Следствие продолжается. Том 1 - Кира Измайлова

– Восемьдесят процентов рынка ртути принадлежит нашей компании, – скромно сказал юноша. – Правда, дедушка уже отошел от дел, теперь бразды правления и наследный титул перешли к моему батюшке. Жаль, что именование исключительно номинальное – Высокий замок остался в Поммодории, но, – тут он улыбнулся, – я думаю, положение дел можно исправить.

– Не сомневаюсь, это у вас получится, – обворожительно улыбнулась госпожа Кисленьких. – Талантливый человек талантлив во всём!

– Вы о живописи? – догадался тот. – О, ну что вы, я не профессиональный художник, но стараюсь сохранять навыки. К тому же, это очень успокаивает: марины, городские виды, триумфальные арки… Совершенно безобидное хобби для правителя, как я считаю.

– Более чем, – серьезно сказал доктор. – Да и прокормиться можно, если вдруг… перевернут.

– В смысле? – не понял Дэвид.

– В смысле революции, – пояснил тот. – На классику всегда найдется покупатель, не то что…

Он кивнул в ту сторону, где суета, достигнув апогея, понемногу улеглась. Теперь там стоял мольберт, за которым в картинной позе расположился усатый господин. У планшира стояла кудрявая брюнетка, элегантно придерживая шляпку и элегически глядя вдаль.

На холсте уже что-то красовалось, а живописал господин – тут Дэвид проморгался, но видение никуда не исчезло, – собственными усами!

Карл поморщился и отвернулся.

– Не любите современных течений в искусстве? – спросил следователь.

– Как сказать… – задумчиво ответил тот. – Многие полагают, что дон Фелипе – гений, но у меня, к сожалению, от используемых им цветовых сочетаний начинают болеть глаза.

– У меня тоже, – созналась Каролина.

– Жуть! – вынес вердикт Сидельских, ненадолго выглянув из-под шляпы. – Это вообще кто?

– Дон Фелипе, – повторил Карл. – Если полностью: маркиз Вероника де Буполь.

– Как это? – удивился Дэвид.

– Не хотелось бы сплетничать…

– А мы и не будем сплетничать, мы выслушаем ценную информацию, – успокоил Руперт, которому, похоже, тоже было любопытно.

– Ну, раз так…

Дэвид слушал, приоткрыв рот от удивления. Выяснялись поразительные вещи: усатый господин, тогда еще не бывший настолько усатым, какое-то время подвизался в роли кочегара у маркизы Вероники де Буполь, дамы крайне предприимчивой и богатой – среди ее владений числились завод, две газеты и даже конюшни.

– Телеграфисты от нее уже прячутся, а некоторые даже плачут, – сообщил Ян. – Она каждый день по три десятка телеграмм дает, не доверяет управляющим…

Итак, маркиза была вполне довольна кочегаром, до такой степени, что даже взяла его в мужья (больше, судя по всему, никто не соглашался – боялись). Казалось бы, все получили, что желали: дон Фелипе – титул и деньги, а маркиза – постоянного искусного кочегара несомненных достоинств. И всё было бы прекрасно, если бы в один далеко не прекрасный день Вероника не застукала своего благоверного в обществе нескольких хорошеньких девиц – якобы за уроком рисования.

Разразилась страшная буря, но до развода дело не дошло – на такой позор маркиза идти вовсе не собиралась. Одно дело – немного поторопить загостившегося на этом свете супруга (собственно, поэтому маркизу и обходили стороной – нескольких мужей она уже похоронила), и совсем другое – развод!

– То-то она, наверно, госпоже Кисленьких бы завидовала, – хмыкнул Берт. – У нее-то мужья сами мрут…

– Ну и ничего смешного, – деланно обиделась Каролина.

Несчастный дон Фелипе все-таки сумел убедить грозную маркизу, что в самом деле занимался рисованием, а она – не позволила ему об этом забыть. В конце концов, одно дело – быть супругой кочегара, и совсем другое – настоящего гения! За титул следовало расплачиваться, и вскоре полотна дона Фелипе прогремели на весь мир.

Вероника тщательно создавала образ гения живописи. Он экстравагантно одевался, еще более экстравагантно вел себя, ну а уж о его манере писать собственными усами вместо кистей не слышал только вовсе уж далекий от искусства человек! Усы эти стараниями маркизы были объявлены национальным достоянием их небольшого государства, ну а сам «художник» быстро распробовал вкус славы и действительно стал считать себя прекрасным живописцем.

– Фелипе! – раздавались команды Вероники. – Не используй так много берлинской лазури, у тебя снова посекутся усы!

– Да, дорогая! – отзывался тот.

– Вот, собственно, и всё, – заключил Карл историю гения. – Разумеется, маркиза следит за доном Фелипе денно и нощно, потому что этот ее проект – существенное вложение капитала, и ей вовсе не хочется, чтобы с усами мужа что-то случилось. Видите, кстати, пластырь у него на щеке?

