Бега (пер. Л.Стоцкая) - Irena-Barbara-Ioanna Chmielewska

– Насчет убийства Дерчика он ничегошеньки не знает. Раньше Дерчик работал у него временами, а в последние три года постоянно, жокеем конюшни…

Я перебила:

– Эти договоры существуют даже в письменном виде, ничего другого он и не мог сказать. Я бы хотела знать, прозвучал ли вопрос о том, какого черта он держал у себя Дерчика в качестве жокея конюшни?

– Разумеется, прозвучал. Потому что Дерчик был очень трудолюбивым.

– Господи Иисусе! А то, что он в седле сидел, как кот на заборе, и ездил, как паралитик, ему не мешало вовсе?

– А на этот счет Глебовский придерживается другого мнения. Нормально он ездил, может быть, без особого таланта, но – как любой другой. Полпротокола забито причитаниями, что нет хороших лошадей, ну как-де мог Дерчик выигрывать, если не на чем! Третий год Глебовский удачи не видит, одни клячи ему достаются и по распределению, и по жребию…

– И никто ему не показал программку? Никто не спросил, с каких это пор Джубар – кляча, Сессия, кобыла класса дерби, Чертовка, Пилигрим… Остальные-то, конечно, третья группа, если даже не четвертая, но эти?! Никто не спросил, обратил ли он внимание, что происходит, когда на его лошади вместо Дерчика едет Куявский, Гоморек или даже какой-то любитель поспособнее…

– Ну нет, так подробно его пока никто не расспрашивал.

– Так я о чем и говорю! Меня надо было привлечь! Или взять допрашивающим кого-нибудь из играющих на бегах, только не самых азартных!

– Ну, это можно сделать, ничего еще не потеряно. Можно спросить его в любой момент. А каких лошадей ты называла, ну те, что получше? Повтори еще раз, я на всякий случай запишу.

– Я тебе их покажу, – твердо сказала я и вытащила беговые материалы.

В первой программке помещались все сведения о конюшнях, там были названы имена, класс и возраст лошадей, которых тренировал Глебовский. Потом я обратилась к своей личной статистике. Показала ему карьеру каждой из лошадей по очереди, нашла программки, рассказала, с какими соперниками эти лошади бегали. Я сама удивилась, насколько ясно вырисовывается из этого вся ситуация, самый последний дундук сориентировался бы, что Глебовский врет как сивый мерин и не качество лошадей влияет на его результаты, а качество езды. Дерчик светился, как светофор, собственной бездарностью!

– Я могла бы тебе показать его заезды еще четырех и пятилетней давности в других конюшнях, у меня программки целы. Но они лежат в подвале, я их вынесла в прошлом году, потому как этой макулатуры слишком уж много накопилось. Более старые пропали, поменяла их на туалетную бумагу в эпоху ошибок и искажений политического курса, но это дли нас и не имеет значения, потому что Дерчик тогда ездил во Вроцлаве.

– Одолжишь?

– Которые?

– Да все. Они могут нам очень помочь…

– Программы ладно, я и так вам часть отдала, а вот остальное – никак. Я ими пользуюсь три дня в неделю. Сделай ксерокопии.

– Но ведь не силой воли ксерокопии делать-то?!

Я переборола сомнения и согласилась одолжить на два часа материалы, но при условии, что мне расскажут о следствии побольше. Пусть хоть скажет, что они сейчас делают!

– Сейчас главным образом проводим допросы разных людей. Врут так, что скулы сводит. Ни один жокей никогда в жизни не придержал лошадки, ни один ни от кого ни гроша не взял, ни один тренер ничего подозрительного не заметил, ни один игрок не получал намеков насчет финиша ни от кого из сотрудников. Не знаю, отдаешь ли ты себе отчет, что доказать ничего никому не удастся. Мы не нажимаем, пока не соберем достаточных материалов.

– Надо за ними следить, – энергично приказала я, потому что по ходу рассказа я тоже кое о чем думала и выводы у меня появились.

– За кем надо следить? – заинтересовался Януш.

– За жокеями. То есть за теми, кто ездит. За некоторыми. Если уж они получают какие-то деньги за то, чтобы придерживали лошадку, это происходит в определенной форме. Никто же не приходит в конюшню и не тычет жокеям в паддоке пачку денег в нос. Вообще на территории ипподрома с этим трудно. Уговариваться о встрече они могут и по телефону, хотя я сомневаюсь, а плату пересылать по почте.

– А переводом на счет?

– Всегда остается хоть какой-то след, банк скажет, кто переводил и кому. Только из рук в руки – значит, дома, в проверенном кабаке, в машине или что-нибудь в этом роде. Разве что есть посредник, работник ипподрома, такой мог бы со всеми что угодно устроить в любом месте. Надо тогда следить за посредником.

