Последний мятеж - Сергей Щепетов

Но Витька молчал. Дымчатый щиток его шлема был обращен туда, куда только что смотрел он сам. Потом Витя медленно поднял левую руку, отодвинул Саню с дороги, задвинул локтем автомат подальше за спину и… пошел к проволоке.

Саня повернулся и посмотрел ему вслед: за колючкой Татьяны не было! Там стояла совершенно незнакомая девушка-блондинка с распущенными волосами. А где же?!.

Как-то боком, неловко прихрамывая (ногу подвернул?), к Сане подходил Жора. Вокруг было все так же мрачно и тихо, но в Саниной голове гудели колокола: «Где Танька?! Ведь это же была она!!!»

— Иди на пост, Жора! Сейчас Боб поя…

Сквозь гул и сумятицу в мозгах до Сани вдруг дошло, что Жора почему-то стал ниже ростом и щиток… Дымчатый, односторонне-прозрачный щиток Жориного шлема опущен не полностью! Да-да: снизу видна щель в два пальца!

— Жора, ты…

Боли Саня почти не почувствовал — только легкий толчок в грудь и короткий хруст. Он, наверное, умер не сразу, потому что успел увидеть, как оживает, вспучивается, встает на ноги все пространство между проволокой и лесом — каждый обгорелый куст, каждая кочка… А еще он увидел, что Витя так и не дошел до колючки, за которой была блондинка, — теперь он лежит лицом вниз, а между лопаток у него темное пятно, из которого что-то торчит. Выстрелов с другой стороны, от ангара, Саня уже не услышал, хотя Боб опустошил магазин даже раньше, чем успел протрезветь.

Завал был необъятным и плотным. Лойка отошла чуть в сторону, сунула в рот палец и стала думать: «Нет, слева не обойти — там такие колючки… И справа тоже скала и кусты — все ноги исцарапаешь! А через верх? Вон, между тех веток под верхний ствол можно подлезть… Попробовать?»

Девочка поправила лямки пустого мешка, висящего за спиной, и стала взбираться на завал. Это было почти как игра: сучки и обломанные ветки так и норовили схватить, а гнилая кора на стволах съезжала, обнажая скользкую древесину, и норовила сбросить вниз. Уже почти на самом верху толстенная ветка под ногой вдруг обломилась и рассыпалась трухой. Лойка едва успела ухватиться за сучок, торчащий над головой. Этот сук, кажется, ломаться не собирался, и Лойка счастливо засмеялась, раскачиваясь на одной руке: «Не вышло, не вышло! Вы не пускаете меня, да? Не пускаете? У-у, злые мертвые деревья! А я все равно пролезу, а я пролезу!»

Качнувшись чуть посильнее, она разжала руку, в коротком полете поймала другую ветку и, не задерживаясь на ней, прыгнула еще дальше вперед. Оп! Она уже на самом верху! Две некрупные бабочки с желтыми крыльями, сидевшие возле раскоряченного корня верхнего дерева, недовольно посмотрели на нее, и Лойка показала им язык: «А я залезла, залезла!» Бабочки неодобрительно качнули крыльями и вернулись к прерванной беседе, щупая друг друга усиками.

Лойка посмотрела на лес по ту сторону завала и затанцевала на скользком бревне, рискуя свалиться:

— Траль-ля-ля, ой-ля! Я нашла, я нашла! Ой-ля!

Собственно говоря, ничего особенного впереди не было — все те же дремучие заросли, разве что деревья чуть потоньше и стоят дальше друг от друга. Но она-то знает! Ее-то не обманешь: «Вы, кусты, можете сколько угодно притворяться, сплетаться и не пускать, но я-то знаю! Здесь обязательно должна быть тоха, обязательно! Да-да: вон там, наверное, и вон там!»

Спуск с завала оказался совсем легким, и скоро Лойка уже сидела на корточках, гладя рукой шерстистый граненый ствол растения:

— Тоха, хорошая тоха! Я возьму одну, ладно? Только одну — совсем маленькую, можно?

Растение согласно зашуршало листьями. Лойка сняла мешок, извлекла из него маленькую копалку и стала аккуратно рыть землю чуть в стороне от ствола. Грунт оказался мягким, и корнеплод она нашла почти сразу: на глубине двух ладоней показался шершавый коричневато-желтый бочок.

— У-у, ты моя хорошая! Иди ко мне, иди! — Она отложила копалку и принялась работать пальцами. Плод оказался неправильно-округлой формы чуть больше ее головы. Лойка аккуратно оборвала корешки, извлекла тоху из ямки и, смахнув остатки земли, закатила ее в свой мешок (ой, какая тяжелая!). Под соседними кустами она нагребла несколько горстей прелых листьев и ссыпала их в ямку. Потом, присев на корточки, помочилась туда, извинилась за то, что сейчас, к сожалению, больше ничего не может, и стала засыпать ее землей, добавляя горсти перегноя с поверхности.

— Вот и все! И совсем не больно, правда? — виновато спросила она. Кажется, растение не обиделось, и Лойка пошла искать следующее.