– Ага, – ответил Ян. – Что, порезался, когда брился?

– Он так и говорит, – подтвердил молодой человек. – Но дело в том, что за обедом стюардесса имела неосторожность промокнуть салфеткой ус дона Фелипе, который случайно соскользнул со специальной подставки и угодил в суп. И вот – результат…

– Да, маникюр у маркизы знатный, – подтвердил Берт. – Тяжела жизнь гения!

– И окружающих, – добавил Карл. – Повторяю, себя я художником назвать не могу, но классическое образование, знаете ли, помогает разбираться кое в чем. И дона Фелипе, на мой пристрастный взгляд…

– Следовало бы повесить, – громыхнул поручик.

– В каком смысле, уважаемый Вит-Тяй? – поинтересовался Бессмертных.

– В прямом, как у нас в Беарии таких вот мазил вешают.

– Да? Я прежде не слыхал, чтобы у вас преследовали людей искусства!

– Кто ж их преследует? – удивился поручик. – Пусть себе рисуют, сколько угодно! Пейзажи вот, как этот господин, портреты… только чтоб нос не за ухом был, а то самому живо уши оборвут. Или повесят. Был один случай…

– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался Бессмертных. Судя по всему, Топорны тоже заинтересовался неизвестным ему доселе способом казни.

– Ну, стало быть, жил у нас скульптор один, – обстоятельно начал Вит-Тяй. – Поначалу ничего, делал статуи как статуи, даже с портретным сходством. Только раз от разу все больше и больше. Ну и когда он захотел Его императорскому величеству подарить его статую, решили, что надо с этим что-то делать.

– А что такого? Императору нельзя дарить статуи? – удивился Дэвид.

– Я объясню, – встряла Каролина. – Я слышала эту историю. Понимаете, это была такая статуя… там папенька был представлен в образе витязя в медвежьей шкуре, только почему-то полосатой. И она была в три папенькиных роста высотой…

– Тогда понятно, – кивнул Руперт.

– В каменоломни его отправлять не рискнули, – продолжил Вит-Тяй. – Мало ли, что он там еще… сваяет! На лесоповал – тоже, вдруг бревна попортит? Ну и повесили. И решетку стальную поставили, чтобы не вылез. Так и висит.

– Погодите, я что-то не понял, – нахмурился Бессмертных. – До сих пор висит?..

– Ага, выбраться пытается, но, говорю же, решетка там!

– Там – это где? – задал наводящий вопрос следователь.

– На портрете, – пояснил поручик. – Позвали придворного художника, тот комнату нарисовал, всё чин по чину, туда скульптора и засунули. И на стенку повесили.

– Какая всё же замечательная страна – Беария! – искренне сказал Бессмертных. – Такая… м-м-м… самобытная!

– Во! – одобрительно сказал из-под шляпы Сидельских и показал большой палец. Очевидно, он умел выражать жестами крайне богатую гамму эмоций.

Вит-Тяй довольно ухмыльнулся и погладил бороду.

– Тема искусства неиссякаема, – вздохнула Каролина. – Какая интересная история! Писать картины усами…

– Это что! – произнес Берт. – А вы слыхали когда-нибудь о револьвер-передвижниках?

– Нет, – заинтересовались все, кроме, разве что, юного чудовища.

Дэвид почувствовал себя так, будто угодил в богемный салон. Он неплохо разбирался в классическом искусстве, но за новейшими течениями не следил, просто не хватало времени!

– Что это за техника? – поинтересовался Руперт.

– Да очень простая, – ответил Берт. – Берется специальный живописный револьвер, снаряженный красочными пулями, и – бах-бах!

– И мимо, – прокомментировал комиссар, дожевывая сигару.

– Ну, они обычно большие холсты берут, так что попадают, – сказал тот. – А то, что получится, называют как-нибудь загадочно. Например, «Сон персика в зимний полдень после праздника» или еще позамысловатее.

– Револьвер – понятно, а почему передвижники? – спросил Дэвид.

– А им часто переезжать приходится, – пояснил Берт. – Очень уж шумные они. Ну сами посудите, какому домохозяину понравится, если в студии целый день напролет пальба идет?

– А-а-а…

– Ну, я вам скажу, револьвер-передвижники – дети по сравнению с дистиллят-реалистами, – произнес Карл.

– Это еще что за звери? – изумился Руперт.

– О! Такую технику придумали за океаном, – ответил молодой человек. – До нас мода еще не дошла, но на спецкурсе нам кое-что рассказывали. Если вкратце, то портрет дистиллят-реалист пишет, начиная со скелета… И, кстати, название картины должно максимально полно описывать ее содержание и давать его авторскую интерпретацию. Рассказывают, в галереях рядом с ростовыми портретами на столиках лежат многостраничные комментарии.