Не жди, не кайся, не прощай - Сергей Зверев

– Что же тут особенного? – удивился молодой.

– Так ведь тетрадка стоила две копейки, а листов в ней было ровно двенадцать – не тринадцать и не четырнадцать! Правда, были еще тетради по восемнадцать листов, но стоили они уже по три копейки. Хоть в клеточку, хоть в косую линеечку, без разницы.

– Ты мне мозги своими клеточками и полосочками не пудри, Палыч, ты мне лучше вот что скажи: Люська на физию как? Нормальная деваха?

– На вкус и на цвет товарища нет, – уклончиво произнес унылый.

– И все-таки? – не унимался молодой. – На ощупь вроде Люська при всех делах, а как с виду? Не страхолюдина?

– В моей молодости было такое мороженое в стаканчике, фруктовое. Ты не поверишь, но стоило оно семь копеек…

– Опять двадцать пять! Ему про Кузьму, а он про Ерему…

– Так вот, – невозмутимо продолжал рассказчик, – одним фруктовое мороженое нравилось, они просто без ума от него были. А мне подавай либо «Ленинградское» за двадцать две копейки, либо «Каштан» за двадцать восемь.

– При чем тут Люська?

– С зазнобой твоей аналогичная история. Кому – жирная гузка, кому – спелая арбузка.

Константин весь покрылся испариной, пока сумел вывернуть шею, чтобы краешком глаза взглянуть на беседующих мужчин, а увидев их, испытал облегчение, почти такое же острое, как в тот момент, когда вынырнул из кошмара. До сих пор оцепенение, в котором он находился, представлялось ему результатом паралича или даже смерти. Удостоверившись, что вокруг нет ни трупов с бирками на окоченевших ногах, ни даже пьяных санитаров в мясницких фартуках, он охнул и обмяк. Хотелось потрогать повязку, плотно охватывающую лоб, а еще сильнее хотелось перекреститься, но сил пока что было маловато. Их хватило лишь на поворот головы.

– Кажись, наш третий пассажир очухался, – оживился парень, допытывавшийся у собеседника про Люську. – Слышу, торкается. У меня слух теперь ого-го! Муху за километр слышу.

Обладатель острого слуха предстал перед Константином в виде тощего силуэта на фоне окна. Плотный кокон бинтов превращал его голову в подобие белоснежного яйца, вертикально торчащего из пижамы, а пижама та была хоть и полосатой, как роба узника концлагеря, но, несомненно, больничной.

– Теперь сутки напролет будет возиться, дырк-дырк, – ворчливо заметил второй обитатель палаты, пожилой плешивый мужчина в халате, пристроившийся рядом с парнем. – А койка у него скрипучая, спасу нет.

– Я в больнице? – спросил Константин, с трудом ворочая языком.

– А ты предпочел бы в морге очнуться? – весело спросил парень. – Размечтался! Тебя как звать, мечтатель? Я Вадик, а это Палыч, наш счетовод.

Представляя соседа, он фамильярно похлопал его по голове.

– Эй, полегче! – возмутился Палыч. – У меня башка, знаешь ли, не сменная. Одна на все случаи жизни, а ты по ней колошматишь!

– Я по плечу хотел, извини, – сказал Вадик.

– Хотел он, – буркнул Палыч, слюнявя пальцы, чтобы пригладить пряди волос, нитями протянувшиеся от уха к уху.

– Здорово она меня огрела, – прошептал Константин. – Любит мамку. Не дает в обиду.

– Что? Говори громче, а то бормочешь под нос, как умирающая лебедь. – Дружелюбия в голосе Вадика заметно поубавилось. – Тут некоторым похуже, чем тебе, а они держат хвост пистолетом.

– Это точно, – подтвердил Палыч.

– Скоро оклемаюсь, – выдавил из себя Константин, еще не вполне уверенно управляющий голосовыми связками.

– А ты небось по пьяному делу здесь очутился? – предположил Вадик. – Нажрался – и степь да степь кругом?

– В мое время, – сказал Палыч, – «Московская» шла по три рубля шестьдесят две копейки, а «Экстра» стоила четыре двенадцать, но она уже позже появилась.

– А принимали бутылки по двенадцать копеек, – перебил его Вадик. – Ты это уже сто раз рассказывал. Думаешь, пассажиру интересно, что и почем раньше было?

– Не пил я, – проворчал Константин. Устав следить за собеседниками, он обращался к покачивающемуся потолку. – И вообще, отвяжись от меня, говорун. Как там тебя? Вадик?

– Так я шучу, – сказал Вадик. – Мы народ жизнерадостный, веселимся до упаду с утра до ночи и с ночи до утра. – В подтверждение своих слов он дурашливо запел: – Если вас ударят в глаз…

– Давно я здесь? – спросил Константин.

