Шамбала - Алина Дмитриева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сет! – я ринулась вперед, будто могла скатиться с этих подмостков и помочь.
К нему подобрался раненый Артур. Вся его рубашка зияла красными пятнами.
– Артур! – тогда могла думать только о двух его детишках и несчастном Вите, который и без того повзрослел раньше срока.
На меня уставилось лицо капитана.
– Ложись! – крикнул вдруг Киану и накрыл своим телом.
Испугалась я после. Поверх нас светил алый, как кровь, луч.
– Что это? – пропищала я.
– Герд не говорил, что здесь камеры… – прошелестел Киану, оглядываясь. – Пошли! – рывком потащил меня к обрыву.
Мы ползли по земле, как партизаны на минном поле. Я впереди – Киану за мной.
– Крепи веревку, – велел он.
Продолжая лежать, принялась за дело. Он подполз с другой стороны, все время оглядываясь.
– Думала, что я одна параноик.
– Лезь вниз.
Не разбирая скалы, почти полностью отпустила веревку и слетела вниз. Киану спустился еще быстрей – неуловимая молния. Мы сняли крепление. Как быстро только могли, побежали к лесу – и неслись птицами, рассекая со свистом воздух так скоро, что закололо в обоих боках, а в глазах заплясали геометрические узоры.
– Что это было?
– Камеры слежения.
– Они нас заметили?
– Огонек сработал не сразу, я успел пригнуть нам головы. Паразиты гребаные… – и посыпалась знатная ругань.
Снова двинулись вперед, сквозь чащу, только хруст веток слышался под ногами. Мы отталкивали от лица сухие ветки деревьев и не в меру разросшихся кустарников. Казалось, мы производили неимоверное количество шума – но это один только страх шипел в голове. И сердце колотилось, как бешеное.
На секунду мы прижались к стволам, чтобы перевести дух.
– Что будет с рабочими? – просипела.
Киану, чуть согнувшись, смотрел на меня.
– Это революция, Кая.
Часть 2. Восстание
16
Когда прибежали к дому, город и долину накрыла тьма. Это выпала безлунная ночь, и мы могли спокойно идти сквозь лес и поля, не опасаясь быть замеченными. Издали зоркие глаза наши заприметили сильную фигуру Герда – очевидно, и он только что вернулся из своего мистического похода. Мы не замедлили шага, дабы не выглядеть подозрительно. Мало ли для чего шастали мы по лесу: в поисках мха, хвороста, за снопом сена или пристрелить птицу к ужину… Реакции наставника доводилось бояться слишком часто. Телесные наказания – не его сфера; он ведает куда более изощренные способы заставить почувствовать себя виновным ничтожеством.
Герд вошел в дом с парадного. С площадки шагал Натаниэль. Видимо, запирал хлев и кормил свиней.
– Нат, – шепнула я, он обернулся. Я кинулась к нему, позабыв, что лучше держаться от него подальше. – Ты разговаривал с Гердом?
Он с подозрением нас осмотрел.
– Нет. Он только вернулся. А что?
– Есть новости, – Киану кивнул в сторону двери, и мы направились внутрь.
Мальва – заботливая из самых заботливейших женщина на планете – уже приготовила таз с теплой водой и подавала Герду ужин. Выглядел он уставшим. Увидав нас, попросил меня сделать ему перевязку. Рана все еще кровоточила и, видимо, изрядно нарушала болью любое движение тела. Он сел ужинать. Мы переглянулись с Киану. он кивнул Натаниэлю, мол, начинай. Мы не имели права говорить, пока наставник не давал свое позволение. Довольно медленно разделываясь с бобами и мясом, он жестом дал понять, что готов слушать.
– Дайте же ему спокойно поесть, – возмутилась Мальва. – Ни минуты покоя.
– Время не спокойное, Мальва, – спокойно ответил он. – Я наслышан о забастовке на заводе.
В комнату вошли Ной с Орли и тихо примостились где-то в стороне.
– Они бастовали все утро. Сет подвергался пыткам. Стражи и начальство и слушать не желали о переговорах.
– Этого следовало ожидать,– ответил Герд.
– Есть еще кое-что, – вступил Киану. Вошла Руни; теперь мы все оказались в сборе. – Они расстреляли некоторых рабочих. Туда прибыли представители Комитета. И капитан. Он разговаривал с Сетом. Кто-то из толпы взорвал автомобили, и люди разбежались.
– Это революция, – изумилась Руни.
– Еще рано об этом говорить, – серьезно отвечал наставник. – Революцию поднимают массы, – он взглянул на меня, затем вытер куском хлеба тарелку и отправил в рот. Жевал он степенно, будто мы обсуждали художественную книгу и никуда не торопились. А в действительности, спешили ли мы?.. – Сегодня также случился взрыв в Метрополе.
