Дом Борджиа - Маркус Хеллер ван

Джулиано делла Ровере взял имя Юлия II и через несколько дней после избрания направил послания в города Романьи с подтверждением полномочий Борджиа. Но восстания и междоусобицы там продолжались, и Чезаре готовился сам выехать в Романью, чтобы набрать новую армию из верных людей в когда-то освобожденных им городах. Новый папа рекомендовал Тоскане и Флоренции беспрепятственно пропустить Чезаре, но в частных посланиях дал понять, что волнения там направлены не против церкви, а против Чезаре. Поэтому согласия этих двух городов на безопасный проход не последовало.

Тогда Чезаре попросил папу дать ему эскорт кораблей для морской экспедиции в Геную, откуда он намеревался отправиться в Романью через Феррару.

Папа согласился. А когда Чезаре отплыл, поступило сообщение, что венецианцы захватили Фаэнцу и собирают крупные силы во владениях герцога. И тут Юлий выступил уже открыто. Он направил послание Чезаре с требованием передать свои владения непосредственно Святому престолу, дескать, только, так можно обеспечить законность и порядок в Романье.

Чезаре отказался и был немедленно лишен званий, территорий, власти. Но вскоре поступила новость о блестящей победе Гонсало де Кордобы в Неаполе, что означало крушение господства французов на территории южнее Рима, провозглашение королем Неаполя монарха Испании Фердинанда и усиление испанского влияния на папу.

Желая избавиться от опасного пленника, Юлий разрешил Чезаре уехать на север, откуда он должен был затем отправиться во Францию, что фактически означало высылку. Но недалеко от Остии Чезаре со своими сторонниками заставил капитана корабля повернуть к Неаполю, рассчитывая получить убежище в испанском лагере.

Он действительно был очень тепло встречен Гонсало де Кордобой, с войсками которого брал Неаполь. Вдохновленная успехом на юге, Испания надеялась вытеснить Францию с полуострова, которым фактически управлял папа-испанец. А Чезаре был самым подходящим человеком для руководства экспедицией в стране, которую хорошо знал и которая граничила с территориями, дружественными ему. Поэтому его без проволочек поставили во главе испанских войск на севере. Чезаре опять воспрянул духом: после подчинения Апеннинского полуострова Испании он видел себя в роли проконсула, пользующегося вдали от испанской короны абсолютной властью.

Но он просчитался, папа тоже не терял времени. За несколько дней до северной кампании Чезаре арестовали по приказу самого Гонсало де Кордобы. Оказалось, что в своих посланиях испанскому монарху папа искусно обыграл факт отказа Чезаре подчинить Романью церкви, несмотря, мол, на желание местного населения. Да вдобавок обвинил его в том, что он замышляет создать под своим, господством сильное государство в противовес интересам Испании и Франции.

Папе удалось убедить в этом короля Фердинанда и королеву Изабеллу, которые уже слышали об амбициях и, коварстве Чезаре Борджиа, который может воспользоваться властью для собственных целей. Поэтому они и дали распоряжение арестовать Чезаре Борджиа, что и сделал с большой неохотой Гонсало де Кордоба.

Напрасно друзья Чезаре, его сторонники и даже сестра Лукреция умоляли испанцев использовать свое влияние на папу с целью добиться освобождения Чезаре — Юлий оставался непреклонным. В августе 1504 года Чезаре Борджиа снова был в море. Но яркое солнце и красота Средиземного моря лишь раздражали его. Он следовал в тюрьму испанской крепости Медина дель Кампо, где могли быть похоронены последние надежды на возрождение его власти.

Глава 21

Лукреция ехала в Рим. Она убедила мужа в необходимости посетить родные места, побывать на могиле отца. Тем временем она стремилась любыми способами использовать влияние папы на тех, от кого зависело освобождение брата.

Лукреция мало что могла предложить для осуществления этого замысла. Но все же у нее остался козырь — неувядающая красота.

Делла Ровере был таким же распутным, как и его предшественники, и, как Лукреция однажды саркастически заметила в порыве откровенности, тот факт, что она была источником наслаждения для трех пап, обязательно откроет ей дверь в рай.

Ехала она с небольшой свитой служанок и вооруженных охранников. Ее поездка не вызывала особых опасений на территориях, которые она проезжала, хотя раньше ее сочли бы там потенциальной шпионкой. О ее брате забыли. Некоторые даже не знали, жив ли он.

Папа Юлий принял Лукрецию внешне сердечно и разрешил ей разместиться на короткое время в Ватикане. Он догадывался, зачем приехала эта красивая молодая женщина, и ему было интересно знать, как она будет добиваться своей цели.

