Энергия души - Алексей В. Мошков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хорошо, что он догадался отломить обоюдоострый шип. Без оружия в этих зарослях оставаться было рискованно. Как бы он отмахнулся от птеродятла, в дупло которого едва не провалился ногой? Взбешенная крылатая тварь начала кидаться на него, метя выклевать удлиненной клювообразной мордой глаза и цапнуть за уши. Симур полоснул шипом по кожистой перепонке крыла, и птеродятел, потеряв равновесие, рухнул в густую плесень, поразившую колонию грибунов. Через несколько мгновений от летающего создания остался только скелет, да и тот таял на глазах.
Столкновение с птеродятлом послужило юному древолюду хорошим уроком. Он удвоил бдительность, стараясь смотреть не только по сторонам, но и под ноги. Передвижение по этому необычному Лесу осложнялось тем, что все его ярусы висели над бездной, в которую в любой момент можно было сорваться. Достаточно поскользнуться на ветке, по которой только что проследовала череда ползунцов, или не удержаться на острой чешуйке коры величиной с исполинский орех. Да мало ли способов навернуться к Корням, когда в двух шагах от тебя обрыв, уйти от которого невозможно…
Казалось, что с того мгновения, когда коробчатая «трехкрылка» вознесла его к стае брюхорылов, взошло уже множество солнц, хотя на самом деле где-то за краем беспредельной стены дерева великана светило то же самое солнце, лучи которого ослепили Симура, когда он выскользнул из дома Осгута. Неужто прошло так мало времени? Может, это происходит с ним во сне? Вот продерет глаза, и увидит все тот же трухлявый свод Города, и услышит унылое бурчание вечно недовольной матери. А колдун, его дикая наука, полет на «трехкрылке», карабкание по языку дохлого чудовища — не более чем послезакатный кошмар, вызванный духотой и вонью гниющего луба.
Глава седьмая
Похищение
Как долго ни светило солнце, наступило время заката, который отличался от тех, что Симур сотни раз наблюдал в родном Лесу. В нем светило постепенно опускалось от Верхних Крон к Средним, от Средних — к Нижним, покуда не исчезало навеки среди Корней. А здесь юный древолюд совсем не видел солнца. И весь закат заключался в том, что стена золотого света медленно тускнела и тени, которыми был исполосован ствол исполинского дерева, сливались в одну сплошную черноту. Видимо, у этого Отвесного мира были свои законы. Здесь даже спать можно было, только хорошенько опутав себя гибкими ветками гремучки, сухие плоды которой с болтающимися в них семенами предупредят, если подкрадется кто-нибудь чужой.
Обезопасив себя, Симур тем не менее не смог сразу уснуть. Закатный свет все тускнел и тускнел, из золотого переходя в зеленоватый, из зеленоватого — в темно-синий, из темно-синего — в пепельно-серый, из пепельно-серого — в черный. И еще до того, как темнота сгустилась, начали проклевываться серебристые зернышки послезакатных огоньков. Их становилось все больше, покуда они не заняли все видимое пространство. Юный древолюд никогда не видел столько и не подозревал, что их так много на свете. Сейчас, с восхищением глядя, как они перемигиваются друг с другом, он припомнил, что Осгут называл их странным словом zvezda и утверждал, что каждый из этих светляков — далекое солнце.
Где же восходят эти солнца и кому они светят? А может, они просто ждут, когда придет их черед взойти и осветить Лес? А ведь Лесов много, как утверждал колдун. Может, для каждого Леса восходит свое солнце? Они восходят и гаснут, опускаясь к Корням. Что же произойдет с Древом Жизни, когда все эти солнца упадут во тьму? Учитель что-то говорил о том, что у Древа нет Корней. Вернее, они находятся в нем самом. Как это понять? Симур слишком устал, чтобы ломать над этим голову. Свет звезд уже с трудом прорывался сквозь сумятицу сновидений. Забытье окутывало тщедушное тельце юного древолюда спальным коконом, укачивая, как младенца…
Симур уснул так крепко, что не услышал тревожного дребезжания гремучки. С верхних древоветвей Отвесного мира бесшумно спустился некто двуногий и двурукий, обоюдоострым шипом он обрезал ветки, удерживающие спящего, но не дал ему упасть. Из темноты выстрелили белесые тяжи паутины и спеленали юного древолюда с головы до ног. Последний раз бесполезно брякнула гремучка, и тело спящего начало медленно возноситься в непроницаемую тьму зарослей наверху, словно кто-то, сидящий в невидимой вышине, тянул его к себе. Двуногий последовал за ним, поддерживая так, чтобы связанный не цеплялся за сучки и колючки.
Похищение было столь стремительным и осторожным, что Симур не просыпался до тех пор, пока случайно не стукнулся головой. Удар слегка оглушил его, и потому, даже пробудившись, юный древолюд не сразу заподозрил неладное. Сонная одурь все еще плескалась у него под черепушкой, путая сон с явью. Самого себя Симур видел лишь в отражении в дожделодце, поэтому имел довольно приблизительное представление о том, как он на самом деле выглядит. И все-таки ему показалось, что на него смотрит некто странно на него похожий, только неимоверно грязный, исполосованный шрамами и свежими царапинами.
Медленно приходя в себя, юный древолюд прежде всего увидел, что послезакатная тьма сереет, а в воздухе клубится туман. Симур попытался пошевелиться, но ему не удалось. В первые мгновения он подумал, что во сне слишком плотно запутался в зарослях гремучки, но удивился, когда не услышал характерного брякания семян в сухих плодах. И еще его удивил запах. Резкий и неприятный, отдаленно напоминающий сладковатый аромат гниющей древесины. Только здесь гнила явно не древесина. Страшная мысль поразила юного древолюда. Он закричал, забился, пытаясь вырваться из пут.
Все городские слухи, все сплетни и шепотки старух, все кошмарные сны в один миг соткались в одну ужасающую правду. Сквозь вонючий туман медленно проступили свисающие с верхних древоветвей продолговатые гроздья, напоминающие икру раков-короедов, только гораздо более крупные. Симур никогда не видел их собственными глазами, только слышал о них от взрослых, но и того, что он слышал, было достаточно, чтобы понять: каким-то неведомым способом он угодил в Гнездовья пауков-людоедов. А значит, ему суждено стать живой пищей для паучьего молодняка.
Успокоившись,
