Наша вина - Мерседес Рон

квартира раньше принадлежала другу моего отца, который, когда узнал, что я переезжаю в Нью-Йорк, предложил ее по цене, от которой я не смог отказаться. Хотелось начать все сначала в месте, которое я мог бы считать своим собственным, поэтому отказался от предложения отца поселить меня в квартире в Бруклине – вдали от офисов, разбросанных по Манхэттену. Я не хотел вспоминать, что пережил в этом городе, будучи ребенком.

Узнав, что отец изменял матери практически на протяжении всего их брака, ненависть, которую я испытывал к ней, изменилась и стала чем-то другим. В душе я понял, более или менее, почему все пошло наперекосяк, и ненавидел отца за то, что он заставил меня жалеть ее. Ненавидел мать, как и раньше, но вся эта история с матерью Ноа заставила меня переосмыслить, была ли эта ненависть оправданной.

Измены… как я мог винить мать за то, что она потеряла голову, ведь я и сам потерял ее по той же причине?

Я никогда не прощу, что она бросила меня. Этому нет никакого оправдания, но кто я такой, чтобы судить о ее поступке после того, как сам прошел через подобное? Я снова подумал о Ноа… Было тяжело видеть, как будущее, которое ты создавал с человеком, представлял, как свяжешь жизнь с ним, разрушается у тебя на глазах.

Я представлял себе счастливую жизнь с ней, зная, что это не будут легкие отношения… Я не был идиотом, наши отношения были далеки от идеала, но все же я не хотел с ней расставаться. Я бы в лепешку разбился для Ноа, и если бы кто-то хотя бы намекнул, что она изменила мне, я первым назвал бы его сумасшедшим…

И что теперь…

Я допил бокал и пошел в свою комнату.

Вошел, не потрудившись включить свет, снял рубашку и небрежно бросил ее на пол. Завтра горничная все уберет.

Повернулся к кровати, намереваясь зажечь лампу, и застыл, когда увидел, кто лежит на моей постели.

Сердце бешено заколотилось в груди, причиняя мне боль, от чего в ушах зазвенело. Дыхание участилось, все тело реагировало на Ноа, спящую на моей кровати. Это было похоже на возвращение в прошлое, когда я возвращался с работы, и она ждала меня. Нежная кожа, ноги и руки поверх простыни, распущенные волосы…

Я на секунду закрыл глаза и снова почувствовал, каково это – лежать рядом с ней, отодвигать белые простыни с ее тела и ласкать ее кожу… Я бы медленно повернул ее, она бы открыла глаза, заспанная, но улыбнулась бы, довольная, увидев меня, с тем же блеском, с которым всегда отвечала на мои прикосновения. «Я ждала тебя», – сказала бы она, и я бы упивался всей этой любовью, которую никогда не думал, что смогу почувствовать. Я бы лег рядом, осторожно откинул ее светлые волосы и медленно поцеловал бы в ее опухшие от сна, мягкие и жаждущие моего прикосновения губы. Моя рука бы спустилась вниз по ее спине, прямо по позвоночнику, и слегка приподняла бы ее с кровати, и я сжал бы ее в объятиях. Нежно поцеловал бы верхнюю часть ее шеи, потом ухо, вдыхал бы аромат ее кожи, запах, который не был ни фруктовым, ни сладким, и не был похож на дорогие духи, это был просто запах Ноа… только ее.

Я открыл глаза, заставляя себя вернуться к реальности. Хотелось, чтобы то, что я увидел – Ноа, лежащая в моей постели, – было всего лишь иллюзией. Как бы мои руки ни желали прикоснуться к ней, этого нельзя было делать. Нельзя уступать ей. Что она тут делает? Я позволил бешенству поглотить все другие чувства и вышел из комнаты, громко топая.

14

Ноа

Я услышала шум и бессознательно открыла глаза. Сначала я не поняла, где нахожусь, но запах вокруг успокоил меня: я дома. Я с Ником.

Потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что последняя фраза не имеет никакого смысла… по крайней мере, сейчас. Я улеглась на незнакомую кровать и благодаря слабому свету, просачивающемуся через приоткрытую дверь, смогла разглядеть окружение. Наконец, с тяжелым сердцем я соскочила с кровати и вышла в гостиную. Свет был выключен, и были включены только несколько тусклых огоньков, которые не дают споткнуться, если вы просыпаетесь посреди ночи, чтобы выпить стакан воды. Я прошла босиком, пока не увидела его: он сидел на диване перед стеклянным столиком, где стояли стакан и наполовину пустая бутылка, упершись локтями в колени и обхватив голову руками. Наверное, для него это был удар ниже пояса, когда я лежала в его постели, как ни в чем не бывало, будто это была моя квартира, и я имела какое-то право дожидаться его прихода. Я чувствовала себя лишней.

Должно быть, я чем-то выдала свое присутствие, потому что его голова медленно повернулась в мою сторону. Его глаза сверкнули, и, увидев, как сильно сжалась его челюсть, я захотела тут же убежать. Но я знала его, знала достаточно, чтобы понимать, что под всей этой ненавистью, которая, казалось, поглотила его, любовь, которую он испытывал ко мне, все еще была в его сердце, как и в моем, ожидая подходящего момента.

– Что ты здесь делаешь, Ноа? – спросил он, и я чуть не рухнула от гнева в его голосе.

– Я здесь из-за тебя, – ответила я, слегка пожав плечами. Мой голос казался эхом его. Николас откинулся на спинку дивана и, тяжело вздохнув, закрыл глаза.

– Ты должна уйти… Ты должна уйти из моей жизни, – сказал он, все еще не глядя на меня.

Он наклонился, намереваясь налить себе еще один бокал, но я не хотела, чтобы он напился, нет, я хотела, чтобы он был трезв, трезв для меня, потому что мне нужно было, чтобы он ясно понял, что я собираюсь ему сказать.

Я подбежала к нему, взяла бутылку, скрестив пальцы от страха, вырвала из его рук и поставила обратно на стол, подальше от него, от нас.

Он поднял взгляд. Стоя между его ног, я увидела, что его глаза покраснели, но не только от алкоголя.

Я протянула руку, намереваясь погладить его по волосам. Боже, нужно было стереть это выражение боли с его лица, боли, которую вызвала я, но его рука схватила меня за запястье, прежде чем я к нему прикоснулась. Пусть это был и грубый жест, но его рука прикасалась ко мне, а для меня этого уже было достаточно. Искра, которая всегда зажигалась между нами, это чувство огня, чистое плотское желание, то же желание, которое мы испытывали с того самого момента, как я вошла в кухню его старого дома и нашла его там, ищущего что-то в холодильнике. Уже тогда я поняла, что больше себе не принадлежу.

Несколько секунд он колебался. Казалось, они длились вечность, но потом потянул меня к себе, мое тело врезалось в его грудь, и его руки усадили меня на диван, рядом с его бедрами. Я обхватила его затылок, а он взял меня за талию. Наши глаза встретились в полутьме, и мне стало страшно продолжать. Я растерялась, и он тоже. Будто мы хотим спуститься с обрыва, и, если нам повезет, мы упадем в воду, но можем и упасть на камни, а узнаем это, только когда прыгнем.

Он смотрел на меня секунду, которая для меня длилась вечность, а затем поцеловал меня, сделав это так резко и неожиданно… Мои губы раскрылись, и его язык проник в мой рот, от чего я вздрогнула. Вскоре мой язык обвил его, будто от этого зависела моя жизнь. Я обхватила его затылок, чтобы притянуть к себе, он ласкал мои бедра, от колена до ягодиц, крепко сжимая их. Наши тела практически терлись друг о друга, доставляя нам неземное наслаждение. Как давно мы не были вместе… слишком давно… Без него я ничего не чувствовала, абсолютно ничего. Я даже поверила, что мое тело умерло, что либидо исчезло после расставания, но как же я ошибалась! От его ласки, простого прикосновения рук, я потеряла голову.

Я отстранилась, чтобы вдохнуть немного воздуха, и его губы стали целовать мой подбородок, от чего по спине побежали мурашки. Его грудь была обнажена, а мои пальцы спустились с его шеи и стали ласкать пресс. Каждый его мускул напрягался от прикосновения моих пальцев.

Николас зарычал и отвернулся от моей шеи, стараясь заглянуть в глаза.

– Чего ты от меня хочешь, Ноа? – спросил он, хватая меня за руки и отталкивая от себя.

Я смотрела на его торс, на пот, который