За обедом, на котором они были одни в апартаментах главы Ватикана, Лукреция спросила о Чезаре.

— Дорогая моя, — сказал папа, — ваш брат — выдающийся человек, но это не дает оснований для его прощения.

— А в чем его подозревают? Разве он не завоевал для Святого престола земли, давно им потерянные?

— Он вообразил себя новым Цезарем. Мир между тем стал более сложным, чем во времена республики и империи. В соседстве равноправных держав многое зависит от компромиссов, умения находить союзников, добиваться благосклонности у сильных и отбирать ее.

— Довольно циничный подход.

— Именно так действовал ваш брат в свое время, но к концу разучился.

— Если ему будет разрешено вернуться в Рим и он даст

слово не участвовать в политических и военных делах, что бы вы на это сказали?

— Слово человека, как тростник, который сначала сгибается, а потом ломается. Чезаре уже недорого стоит.

По-вашему, я красива?

Папа был удивлен резкой сменой разговора, но ответил с похотливой улыбкой:

— Синьора, ваша красота общеизвестна, о ваших достижениях ходят легенды.

Ее сердце учащенно забилось. Мысль о том, чтобы отдаться заклятому врагу, позволить прикоснуться к ней там, где раньше блаженствовали дорогой отец и любимый Чезаре, была горькой пилюлей. Но что оставалось делать?

— Мои достижения велики, — сказала она без тени смущения, — но они требуют оплаты.

— Понятно. Если я не ошибаюсь, вы предлагаете мне себя, а взамен освобождение вашего брата?

Юлий взволновался не на шутку. Это будет сладкая месть. Старик умер, сын в тюрьме, а сейчас дочь ляжет под него, станет его наложницей — вот истинное место семейства Борджиа. А слово — зачем его держать?

— Ваш брат не сможет удержаться от соблазна отплатить за честь семьи, — уклончиво заметил он, проверяя, насколько серьезно ее предложение.

Она протянула под столом руку, и старец ощутил на своем бедре горячую ладонь.

— Он никогда об этом не узнает, — сказала Лукреция.

Я согласен с вашими условиями.

— А как я узнаю, что вы сдержите слово?

— Я напишу письмо и немедленно его отправлю.

— Хорошо.

Лукреция не очень-то верила этому святоше, но решила рискнуть ради брата.

Едва они встали, он схватил ее в объятия и жадными губами впился в губы красавицы. С трудом переборов себя, она разжала зубы. Но когда папа запустил руку под ее одежду, Лукреция отпрянула.

— Потом, ваше святейшество, потом.

Он хохотнул и сел за стол. Писал быстро, размашисто. В письме говорилось, что в связи с новыми фактами Чезаре Борджиа 'больше не следует считать виновным в прегрешениях, ранее приписываемых ему, и рекомендовалось от имени папы как можно скорее доставить его в Рим, поскольку здесь нуждались в его услугах.

Письмо было запечатано и отправлено с курьером на ближайший корабль, отправляющийся в Испанию. Однако за стенами Ватикана письмо у гонца отобрали и сожгли.

Лукреция об этом, разумеется, ничего не знала. Наоборот, она была вдохновлена тем, что скоро увидит Чезаре, и поэтому была готова честно выполнить свою часть сделки.

Папа вышел на несколько минут, чтобы дать ей возможность раздеться, и заодно попросить самого близкого приятеля, кардинала Римини, спрятаться в одной из комнат, чтобы наблюдать за всем, что произойдет.

Когда Юлий вернулся, обнаженная Лукреция уже ждала его в спальне. Ее ягодицы и груди были самыми соблазнительными из всех, которые он когда-либо видел, -полные, сочные, упругие.

Святой отец торопливо сбросил одежду. Его огромный таран привел ее в ужас. Если бы столь мощное орудие принадлежало желанному любовнику, она смотрела бы на него с вожделением. Но он принадлежал врагу, значит, мог унизить или уничтожить ее. Папа растянулся на кровати, холодные руки принялись жадно тискать ее груди и ягодицы.

Она не ощущала ответной страсти. Он был господин, она ему продалась.

— О, ты мне нужна, ты мне нужна, — хрипло шептал старец, — ты моя, Лукреция Борджиа, ты моя рабыня!

Она вскрикнула от боли, когда он вонзился в ее сухое лоно. Лукреция расслабилась, стало не так больно, и он начал входить в нее легче, обрушиваясь всей силой своих бедер.