Гибельный день - Эдриан Маккинти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот моя машина, — сказала она, указывая на голубой «фольксваген». — Странно, вроде бы все в порядке…
Я огляделся.
Поблизости маячили люди, но им было не до нас. Мы подошли к машине.
Она поглядела на меня с недоумением, затем на ее хорошеньком личике появилось настороженное выражение.
— Никто не взламывал мою машину.
— Не ори, а то пристрелю! — прошептал я, вытаскивая револьвер и ткнув стволом ей в живот.
— Вы серьезно? — удивленно спросила она, наверняка полагая, что все это какой-то нелепый розыгрыш.
— Более чем.
— Ч-что в-вы х-хотите? — Она испугалась.
— Так… Мне нужна твоя машина, но ты поедешь со мной: я не хочу, чтобы ты настучала на меня, и я не слишком-то хорошо себя чувствую, чтобы сесть за руль.
— Вы, должно быть, шутите! — Ее глаза расширились от ужаса, грудь тяжело вздымалась.
Довольно-таки красивая грудь. Я сильнее вдавил револьвер:
— Никаких шуток, дорогуша. А теперь открывай чертову машину, и садимся!
— Вы же не застрелите меня средь бела дня!
— Еще как пристрелю, — свирепо прорычал я. Это я, пожалуй, переборщил.
— Не хочу умирать! Я… беременна… — захныкала она.
Это задержало меня на секунду — и только.
— Слушай меня внимательно. У тебя есть шанс дожить до ста двадцати лет. Ты будешь пить шампанское в две тысячи десятом году. И даже доживешь до того момента, когда инопланетяне станут транслировать нам свои фильмы про Христа и Александра Македонского. Но если сейчас ты не сядешь в машину, через тридцать секунд ты будешь мертва. Решай сама. Если ты умрешь, умрет и ребенок.
Она немного пришла в себя, поглядела на меня, а затем — на пушку.
— Что я должна делать?
— Отвезешь меня в Белфаст, а затем вернешься в Дублин, и попробуй только кому-нибудь заикнуться об этом! А теперь — хватит рассусоливать, поехали!
5. Пенелопа
Белфаст. 16 июня, 13:35
Наконец-то Дублин отразился в зеркале заднего вида! Девушка, дрожа от страха, судорожно вцепилась в руль, лоб покрылся крупными каплями пота — но это нормально. Слава богу, ирландское правительство в свое время получило миллионные займы от Европейского структурного фонда и наконец-то в стране построили несколько более-менее приличных дорог, поэтому поездка заняла всего лишь два часа.
Студентка оказалась отменным водителем, ей не помешало даже то, что рядом сидел маньяк-похититель с револьвером в руке. Машину она вела быстро, но аккуратно. Лучшего и желать нельзя. Бензина было под завязку, на заднем сиденье — бутылка воды и пакет с печеньем. Я съел несколько штук и предложил ей, но она отказалась, взглянув на меня с безграничным презрением. Это мне даже понравилось.
Мы ехали быстро, без происшествий и остановок, покуда не доехали до Дрохеды.
Здесь мы влились в необозримую пробку; полицейские перенаправляли поток машин в центр города и на мост через реку Бойн. Мы буквально ползли мимо толпы охранников порядка. Я знал, что девушка вряд ли ослушается моего приказа, но предупредить еще раз не повредит.
— Слушай меня, детка. Даже если ты видишь целую толпу пилеров, даже если мы ползем как черепахи, не пытайся геройствовать. Стоит тебе потянуться к дверной ручке — и я нажму на крючок. И не обольщайся, что я этого не сделаю только лишь потому, что ты мне нравишься. За прошедшие сутки я убил людей больше, чем ты в этой и еще в пяти будущих жизнях.
— Верю тебе. Ты выглядишь настоящим ублюдком, — расхрабрилась она.
— В конце концов, это незабываемое приключение в твоей жизни — будет что рассказать ребенку.
— И не мечтай, что я когда-нибудь расскажу ей о тебе.
— Не зарекайся! Ты даже не представляешь, как я легко схожусь с людьми. Истинная правда! Перуанцы, колумбийцы, русские, американцы — у меня есть друзья отовсюду!
Мы выехали на мост. Река казалась чистой, а Дрохеда выглядела намного лучше, чем когда-либо. В Ирландскую Республику пришло процветание. Понавесили новые указатели, направлявшие к холму Тара, древней гробнице Ньюгранж, месту битвы на реке Бойн и прочим чудесам графства Мит.
— Видала раньше Ньюгранж? — поинтересовался я.
— Нет.
— Зря! Потрясающее зрелище.
Она не ответила. Миновали мост. Молчание стало действовать мне на нервы.
— Ты какой предмет изучаешь в Тринити? — спросил я, пытаясь завязать разговор.
