Тайны Тарунинских высот - Георгий Травин

Мысли о ловушке успокоили Адлера. Генерал замедлил шаги: уже не бегал по блиндажу, а прохаживался, слушая неровный гром, доносившийся из-за гребня. В сущности все было настолько слажено, автоматизировано, что генерал не мог даже придумать, что бы еще такое сделать. Наконец, он решил еще раз предупредить командира отдельного батальона, занимающего фланкирующую позицию: ни в коем случае не открывать огня до тех пор, пока русские не приблизятся к траншеям.

— Вызвать майора Дорфмана! — приказал он, и солдат начал повторять в телефонную трубку:

— Мюнхен! Мюнхен!

— Ну, скоро? — нетерпеливо крикнул генерал.

— Отдельный батальон не отвечает!

Выхватив трубку из дрожащих пальцев солдата, Адлер учинил громовой разнос начальнику связи. Генерал не хотел ничего слушать, и майору Фишбауму с большим трудом удалось доложить, что связисты, посылаемые им по линии к позиции отдельного батальона, не возвращаются и не дают о себе знать — бесследно пропадают.

— Пропадают?! Я им покажу, как пропадать! Они просто прячутся, подлые трусы! Залезают в щели, как тараканы... Извольте восстановить связь с «Мюнхеном». Если вы не сумели подготовить надежных связистов, идите сами на линию. Что?! Имейте в виду: за связь с «Мюнхеном» вы отвечаете головой. В буквальном смысле слова! Понятно?

Адлер бросил трубку, которую телефонист поймал на лету, и опустился на скамью.

Прошло всего лишь тринадцать минут! Если русские сегодня собираются штурмовать, артиллерийская подготовка продлится, конечно, не меньше часу. Любят пострелять эти русские!

Он встал и подошел к широкой амбразуре, из которой хорошо видна была главная высота. Генерал стал смотреть в бинокль. Гребень высоты был черный и страшный, он весь словно порывался взлететь в небо, рос и набухал, кипел и ворочался, как живой.

Очень хорошо. Прекрасно. Русские изо всех сил колотят по пустым траншеям! Они будут бить по пустоте час или больше. Бедняги израсходуют опять колоссальное количество снарядов. В их положении это безрассудно.

Но вдруг картина в поле зрения бинокля изменилась: гребень словно стал ниже, высота как будто осела вниз. Это значило, что огонь по гребню прекратился, земля перестала взлетать вверх, а дым постепенно рассеивается.

Что за черт? Снаряды, что ли, у них на исходе? Неужели после такой слабенькой артподготовки они решатся атаковать гребень? Едва ли... Впрочем, если угодно, пусть попробуют.

Окончание обстрела гребня послужило, как всегда, сигналом, по которому пришла в действие хорошо слаженная военная машина. Из укрытий за высотой выскакивали солдаты с автоматами и врассыпную бежали вверх, на гребень. Туда же потащили станковые пулеметы.

Генерал смотрел на скат, усеянный маленькими фигурками. Издали казалось, что они движутся очень медленно.

— Что за бег на месте? — рассвирепел Адлер. — Я вам покажу, ленивые скоты! Этот толстяк Штейфель распустил своих солдат! Телефонист! Вызвать полковника Штейфеля!

Телефонист связался со штабом полка, оборонявшего центральный сектор, но командира полка в штабе не оказалось — отбыл на передовую линию.

— Ладно. Пускай сам подгоняет своих лентяев! — проворчал Адлер и стал снова смотреть на цепи, поднимавшиеся по скату. Как медленно они движутся... чем дальше, тем медленней! Тысяча чертей! Они ползут, как улитки! Можно подумать, что там нивесть какая круча. Да они, кажется, совсем остановились? Что это? Что такое?! Они залегли перед гребнем! С ума сошли!!

Генерал разразился проклятиями. Глаза его от бешенства налились кровью, и он стал плохо различать предметы в бинокль, но все же не мог не увидеть, как вдоль линии гребня, чеканившейся на сером небе, быстро перебегали тонкие дымки и мелькали бледные огоньки. А до слуха его донесся негромкий сухой треск, словно там рвали бесконечную ткань.

Боже! На гребне русские! Они опередили. Их огонь сметает наши цепи... Все пошло к чертям! Что же теперь делать? — генерал, как зачарованный, продолжал смотреть на гребень высоты.

Прошло две — три минуты, и картина снова изменилась. Увы, не к лучшему! Заговорила вновь русская артиллерия, и огневой вал ее теперь сползал по скату, обращенному в тыл гитлеровцев, и неуклонно, неотвратимо приближался к залегшим цепям.

Адлер бросил бинокль. Все пропало! Лучше не смотреть туда, не видеть того, что сейчас произойдет, не может уже не произойти! Сам господь бог не спасет теперь его роты, батальоны, его дивизию!

