Ермак. Война. Книга седьмая - Игорь Валериев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пришлось рассказать генерал-майору полученную от Цзучана информацию, которая показала его личную заинтересованность в моём освобождении и оказания помощи. В общем, как всегда всё свелось к деньгам.
Ставленник хунхузов Чжан Цзучан, будучи старшим в китайской полиции занимался поддержанием порядка среди азиатской диаспоры, соответственно, «крышывал» не только официальную торговлю, но и часть криминального бизнеса Владивостока, опираясь на большую группировку хунхузов, которая, не смотря на постоянную ротацию, присутствовала в городе. Разбойникам надо было где-то сбывать добытый грабежами и разбоем товар по хорошим ценам. Да и откупные составляли неплохую сумму ежемесячно.
Три месяца назад по инициативе помощника владивостокского полицмейстера Шкуркина практика назначения китайских полицейских десятниками в помощь местной полиции была изменена. Теперь они не выбирались купцами, а назначались по своему усмотрению Шкуркиным, который теперь фактически осуществлял контроль за жизнью китайского и корейского населения города, оттерев Чжан Цзучан. Во главе китайской полиции им был поставлен китайский подданный Сун Жи Хио, владелец торговой фирмы «Сан Ши Юн».
Опираясь на силы Владивостокского городского полицейского управления, Павел Васильевич быстро обложил китайских купцов, содержателей банковок, опиекурилен и тайных домов терпимости поборами намного выше, чем те до этого платили Чжан Цзучану и другим представителям хунхузов.
Ранение, которое недавно получил Шкуркин, произошло во время разборок с одной из банд, крышевавшей, говоря языком девяностых в моём прошлом-будущем, один из кварталов Миллионки. Те отказались платить Павлу Васильевичу и покинули бренный мир.
И сегодня вечером коллежский асессор Шкуркин должен был получить ежемесячный платёж от своих крышуемых в размере четырёх-пяти тысяч рублей.
Много это или мало? Согласно, новых штатов полиции Владивостока, утверждённых в январе этого года, полицмейстер получал три тысячи рублей в год и дополнительно шестьсот рублей на разъезды. Его два помощника получали по две тысячи рублей. Нижние чины, чья численность достигла девяносто девяти человек по триста шестьдесят рублей. Девять толмачей с китайского, японского и корейского языков по двести рублей.
— Боже мой, Павел Васильевич… Как он мог?! А Владимир Иванович тоже в этом участвует?! — задал вопрос потрясённый генерал Воронец.
— По поводу полковника Андреева у меня информации нет. Но как понимаете, коллежский асессор Шкуркин действует не один. Поэтому доверия к владивостокской полиции у меня нет. А Павла Васильевича желательно взять с поличным. Но не это главное, господа, — я задумался над тем, как довести до присутствующих остальную информацию, которая была, мягко говоря, плохой.
— Давайте, Тимофей Васильевич, добивайте, — мрачно пробасил генерал. — Вы здесь третий день, а у меня уже голова кругом идёт!
— По имеющейся в Аналитическом центре информации в Японии внешней разведкой против России занимаются три ведомства: первое отделение Генерального штаба, третий отдел Морского Генерального штаба и политическая разведка при Министерстве иностранных дел. Представители всех этих служб присутствуют во Владивостоке и работают в полном взаимодействии. Думаю, не надо что-то говорить, чтобы определить на какую из трёх структур работает Каваками Тосицунэ — японский коммерческий агента во Владивостоке, также как и его секретари Судзуки Еносукэ, Сасаки Сэйго, Исида Торамацу, Иванага Какудзю и Сато Кэсадзо. Ещё два года назад, Константин Константинович, в ваше ведомство было направлено указание, отслеживать их деятельность. Какие-нибудь успехи есть? — поинтересовался я у ротмистра.
— Нет, господин полковник. Вы же знаете, какой штат в жандармской команде. Мы даже официальный надзор за постоянно проживающими в крепости и её районе осуществить толком не можем. А о негласной и агентурной работе с моими унтер-офицерами говорить, и смысла нет. Они ей просто не обучены, — виновато ответил тот.
— Ваше превосходительство, — выслушав Радиевского, продолжил я, обратившись к генералу, — как Вы понимаете, моя авантюра с переодеваниями была вызвана необходимостью незаметно встретиться с агентами. Хотя и с приключениями информация была получена. Предположительно, резидентом от первого отделения Генерального штаба во Владивостоке был Фуццо Хаттори, который организовал в городе школу японской борьбы, и сеть публичных домов с гейшами, причём не только во Владивостоке, но и в Порт-Артуре, Харбине, Хабаровске и даже в Чите.
— Не может быть, — не сдержавшись от удивления, воскликнул ротмистр.
— А почему был? — задал конкретный вопрос генерал.
— Неделю назад он отбыл в Японию. И, вернее всего, сюда больше не вернётся. На смену ему прибыл студент-стажер Токийской коммерческой школы с документами на имя Исидзака Дутомо.
— А вашим агентам можно доверять, Тимофей Васильевич? — тихо пробасил Дмитрий Николаевич.
— По поводу Исидзака Дутомо, думаю можно. Господин Артемьев по описанию опознал в нём одного из своих мучителей. Вторым был владелец фотоателье «Японская фотография» на Китайской улице Наито Тоширо, по совместительству капитан японского Генерального штаба. Так он представился. К сожалению, покойный Наито, как и специалист по пыткам.
Генерал и ротмистр вновь уставились на меня удивлённо-изумлёнными взглядами. Когда я кратко рассказал о своих приключениях, фамилий я не называл.
— Поэтому первоочередной задачей считаю арест Исидзака Дутомо, против которого есть показания Артемьева. И то, что они с ним сотворили, думаю, даст однозначное решение присяжных и суда, а также обыск в фотоателье. Возможно, ещё не поздно, успеем и найдём там улики. Массажиста также надо брать. А вот по остальным пока проблема. Доказательств нет никаких.
— И много остальных? — поинтересовался Воронец.
Я достал из сумки несколько листов бумаги, на которых с классификацией по группам разнёс информацию, полученную от Чжан Цзучана, и протянул их коменданту крепости.
Пока Дмитрий Николаевич знакомился с полученными сведениями о японской разведке в крепости, я вспомнил наш разговор с китайским «авторитетом». Он рассказал мне, почему решился на такие действия.
Просьба названного брата, конечно, играла большую роль. Но в большей степени на выбор повлияло то, что у него в «Могиле двадцати тысяч сохранивших верность» остались родители, братья и сёстры.
Когда в Люйшуне или теперь в Порт-Артуре началась резня, Цзучан будучи тринадцатилетним подростком смог спрятаться от японских солдат, которые ворвались в их дом. Потом было несколько дней ужаса, когда он пытался выбраться из города. Случайно встретился с двадцатилетним Чжан Цзолинем, который будучи сиротой в неудачное время нашёл работу в порту и также прятался. Дальше выбирались из города вместе. Оба были ранены, но смогли скрыться.
Цзолинь, пристроив своего названного брата в семью каких-то своих очень дальних родственников в Мукдене, в которой вырос сам, вступил в один из отрядов китайских солдат, покинувших Люйшунь и