– …вы, конечно, вскрикнете, – горланил Вадик.

– Вторые сутки пошли, – сказал Палыч. – Черепушку тебе раскроили.

– Раз ударят, два ударят…

– Главное, что мозги на месте, – пробормотал Константин, ощупывая бинты.

– …а потом привыкнете! – злорадно захохотал Вадик. – Пить хочешь, искатель приключений? Дай ему соку, Палыч. Только не грузи его рассказами про то, сколько раньше газировка с сиропом и без сиропа стоила.

Невидимый Палыч повозился немного и возник перед Константином с маленьким пакетом сока. Надорвал целлофан, проткнул фольгу трубочкой, поднес пакетик к подбородку Константина.

– Соси, – предложил.

– Во-во, – подал голос Вадик. – Мы все тут сосем, как мишки – лапу.

– Мишки, – повторил Константин, вспомнив медведя, вставшего на дыбы. Его сменила дочь Клавдии с занесенным топором. Потом под сомкнутыми веками возник шипящий кот с прижатыми ушами. – Мишки-шалунишки, – пробормотал он.

– У-у, пассажир бредить начинает, – отметил Вадик.

– Не обращай на него внимания, – тихо произнес Палыч, поя Константина соком. – Слепому одна забава: зрячих пугать.

– Слепому? – не поверил ушам Константин. – Так он слепой?

– Не твое собачье дело! – заорал Вадик.

– Ты еще легко отделался, – продолжал Палыч. – Это кто же тебе так морду исполосовал? Еще чуток, и был бы одноглазым.

– Одному мужику бычий вставили, – мрачно сообщил Вадик со своего насеста. – Дело на курорте произошло, по запарке, поэтому он супругу решил не извещать, без звонка нагрянул. Глядь, а она по хате туда-сюда шастает, в халатик кутается, зенки отводит. Мужик чует: что-то не то. А ну-ка, говорит, выкладывай, стервь курляндская, с кем в мое отсутствие снюхалась? Она в слезы, в крик: все как на духу расскажу, миленький, ничего не утаю, только не смотри на меня так.

– Как? – полюбопытствовал Палыч.

– По-бычьи, – рявкнул Вадик. – Ему же бычий глаз вставили, дошло, нет?

– Смешно, – вздохнул Палыч и вставил трубочку в открытый рот Константина. – А лобешник ты под удар неаккуратно подставил, паря. Череп не проломлен, но наверняка треснул. И волосы… Ты же седой совсем. Здорово же тебя судьба потрепала. За какие такие грехи?

– Не помню, – отрезал Константин.

– А зовут-то тебя как?

– Тоже не помню. Память отшибло.

– Напрочь? – недоверчиво спросил Вадик.

Константин взялся за перебинтованную голову.

– Почти, – сказал он.

Так и продолжал твердить про отшибленную память всем любопытствующим врачам и санитаркам. Диагноз ему поставили соответствующий: закрытая черепно-мозговая травма с сотрясением головного мозга и частичной амнезией.

Константин слегка успокоился. Как выяснилось, рано.

Изолированные от внешнего мира, обитатели больничной палаты проводили время в своеобразном анабиозе. Палыч, не выпадая из спячки, перечислял вслух всевозможные товары народного потребления, названия и цены которых заменяли ему заупокойную молитву по СССР. Вадик, от которого постоянно попахивало медицинским спиртом, вечера проводил с санитаркой Люсей, а днем неподвижно лежал на кровати – безмолвная мумия со спеленатыми руками и головой. Константин или дремал, или строил планы на будущее, или листал тощие иллюстрированные журнальчики и пухлые бульварные газетенки, обнаруженные в кишащей тараканами тумбочке.

Судя по содержанию статеек, было ясно, что в большинстве своем читающая публика не до каких-то там высоких истин докапывается, а элементарно хочет знать, что творится за замочными скважинами, желательно открывающими обзор на чужие спальни. Спрос порождал предложение, предложение стимулировало спрос и так далее, по кругу, по нисходящей спирали в сливную воронку, отзывающуюся канализационным бульканьем:

«БАБ по-прежнему меняет баб…»

«Встать! ВИАгра идет!»

«Три продюсера не смогли удовлетворить Баскова…»

В скором будущем, размышлял Константин, надобность в сопроводительных текстах вообще отпадет. Фотография и краткая надпись. Комикс. Веселые картинки для скрашивания времени в рекламных паузах между телесериалами.

Его ленивые размышления нарушила сестра Клавы. Вызвав Константина в коридор, она скороговоркой прошептала, что главврач отправил официальный запрос насчет загадочного пациента в Министерство внутренних дел. Ответ ожидался на следующей неделе. Пора было уходить.

– Не подведи меня, – попросила сестра Клавы. – Я ведь тебя без документов оформила. Если начнут копать…