Но не смотреть он не мог. И увидел, как полоса разрывов накрыла цепи. В клубах дыма мелькали красноватые огоньки новых и новых разрывов. Нет, у русских не мало снарядов!

Он видел также, как из завесы дыма стали выскакивать маленькие фигурки: обезумевшие от ужаса солдаты пытались спастись бегством. Но огневой вал продвинулся вперед и поглотил их. Так повторялось несколько раз. И с каждым разом все меньше фигурок выскакивало из дыма.

А огневой вал советской артиллерии сползал все ниже. Вот он уже бушует у подножия высоты и начинает приближаться к блиндажу, у амбразуры которого стоит остолбеневший командир дивизии. До сих пор генерал Адлер был убежден в непогрешимости немецкой стратегии и тактики, в неприступности Тарунинской крепости, и тому, что происходило у него на глазах, просто не мог поверить. Этого не могло быть! Русские не могли оказаться на гребне раньше, им надо было пробежать вчетверо больше!

Только появление штабных офицеров вывело Адлера из столбняка.

В блиндаж втиснулся чуть ли не весь штаб. Наиболее предусмотрительные офицеры остановились у самого выхода, чтобы быть поближе к своим машинам: на дороге, ведущей в тыл, уже урчали заведенными моторами и нетерпеливо подрагивали пестрыми, камуфлированными боками автомобили.

— Русские захватили топографический гребень главной высоты, — доложил начальник штаба. — Полк Штейфеля сброшен вниз.

— Вы думаете, я ослеп?! — набросился на него Адлер. — А что фланкирующая позиция? Батальон Дорфмана проспал?

— Повидимому, батальон Дорфмана более не существует. Русская артиллерия обрушилась на него.

— Черт! А где полк Кнабе? Почему молчит дивизионная артиллерия?

— Кнабе тоже сброшен вниз. Дивизионные орудия уничтожены или подавлены: русские корректируют свой артиллерийский огонь уже с гребня. Точней стрелять невозможно.

Адлер дважды раскрыл рот, но не издал ни звука, хотя все смотрели прямо ему в рот. Когда рот открылся в третий раз, из него вырвался хриплый крик:

— Артиллерию! Вызвать огонь тяжелой артиллерии! Почему она молчит?!

Начальник штаба дивизии, отпихнув солдата-связиста, сам заорал в телефонную трубку:

— Бавария! Бавария!

Адлер вырвал у него трубку. Узнав по голосу начальника штаба группы, он потребовал:

— Прикажите немедленно тяжелой артиллерии смести огнем с гребня русских! Иначе все пропало! Что?

Телефон молчал, будто испытывал терпение Адлера. А потом полковник услышал спокойную, отменно вежливую речь самого командующего:

— Вы погубили артиллерию, а теперь просите поддержки? Неужели вы не понимаете, что теперь вся наша артиллерия с гребня высоты видна русским, как на тарелке? Закрытые позиции стали открытыми. Артиллерия несет большие потери. Она срочно передислоцируется, а вы хотите, чтобы она вас прикрывала. Вы подвели всех. Из-за вашей преступной небрежности и ротозейства мне приходится передислоцировать не только артиллерию, но и пехоту. Кто знает, не бросят ли русские в созданную ими брешь крупные силы? Ваше ротозейство может иметь роковые последствия.

Командующий группой считал Адлера единственным виновником столь невероятного падения неприступной Тарунинской крепости. Недаром Краузе терпеть не мог этого мужлана, с лицом мясника и с голосом барбоса, — то было своего рода предчувствие. Теперь этот негодяй наделал хлопот, а главное — провалил ловушку. Когда русские будут отброшены назад (в этом Краузе не сомневался), ловушка уже не сможет быть тем, чем она была! За такое дело Адлера следовало бы расстрелять.

Краузе был взбешен. Он говорил с Адлером вежливым, даже ласковым голосом, но слова его были ядовиты. Адлер кусал свои толстые губы, но когда Краузе заговорил о передислокации войск, приободрился. Ему представилось, что произойдет общий отход на заранее приготовленные позиции, и его дивизия отойдет на рубеж номер два, где будет, пожалуй, даже поспокойнее. Там возведены более солидные инженерные сооружения, чем на Тарунинских высотах, где все держалось не столько на стали и железобетоне, сколько на хитрости. Русские перехитрили! А кто перехитрит бетон, железо и сталь?..

Но Краузе не кончил — он продолжал говорить все ласковей:

— Мой милый Адлер, вы будете прикрывать отход артиллерии и штабов. Вы должны сдерживать русских, чего бы это ни стоило. Деритесь до последнего солдата. Не позволяйте русским сделать ни шагу вперед. Контратакуйте их. Опрокиньте. Уничтожьте. Так велят Великая Германия и фюрер.