– Кто это был? – спросила Орли. Она стояла в дверях, сложив руки на груди, и надменно наблюдала за происходящим.
– Это меня не интересует, – Герд отодвинул тарелку, вытер руки и губы. – Дело рук не наших. И не любительских групп, вроде той, что у Сета. Взрыв произошел на четко отмеченной территории и задел ровно одну кофейню и прилегающую к ней летнюю площадку – не больше. Погибло девять человек, около двадцати в госпиталях или реанимациях – все по паспорту метрополийцы. Среди них также любовница старшего сына Правителя – главы Комитета.
Он с такой легкостью и равнодушием рассказывал о людских жертвах, будто это был всего лишь сюжет дешевого фильма или пустые россказни какого-нибудь гуляки, что не прочь пропустить рюмку-другую каждый раз, едва завидит бутылку. Как будто смерть в его глазах ничего не значила!
– Это кто-то из наших, – отозвался Ной,– больше никто не осмелится.
– Это должно было произойти после выборов, – сказал Герд. – Наши оповещены об этом. Есть согласованность.
В какую-то секунду я поняла, что происходящее мне непонятно. Я видела восстание собственными глазами, и полагала, что это подтолкнет Герда к действию, однако это вдохновляло его не больше, чем укус назойливого комара в летний зной. И кроме этого, он говорил «мы», как если бы мы все рассыпались по стране, хотя гнили в горах Седьмой провинции…
– Народ поднялся раньше, – произнесла Орли.
– Нам пора действовать, – Герд поднялся из-за стола и опустил пальцы рук на стол.
– Еще вчера ты убеждал меня, что все пустое, и мы не можем ничего сделать, а теперь, когда невинные люди погибли ни за что, ты говоришь, что пора действовать? – Нат и Киану напряглись, стоя рядом.
– Невинные люди? Это метрополийцы, Кая. Они для нас хуже гитлеровцев, – встряла Орли.
– Сейчас самое время взять инициативу в свои руки, Кая, – строго отвечал наставник. – Держи язык за зубами, – Орли радовалась, что меня поставили на место, но я не могла успокоиться. – Метрополь умалчивает о взрыве. Это не передали в новостях, и ни один журналист не попал на место происшествия. Несколько улиц по периметру оцепили. Правительство явно что-то задумало.
– А что же Кара? – также самодовольно продолжил Орли.
– Это вас не касается, – охладил ее любопытство наставник, и я опустила голову, пряча улыбку. – Я должен решить, как поступить далее. Обсудим это утром.
Все, как по команде, принялись расходиться по своим углам, и только я, как в тумане, все не унималась.
– Герд, что ты имел в виду, когда сказа «дело рук не наших»?
Он поднял ладонь, будто дозволяя кому-то из присутствующих говорить. Многие уже открыли рты, дабы что-то выпалить, но Киану резко их остепенил:
– Замолчите.
Они переглянулись с Гердом, и все покинули столовую. Если бы у меня осталось больше сил, я бы набросилась на него с кулаками.
– Так, значит, еще одна тайна? – устало спросила.
– Это не то, что я имел право разгласить. Герд велел мне молчать.
– То, что ты старше, не дает тебе права держать меня в неведении! Как будто я никто – пустое место!
– Кая, – глаза Киану подозрительно блеснули, – мы – не пустое место. Мы – девять самых значимых людей государства.
Я не понимала, о чем он. Меня лишь удивила цифра.
– Девять?
Из-за двери показалась Руни – подслушивала, стоя в коридоре.
– Мальва знает много любопытного.
– Мальва? Да вы рехнулись! Она присматривает за домом.
– Кая, мы наёмники. Пришло наше время повлиять на ход истории.
17
Именно так я узнала о том, что пятнадцать лет назад Герд начал искать детей-сирот, чтобы создать из них настоящих солдат. Первой из нас стала Кара, далее Киану, Орли с Ноем, Руни, Натаниэль и я. Он искал детей без прошлого и будущего, чтобы заставить их изменить настоящее. Меня к нему привели добровольно, чтобы я могла работать и зарабатывать деньги. Я вспомнила, как после неких хаотичных событий долгими зимними вечерами тетка постоянно сетовала на нищету, и как Мун ее успокаивал.
Этот пузатый мужлан, третий представитель рода, посвятивший свою жизнь местному заводу и добыче мела, относился ко мне с долей отцовского покровительства, и, если бы не его врожденная грубость, я бы даже стала утверждать, что он меня по-своему любил. Его единственная дочь – Мария – моя двоюродная сестра – характером, как и лицом абсолютно точно повторяла свою маменьку; и, сдается мне, он не находил особого удовольствия в ее характере или манерах. Впрочем, до этого мне не было никакого дела.