– У тебя есть конкретные подозрения?

– В каком смысле конкретные? Насчет самого явления – очень сильные, а вот насчет действующих лиц – туманные…

– Я имел в виду твои предложения – за кем следить.

– Лучше сразу за всеми. Хотя, может, необязательно: я попробую напророчить, что там будет в среду…

Я открыла программку на среду. В нескольких заездах нетрудно было сориентироваться, какие лошади окажутся фаворитами. Я постучала пальцем по Вишняку на Сигнале.

– Весь ипподром будет на него ставить, зуб даю. И если он придет, я удивлюсь, как давно не удивлялась. В шестом едет Ровкович, он железный фаворит, но ставка будет разбита, потому как участвует Куявский на Палитре, на нее тоже будут ставить, и бабушка надвое сказала, кто придет. Так вот, если кого-то подкупать, то этих троих. Убрать Ровковича, особенно в шестом заезде – и Палитра гарантирована, убрать Палитру – тогда у Ровковича нет конкурента…

– А если бы так обоих?…

– Если обоих, то остальные все одинаковы, скажем, лезет вперед Замечек, а его конюшня до сих пор для плохих лошадок держала, они если и приходили, то только фуксами… Знаешь, а ведь это идея! Я на всякий случай на него поставлю! Смотри, как хорошо из нашего трепа получается, сама я бы не догадалась… Замечек… А если рискнуть и на него одного поставить?… Предположим, что эти не поедут… Слушайте, а вы не могли бы мне в среду утром шепнуть: был у них кто или нет, приносили деньги или нет?

Януш захохотал.

– Такие побочные результаты следствия не были предусмотрены. Погоди, дай-ка мне эти бумаги, я помчусь сразу копировать и устраивать слежку. Не для того, чтобы ты на Замечека ставила. Но идея неплохая, попробуй. За результаты до среды не ручаюсь, потому что они могли и раньше сговориться. Когда становится известно расписание бегов?

Он показал на программку. Я задумалась.

– С предыдушей среды можно получить черновые наброски. А на бегах все знают за две недели. Может, ты и прав, может, я опоздала, но на Замечека я и так поставлю. Могу взять черновик на следующую неделю… Господи, а почему я, ведь ваш человек тоже может, как его там, минутку… а, старший комиссар Ярковский. Если он бывает на бегах, то и без меня скажет, кого подкупили, чтобы придержать лошадку! Зачем ты вообще со мной разговариваешь?!

– Ради собственного удовольствия. В Ярковского я не влюблен. Кроме того, ладно уж, скажу, Ярковский лучше разбирается в людях, чем в лошадях, он главным образом специализируется на букмекерах со всей кодлой вокруг. Другой объем работ, другой подход, причем его взгляды на жизнь не веселят. В отличие от твоих.

– Понятно, дополнительная выгода. Я хотела бы еще знать, что сказал мальчик. Тот, перепуганный.

– Ничего по нашей теме. С ним сперва надо подружиться. Это требует времени.

Меня дико разозлила необходимость ждать. Я этого никогда не любила.

– Что-то мне кажется, что у меня больше шансов разузнать все от Мети, причем немедленно, – сказала я раздраженно. – Если, конечно, Метя хотя бы полсвиста надерется, потому как втрезве он и словечка не пискнет. Бери эту макулатуру, завтра мне отдашь, только пораньше, а то я начну нервничать…

Метя безнадежно зациклился на паштете. Превозносил до небес его качество и приглашал откушать еще, и совершенно не зря, паштет был сенсационный. Но меня терзал голод не только физический, посему я не слезала с темы. Половину ужина разговор шел по двум направлениям, поскольку Мария меня поддержала лишь после того, как кончился фаршированный перец. Наши совместные усилия сломили выдержку Мети.

– Ну ладно, есть мафия, есть, – сказал он сердито. – И эта мафия действует. Но к ней не обязательно присоединяться, есть свобода выбора, и это радует, правда? Чего вам еще хочется?

– Хочется, чтобы ее вовсе не было, – просветила его Мария.

– Ну и требования у тебя! В таких условиях? Ты радуйся, что не принуждают.

– Интересно, за что это Куявский так лихо схлопотал по ребрам пятнадцать лет назад, – перебила я. – «Скорая» его отвозила, я случайно при этом была. Тогда он еще кандидатом в жокеи был. Я знаю, что это прямого отношения к делу не имеет, потому что та мафия и эта мафия – совершенно разные, но мне просто интересно. Имею я право поинтересоваться или нет? Ты об этом что-нибудь знаешь?

– Куявский, как правило, получал по ребрам за то, что приходил, хотя и говорил, что не придет, – не задумываясь ответил Метя. – Никогда не было наоборот.