия очень хорошо подготовлена, и воевать они умеют. Сутки были там. Отстреливались. Обстрел шел постоянный, не прекращаясь. Они, говорит, высунуться из домика не могли. Раненых подносили одного за другим. И тяжелораненых… Рассказывала, как доводилось обрабатывать раны местным, попавшим под обстрел. В одном населенном пункте местные прятались в школе, и ее обстреляли укропы, и ранило двух девочек. У одной осколок попал в глаз, у другой — осколки в спину и в ягодицу. Так она обрабатывала раны у одной, а о девочке с осколком в глазу говорила: «Надо на операцию в Донецк». Там уже загноение. И с машиной даже договорилась, но мать не поехала, сказала: я останусь здесь. А у неё четверо детей. Мол, как она там, в Донецке. Валя убеждала: ей сейчас одиннадцать лет, так девочка на один глаз ослепнет. Уже гной пошел. Но все равно не поехала. Валя долго переживала… Спали в берцах, потому что в любой момент поднимали по тревоге. И вот она говорит: «Мам, это так страшно. Ему все, вкололи, я его перебинтовала. У него там раны. А он на руках у меня в глаза мне смотрит и умирает», — Ирина плакала. Помолчав, еще не окрепшим голосом: — Такие моменты тяжелые пережила там. «Да, мама, на самой передовой». Ну да, там условия тяжелейшие. «Мы, — говорит, — семнадцать дней не мылись вообще. Мы все воняем. Никаких там салфеток. Поварихи, — говорит, — сбежали после первого обстрела. Мы сами готовим». Вот она готовила. «Сколько кучковались там, не на весь батальон». Вот она готовила. Конечно, где-то там и свои продукты из пайка. «Но невозможно было жрать, качество было низкое. Питание. У местных, у кого картошки, у кого лука, какие-то заготовочки. Мы всякое разнообразить пытались. Конечно, и с местными, чем могли, делились». Довольствие, которое там получали, тут же докупали и везли потом на передовую. Ну, все. Ну, вся. Показывала на экране телефона себя. «Я вся в крови. Мне ни постирать, ни помыться негде. Я вот как была в крови, так и хожу. Все в крови. Даже бронежилет, — говорит, — все пропитано», — Ирина шмыгала носом. — Она маленькая, худенькая, у нее рост 156 сантиметров. Вес 50 килограммов, может, меньше. А вот представьте, бронежилет 16 килограммов на ней. Каска 3 килограмма. Сумка с медикаментами 5 килограмм. Еще автомат и подсумок. Вот это она все на себе таскала. Рассказывала, что, завидев её издалека, сначала принимали за ребенка. «Но почему в каске и бронежилете?» Шли в атаку, и она где-то рядом. Все обстрелы… Господи, если Донецк обстреливают, то…
Мама говорила, а где-то словно звучало:
…бились так, что из камней
Клочья словно слезы,
Дрогнул враг, как по весне
Листья у березы,
Не сдались, не отошли,
В небеса поднялись,
Навсегда в одном строю
В тех горах остались…
12. Двигались вперед. Фильм «Солнцепек»[50]
Мать:
— И вот когда они Сладкое и Новомихайловку освобождали, все-таки Сладкое под Донецком, она позвонила: «Мам, мы только вылезли, и обстрелы начались сразу. То ли квадрокоптер летал, корректировали огонь. Там трое сразу: у одного лицо разбитое все — видно, не жилец. А остальные сидят контуженные, раненые. Они сидят не соображают, а вокруг мины насыпает. И я оттаскивала сама в домик». То есть со всем этим она, девчонка 50 килограммов, и этих мужиков…
