Пока мы рядом (сборник) - Ольга Литаврина

Я должен был завоевать Оксфорд, должен был покорить его, положить на обе лопатки, стать самой яркой звездой на его небосклоне – чего бы это мне ни стоило. И даже обретенную мной волшебную траву, несущую исцеление страждущим и утешение отчаявшимся, я решил привлечь к исполнению своего далекого от утешения и сострадания плана.

Я вернулся. И снова окунулся в мир сплетен и интриг. Я восстановился в альма-матер. Правда, теперь не было необходимости селиться в кампусе: во-первых, мой отец действительно сильно сдал и нуждался в моем присутствии, а во-вторых…

Бесценная травка, не стоившая ни гроша в бедной материнской деревеньке, здесь волшебным образом оказалась нарасхват – цивилизованный мир так нуждался в утешении и ласке! Как будто невидимые силы способствовали мне в достижении цели, за которую я согласен был заплатить любую цену!

Мне без помех удалось наладить поставки. А так как я и сам под воздействием благословенной травы находился в постоянной эйфории, был добр, участлив, обаятелен и неутомим в науке, в спорте, даже в любви (разумеется, ничего общего не имеющей с настоящей), то я враз сделался душой оксфордского кружка, куда входили и мой отец, и отец Милли. Дамы наперебой принялись жалеть меня и опекать буквально во всем («Бедный мальчик, он понес такую потерю!»), преподаватели завышали оценки и смотрели сквозь пальцы на все мои шалости («Мальчик больше года был в трауре!»), отец наконец-то мог гордиться мною, и было так приятно доставлять радость этому единственному близкому мне человеку! Я говорю «единственному близкому», хотя вся немногочисленная родня Сименсов за время моей учебы перебывала у нас в доме многократно!

Это был и дядя, приведший тот ужасный пример с фунтом стерлингов; и бабушка, буквально зачастившая в наше «холостяцкое гнездо» – так она называла его, невзирая на присутствие в общем терпимой для нее Милли. Впрочем, теперь это «гнездо» было не узнать. Мы надстроили еще этаж, обзавелись многочисленной прислугой, наш дом стал самым шикарным в Оксфорде; в комнатах моей матери на первом этаже, которые я запретил трогать, ежедневно наводили порядок; наши с отцом горничные были смазливые и вертлявые, как я и любил.

Словом, за эти несколько учебных лет я сделался душой студенческой компании, своим в преподавательской среде, богатеем и самым завидным женихом во всех «домах нашего круга». Через три года я с отличием защитил диплом магистра. Я неоднократно ездил в Россию на языковые стажировки, я повидал мир. Словом, я стал гордостью своей семьи и упокоил одинокую старость отца и бабки; я устроил ей пышные похороны, а впоследствии так же похоронил и отца в шикарном фамильном склепе на старом университетском кладбище. Я достиг всего и ни в чем не нуждался. И только тут понял, что поставленная мною цель ничтожна и бессмысленна, что не стоило тратить жизнь на признание в скучной, ограниченной и даже косной среде; что понятие «нашего круга» – не более чем соломинка, за которую цепляются люди, не имеющие собственных взглядов и собственного мнения, чувствующие себя своими только в толпе, в стае. С горечью я вынужден был признать, что цена, которую мне пришлось заплатить за успех, неизмеримо больше этого жалкого успеха и что я достиг бы гораздо большего, если бы зарылся в свою науку, не выходя из дому, ни с кем не общаясь, слывя чудаком и неудачником…

Правда, понял я все это гораздо позже и не сразу, а в течение долгих десяти лет, пока дослуживался до вожделенного в нашей среде звания декана – декана факультета лингвистики. А может быть, понимание это совпало и с тем, что начались трудности с поставками моей волшебной помощницы, и это отвлекло меня от опостылевшей повседневной суеты и рутины. Отвлекло, иначе я бы не смог больше выдержать…

А тогда как раз настал решающий 85-й, все мне поднадоело, я не знал, чем развлечься, и как-то забрел на показы мод вместе с очередной своей пассией – дочерью сослуживца, разумеется.

И там, в самом конце, на показе работ никому не известного российского модельера, увидел… Ее.

Лицо Сименса страшно побледнело – мне показалось, что он сейчас упадет. Я не успел даже вскочить, как раздался звонок его мобильника. И пока он говорил, лицо и голос его стали такими, какими, видимо, были, когда он повторял за мной адрес. Лицо и голос человека, которого опасно иметь врагом и невозможно – другом. Он сказал в трубку всего несколько слов и обернулся ко мне, снова «надев» улыбчивую любезность:

– Ну что ж, многоуважаемый мистер Сотников, я сильно задержал вас. Вы уж соблаговолите простить мои стариковские чудачества. Поверьте, это тревога за дочь, воспоминания… Впредь обещаю быть предельно кратким. А теперь – покорнейше благодарю вас за внимание и не смею более злоупотреблять им. Поеду к себе в гостиницу, а завтра утром жду вас – и очень надеюсь, что с новостями.