— Я учу французский, — ответила она нехотя, не желая сообщать о себе подробности.
— Французский… Один мой старый друг изучал французский в Нью-Йоркском университете. Лучиком его звали. Колоритная личность. Постоянно цитировал «Цветы зла».
— А, Бодлер, «Fleurs du Mal», — снисходительно подсказала она.
— Ага, именно. Лучик плохо кончил, к сожалению. Хотя и не совсем незаслуженно… — пробормотал я про себя.
Девушка украдкой взглянула на меня:
— Так ты этим живешь? Терроризируешь женщин и калечишь людей?
Я отрицательно покачал головой и попытался объяснить:
— Я пытаюсь не причинять зла, но иногда нельзя этого избежать.
— И ты никогда не задумываешься о последствиях?
— О чем ты?
— Ты можешь попасть в ад.
Я рассмеялся.
— Ах да! Мы же в Ирландии. Ад… Нет, я об этом не думаю. Здесь его нет. Ад — где-то в Норвегии, на полпути между Бергеном и Северным полярным кругом, — ответил я и проглотил печенье.
— Разве ты не веришь в Библию?
— В этот сборник сказочек? Ты что, теорию Дарвина в Дублине не изучала?
— Разумеется, изучала! Здесь тебе не Иран!
— Но в дарвиновскую теорию эволюции ты не веришь.
— Не вижу причин, почему вера в Бога и вера в дарвиновскую теорию эволюции должны противоречить друг другу.
— Хм… Тогда ответь мне, попадут ли в рай бактерии из твоего желудка, когда отомрут? А ведь восемь миллионов лет тому назад мы были такими же бактериями. Бред какой-то!
Она приумолкла, кивнула своему отражению в зеркале заднего вида. Прерванный разговор не шел у меня из головы. Мрачные мысли о воздаянии за грехи — последнее, чем я хотел бы забивать голову сейчас, когда до Белфаста осталось совсем ничего.
— Так значит, Бодлер — твой любимец? — полюбопытствовал я, чтобы отвлечься.
Она облизала губы и покачала головой.
— Монтень, — сказала она в ответ.
— Валяй, произнеси что-нибудь прикольное по-французски!
— Не хочу.
— Давай-давай, попробуй рассмешить парня, который приставил револьвер к твоим почкам.
Девушка призадумалась, а затем посмотрела на меня:
— Предлагаю сделку.
— Отлично, я весь внимание.
— Я процитирую тебе Монтеня. А ты сделаешь кое-что для меня.
— Согласен.
— Убери револьвер. Мне страшно до жути. Я довезу тебя до Белфаста без шума и проблем, обещаю.
Я убрал револьвер в карман. Никто бы не возразил против такого дельного и разумного предложения.
— А теперь вторая часть сделки. Давай послушаем, что говорил этот парень, Монтень.
— Je veux que la mort me trouve plantant mes choux…[13]
— Как он прав! — выразил я восторг, хотя из всей фразы понял только слово смерть.
Мы проехали Дрохеду и по объездному пути миновали Дандолк. Границу Северной Ирландии раньше трудно было не заметить: толпы военных, пилеров, вертолетов, дорожных заграждений, столбы с колючей проволокой, — сейчас мы уже на несколько миль углубились в Северную Ирландию, прежде чем я обнаружил перемены — дорожные знаки были не желтого, а белого цвета.
— Мы на Севере! — удивился я.
— Да, — подтвердила девушка.
— Я-то думал, нам нужно будет проезжать через КПП или таможенные посты, — недоумевая, пробормотал я.
— Их давным-давно уже ликвидировали, — с оттенком презрения ответила она.
Мы проехали через горы Моурн: мрачные каменные утесы, совершенно голые — ни деревьев, ни людей, ни даже овец. Далее — Ньюри и Портадаун: пара мерзких медвежьих углов, которые и Бог-то не любил, когда создавал, не говоря уж о тамошних жителях или приезжих. Городки с домами преотвратного цвета, где все мужчины просиживают штаны в кабаках, а женщины нянчатся с детьми. Где телевизоры всегда включены на всю катушку, а из еды — одна картошка.
Слева и справа — болото.
Редкие самолеты, приземляющиеся в аэропорту. Армейский вертолет. Уродливые коттеджи и дома из красного кирпича — мы все ближе и ближе к городу.
— Никогда не была в Белфасте, — сказала девушка. Это были ее первые слова за пятьдесят миль.
— Не много потеряла.
— Может, отпустишь меня? Боюсь, мы заблудимся в городе.
— Я скажу тебе, куда ехать.
Как только мы выехали на автомагистраль, я почувствовал запахи города. Дождь, море, болото, специфический запах сгоревшего торфа, табака и вонь отработанных газов.
Над нами нависло серое небо. Холодало.