Женщина-трансформер - Елена Нестерина

Значит, всё это было правдой. Значит, мне несказанно повезло – и на самом деле!

Выходит, всё так просто! В течение взрослой жизни надо лишь наныть как следует Богу в уши, просрать, уж извините, всё на свете, вести себя всё время как дура – и в конце концов будет всё хорошо! И упадёт в руки такой удивительный бонус? Вот ведь…

Я могу быть человеком. А могу – птицей. Небо – моё, и земля тоже моя. Я – везде.

Сделав большой круг над фермой и её окрестностями, я приземлилась рядом со своими панталонами. Сложила крылья, зажмурилась и ударилась о землю. Прошло несколько болезненных секунд. Я поднялась на ноги.

Напротив меня стоял Глеб. И смотрел бешеными глазами.

– Ты… Это ты… – забыв, видимо, все слова на свете, с трудом произнёс он.

– Да, Глеб. Это я. Я – оборотень.

Я произнесла это слово, и всё окончательно встало на свои места. Теперь мне ничего в жизни было не страшно. Такая у меня возникла уверенность.

А уж в голом виде Глебу показываться – не страшно тем более. По сравнению с тем, кто я, голая женщина – это ерунда.

– Правда. Смотри, Глеб. – С этими словами я решительно вздохнула, подпрыгнула, подтянула колени под себя и грянулась о землю. Обернулась, взмыла в небо и принялась кружить над Глебом. Набрала немного высоту, сделала круг пошире, встала на крыло, показала Глебу «горку», на большой скорости спикировала ему прямо под ноги, сложила крылья – тресь! Ударилась о землю, обернулась голой красной девицей. Ох-ох-ох, больновато с сырой землёй встречаться, особенно физиономией.

Между тем лицо Глеба было бледным. Офигевшим, охреневшим, обалдевшим и прочее – это всё были грубые и низкие слова, к лицу Глеба они не имели никакого отношения. Наверное, такими бывают лица тех, кто видит чудо. И у меня бы такое было, если бы я увидела, как на моих глазах люди оборачиваются.

– Боишься, что я оборотень? – спросила я мальчишку, опускаясь на колени и начиная собирать с земли свои вещички. – Не бойся. И прости, что ты это всё увидел.

Я уверена – слово «оборотень» и процесс его превращения из одного в другое должны если не пугать, то настораживать любого. Но Глеб вместо всего этого бухнулся на колени рядом со мной, схватил меня за руки, не давая собирать тряпки, и заговорил:

– Ты такая… Такое! – он запинался от восторга, улыбался – и стеснялся этого. – Ты…

Он не договорил. Потому что…

– Ого! – на всю ивановскую раздался мощный бабий голос.

Это ещё кто? Я вскочила. Затем снова присела, хватая в руки халат. И панталоны эти дурацкие. С панталонами в руках и голая я смотрелась особенно комично. Особенно возле Глеба, семнадцати лет от роду. Особенно… Вот блин, дурь-то какая…

А доярки, которых я, облетая окрестности, на улице не видела, вдруг вырулили из дверей фермы и попёрлись не в ту сторону. И оказались возле нас. Да, картина им открылась презанятная. Тётки и потешались.

– Ох, ну вы посмотрите – Глеб-то наш с девушкой!

– Да что ж вы на улице-то? Другого места не нашли?

– Глебка, а мы-то думали, что никто на тебя и не позарится!

– Вот мамка твоя удивится. Мы ей сейчас расскажем.

– Да чья ж это девка-то такая? Глеб, расскажи – откуда невеста?

Но Глеб ничего не стал рассказывать. В один момент собрав мои вещи с земли, он схватил меня за руку и потащил в свою каморку. Когда пробегали мимо доярок, одна из них ухитрилась меня за голую задницу ущипнуть, вот зараза.

Вбежали мы, закрылись. Гадские доярки стучались в окошко, весело орали что-то – матом и так. Глеб задёрнул шторку и встал к окну спиной, так что бабенциям ничего нельзя было в комнатке разглядеть.

Я затаилась на кровати. Страдать и стесняться каких-то там доярок мне совершенно не хотелось. Даже, если честно, переживать, что, вполне возможно, испортила юному Глебу репутацию, желания не было. А что было? Да всё та же радость. Я – оборотень! Оборотень. Не в погонах. Не убийца. Не буду выть в полнолуние и бросаться на людей. А оборотень в перьях. Чудо я в перьях. Женщина, которой повезло.

Я подумала, что от увиденного с Глебом произойдёт какая-нибудь глобальная метаморфоза – например, отключится функция косноязычия. Или он, наоборот, потеряет дар речи совсем, ну, хотя бы просто заикаться начнёт. Но нет.

Он говорил. Что – не помню, я его не слушала. Потому что своих мыслей было выше крыши. Продолжая говорить, Глеб подносил мне чай, еду какую-то. Я машинально пила, ела, даже лечилась под его чутким руководством.

И вернулась в суровую реальность только тогда, когда вдруг кто-то с грохотом и воплями принялся долбиться в дверь каморочки.

– Глеб, разъедрить-кудрить-зараза! – на арене появилась большая женщина, ещё более громогласная, чем бабцы-доярки.

Ох она вопила, ох развлекалась – явно с удовольствием, смачно и как-то даже неожиданно интересно ругала своего сынишку. Мужик, что топтался возле неё, – естественно, новый муж, – только вяло поддакивал. Так что выступала мать Глеба (она, я её сразу узнала – в первую очередь по тому же дефекту речи) с сольной программой.

– А я-то думаю, чего он всё на ферме-то ночует! Прямо поселился тут! – махала ручищами мамаша. – А он вот тут с кем кувыркается!

Глеб покраснел. Он пытался что-то сказать – но в такой мощный монолог нельзя было воткнуть ни одно постороннее слово-веточку. А мать распекала Глеба. И меня тоже. Но я нагло молчала – вот такая я теперь стала побарабанистая.

И к тому же мне было очень интересно – ведь я видела, что прежде всего селянкой движет любопытство, а не гнев. С кем это тут живёт её сынуля? А вот с кем – с некой дамой, примерно её ровесницей. Ну года на два-три она была меня старше, не больше.

Так. Мать вопила, муж топтался, я наблюдала за компанией и интригующе молчала, а Глеб… Я заметила, что Глеб давно уже мог бы возразить и заявить, что я тут просто так, что ничего он со мной не живёт. Но он упорно не отрицал этого. Я догадалась – и весело улыбнулась ему. Милый какой. Очень хочет показать матери, что взрослый, что имеет право жить с женщиной. Хоть с какой…

Ну да ладно.

Глеб и мать наконец начали диалог. О чём – я не слушала. Сидела себе, накрывшись одеялом, и думала. Уезжать надо – и Глеба хватит подставлять. И вообще. Новое знание о себе открывало неожиданные возможности. А ещё говорят, что в жизни, в отличие от компьютерной игры, нет уровней. У меня оказался. Я вышла на какой-то неожиданно новый. И явно сохранилась. Чудесно!

Когда мать с мужем удалились наконец восвояси, Глеб хотел извиняться. Но какими словами – не знал. За что мне было его извинять?

– Всё нормально, – сказала я Глебу.

Хороший он, милый человек. Я смотрела на него – и душа наполнялась какой-то простой и ясной радостью. «Дай Бог тебе невесту хорошую!» – подумала я про него. И предложила укладываться спать.