Я оглянулся – в самом деле, никого, кроме нас, вокруг уже не было. Я предложил подбросить Сименса до отеля, но он решительно воспротивился и тут же поймал такси. А у меня мелькнула мысль, что, может быть, этот непонятный человек просто не хочет, чтобы я знал его адрес?

Мелькнула… и тут же пропала.

Глава 12

Рокировка

Понедельник. 3 сентября

Домой я добрался без приключений. Правда, краем глаза заприметил как будто свет в своих окнах – они как раз выходили во двор. Но, протерев глаза, решил, что ошибся.

И напрасно. Дверь я открыл своим ключом. Правда, ее несложно было отжать «специалисту» – было бы желание. А оно было, как говорится, налицо. Все в квартире было перевернуто. Шкафы раскрыты, вещи валялись на полу – никто даже не потрудился скрыть следы своего пребывания здесь. Денег и секретных материалов я в своей квартире сроду не держал – так что могло у меня понадобиться незваным визитерам?

Впрочем, я знал, что. По дороге от «Макдоналдса» я вспомнил, где оставил записи Стаса. Я тупо засунул их в папку с надписью «Редакционные материалы», которую для конспирации оставил на самом видном месте – на подоконнике – и дополнил обычной редакционной «макулатурой».

«Макулатура» оставалась на месте. Даже сухие цветы с рулоном Майкиных бумаг уцелели. А вот записей Стаса не было. И как раз на самом важном месте я вчера рухнул в постель, не в силах справиться со смятением, охватившим меня, и так и не дочитав бумаги Стаса с того места, которое начиналось словами: «И самое главное – не доверяй…»

Я сокрушенно принялся за «генеральную уборку» – подсознательно, видимо, хотелось «очистить» квартиру от липких следов чужих лап. Я убрался, прилег и незаметно заснул.

А утром раздался звонок, которого я ждал, считай, почти неделю. Был уже следующий понедельник с того самого, когда Бесс обратилась в нашу редакцию.

А дальше все шло по много раз проигранному в моей голове сценарию. Хрипловатый баритон указал место и время встречи, четко оговорив, что «Бесс будет возвращена только в обмен на досье Стаса… или на самого Стаса», – он хохотнул, и трубку сразу положили. Я, разумеется, тут же набрал номер Вэна – и наша троица двинулась в путь. После минутного колебания я позвонил и Сименсу – все-таки помощь в непредвиденной ситуации! – и был приятно удивлен его бодрым откликом и тем, как быстро он уяснил ситуацию и место нашей встречи.

Уже по пути на место я сообразил, что так быстро разобраться в маршруте мог только тот, кто не раз бывал там. Странно… Но я успокоил себя – в этом нет никакого криминала, ведь встреча назначена в глухой подмосковной деревушке без названия по Киевскому шоссе. Там находился домик Майкиной тетки, так и не доставшийся ей в наследство, – тетка пережила племянницу. Успокоившись на этой мысли, я сел за руль и двинулся. Я плохо знал дорогу, но решил, что везти Бесс обратно лучше будет на машине, и постарался – благо в понедельник народ двигался в основном к Москве, а не из нее, – минуя пробки, удачно вписаться в знакомый мне из детства – по 304-му автобусному маршруту от станции «Юго-Западной» – путь к бывшему совхозу «Птичное» – конечной остановке этого маршрута.

Я старался слишком не гнать, но машины словно расступались перед моим верным «Крузером» – я пролетел и Апрелевку, и Крекшино, и Толстопальцево, и десяток других остановок с незапоминающимися названиями – и наконец въехал на пятачок возле остановки «Птичное». Дальше автомобильный маршрут был мне неизвестен, тетка пользовалась каким-то объездным, а наша компания, когда приезжала сюда, перла напрямки через лес: всего час-полтора ходу по узкой тропе – и мы на месте.

Действуя как заведенный, я поставил машину возле церковной ограды, замкнул сигнализацию и, вскинув на плечи рюкзак, где якобы лежали материалы Стаса, спустился под горку к последнему домику у дороги и углубился дальше в лес…

И снова я вернулся на двадцать лет назад. Шел по лесной тропке с моими друзьями, чтобы вызволить из дачного заточения и увезти в Москву наказанную теткой Майку, и ели то наступали на тропинку, то редели, оставляя небольшие полянки с нетронутыми опятами на пнях. А под конец, перед выходом из леса, было болото, и приходилось идти осторожно, прыгая с кочки на кочку, а потом нырять в овсяное поле с колючей стерней, за которым уже виделся Майкин «карцер» – древний деревенский домишко с участком в десяток с небольшим соток. И мы взбегали на крыльцо, где в неожиданно жаркий осенний день роились толстые жадные осы. Мы кое-как открывали ржавый замок – за выбитые окна тетка могла и порешить в одночасье – и двигались со своей феей обратно. И когда оказались на опушке, у выхода из леса, было уже темно. Мы решили, что автобусы теперь вряд ли ходят, поэтому быстренько обустроили шалаш, развели костерок, чтобы его дым отгонял комаров – и заночевали прямо в лесу, сумасшедшие от своей самозабвенной дружбы и всепоглощающей любви…