Она так увлеклась выкапыванием второй тохи, что не сразу услышала сопение за спиной: «Конечно же, здесь должны быть хрюны, а как же! Я же видела их следы!»

Длинное рыло с кривыми клыками под круглым носом высунулось из травы совсем близко. Мамаша перебирала короткими ножками, сопела и злобно смотрела на Лойку маленькими глазками.

— А-а, привет! — улыбнулась девочка. — Ты почему такая злая, хрюна? Тохи жалко? Жалко, да?

— У-уйди! — издало невнятный звук животное.

— И уйду! Подумаешь! Я взяла всего две — совсем маленьких, вот смотри! А ты уже рассопелась: вой-вой-вой! Жадина какая!

— У-уйди!!

— А-а, вот в чем дело! — догадалась наконец Лойка. — У тебя полосатики! Ой, какие хорошенькие! Как много… Не трогаю! Не трогаю я твоих полосатиков!! Хочешь, за ухом почешу? Ну скажи: хочешь? А полосатики мне твои совсем не нужны!

— У-уйди…

— Ну и пожалуйста! Я пошла!

— Хр-р!

— Чего еще?

— Почеши…

— Ага! Ну иди сюда, толстобокая, иди!

«С этими хрюнами вечные проблемы, особенно с мамашами, — пожаловалась сама себе девочка. — То они прямо заесть готовы за своих полосатиков, то от них не отделаешься: за одним ухом почеши, за другим, теперь бок, потом пузо…»

Это занятие ей надоело довольно быстро, и она слегка пихнула коленкой теплый бок:

— Да ну тебя! Вставай, хватит! Уже все твои полосатики разбежались! Разлеглась тут. Иди лучше покорми их — вон, вымя-то какое отрастила! Иди, иди, а то горник заест кого-нибудь.

— Хор-рник?! Хр-р! — мгновенно вскочила на ноги хрюна.

— Шучу, шучу я! — погладила ее по холке Лойка. — Нет тут, кажется, горников. Все, я пошла! Бывай, толстобокая, — хрр-хрр!

Тохи были действительно не очень большие, но отдавили всю спину, пока Лойка добралась до ночевки. Чебик, как всегда, спал, а Пуш…

— Ты опять, Пуш?! — с ходу накинулась на него девочка. — Сколько раз я тебе говорила?!

— Ой, Лойка пришла! — искренне обрадовался Пуш. — Тоху принесла, да? Люблю тоху — тоха вкусная!

— Ну-ка отпусти его! Не мучай животное!!

— Не-е, он злой! Смотри, какой злой!

— А если бы тебя за нос? Схватить и держать, а? Ты бы добрый стал, да?

Забава продолжалась, наверное, уже давно: комар явно выбился из сил, но еще продолжал махать крыльями и упираться ногами, пытаясь вырвать хобот из лап Пуша.

— Меня-то зачем за нос? Я же не набрасываюсь! А он сзади подкрался, глупый какой!

— Ну и что? Дал бы ему в лоб хорошенько, а мучить-то зачем?!

— Я дал, а он опять прилетел, дурак! Не, он злой, я ему хобот отломаю.

— Это ты дурак, Пуш! Как же он без хобота?! Или убей сразу, или отпусти — ты же не маленький уже!

— Не маленький, — вздохнул Пуш и разжал лапы. Освобожденный комар на радостях перепутал верх с низом и чуть не врезался в тлеющий костер.

— Так-то лучше!

— Ничего, я его запомнил: если опять прилетит, ноги оторву, а хобот завяжу узлом — пусть порезвится.

— Какой же ты злой, Пуш!

— А чего он?!

— Ладно, давай тоху готовить!

— М-м-м, слюнки текут — люблю тоху. Сварим, да?

— Лучше в углях зажарим.

— Ну давай вари-ить, Лой, дава-ай! — начал канючить Пуш. — Я бульон люблю-у-у, давай варить, Ло-ой…

— Заныл, заныл, горе мое! А кто кастрюлю потом будет чистить? Или мы ее так и понесем — закопченную?

— Ну Ло-ой, я почищу-у кастрюлю-у, да-а… И воды принесу-у! Давай вари-ить, Ло-ой!

— Хватит скулить! — смилостивилась наконец Лойка. — Бери посуду и отправляйся! Одна лапа здесь, а остальные — там! И полную неси, не половину!

Она успела набрать дров, почистить и порезать тоху, а Пуш все не возвращался, хотя до воды было всего два-три десятка шагов. Наконец он явился: довольный, мокрый, но с полной кастрюлей. Пуш поставил кастрюлю на землю, уселся рядом и, ожидая похвалы, стал вылизывать свою мокрую шерсть.

Лойка проверила прочность палки, торчащей над костром (выдержит!), и собралась сполоснуть резаную тоху излишками воды, но едва успела отдернуть руку — из кастрюли высунулась пучеглазая шипастая голова и хлопнула пастью!

— Ой!! Чуть палец не откусил!! Ты опять?!

Она от души пнула ногой водоноса, и Пуш тут же завалился на бок, закрывая голову лапами в притворном испуге: