На Муромской дороге - Сергей Шведов

– А что, – с вызовом бросил миру Коля. – Конь Калигулы был сенатором в Риме, так неужели же наш умница Джульбарс не способен осуществить грандиозный проект в России.

– Так ведь денег нет, – всё ещё продолжал сомневаться Балабанов. – Цыганков согласился только часть проекта оплатить. Где мы остальные деньги возьмём? – У Сосновского, – быстро ответил Коля. – Если он нас поддержит, то в золоте купаться будем, серебром дорожки посыпать, а баксами сортиры оклеивать.

– А как выглядит этот Сосновский? – спросил Балабанов. – Да ничего особенного, – махнул рукой Коля. – Невысокий, лысый, сутулый. – Тогда я его, кажется, видел сегодня ночью. И если вы такие отчаянные я готов вам показать дорогу на политическую кухню.

Подремывавший на заднем сидении Гонолупенко очнулся и с интересом уставился на капитана.

– Не такие уж мы и отчаянные, – засомневался Коля.

Балабанов пребывал в затруднении: говорить шоуменам о местах обетованных, дорогу в которые он открыл сегодня ночью или лучше промолчать. Конечно, если бы у капитана была постоянная связь с Инструктором, то правильнее было бы доложить в первую голову ему, но поскольку связи не было, то решение приходилось принимать самостоятельно. – Иес, – сказал Гонолупенко. – Гоу в Кремль.

Балабанов расценил эти слова Стингера как подсказку, а потому, отбросив все сомнения, рассказал шоуменам о своих ночных приключениях. – Заманчиво, – сказал Портсигаров. – Все кремлёвские тайны у нас будут в кармане.

– А зачем нам эти тайны, – поморщился Коля. – Меньше знаешь – дольше живёшь. Нам деньги нужны, а не тайны.

– Там где тайны, там и деньги, – наставительно заметил Портсигаров. – Может мы в тех схронах золото партии надыбаем.

– Золото партии давно уже промотали по европейским кабакам и кафешантанам, – возразил Коля.

– Трус не играет в хоккей, – пропел Портсигаров. – А в теннис тем более.

Почему трус не играет в теннис, Балабанов так и не успел узнать, поскольку белый лебедь тормознул у знакомого уже капитану здания. Здание по виду ничего вроде бы особенного из себя не представляло, но, похоже, таило в своём нутре нечистую силу. Огромные витражи роскошного фасада хитренько перемигивались под лучами яркого утреннего солнца. И было в этом перемигивании столько неискренности, что Балабанов невольно поморщился. Русским духом здесь тоже не пахло, во всяком случае, чуткий сибиряк ничего родного ни внутри, ни снаружи не уловил.

– Пошли садиться на иглу, – сказал Коля, с вздохом выбираясь из машины. – Какую ещё иглу? – не понял Балабанов.

– А вон она, – кивнул головой на устремившуюся к небу телебашню Портсигаров. – Гадко, конечно, травить народ опиумом, но что поделаешь.

Балабанов вспомнил слова Хромого об игле, в которой заключена смерть Кощея и почесал затылок. Хромой, возможно, просто пошутил, но, как известно, в каждой шутке есть доля истины. Во всяком случае, Балабанову игла не понравилась. И он поспешил отвернуться от материализированного символа Кощеевой власти. Такую мощную иглу враз не переломишь, будь ты хоть Илья Муромец.

Волосатый телебосс Эдик Аристов встретил шоуменов неприветливо. Минут пять он мекал и экал, силясь объяснить навязчивым людям, к сколь занятому человеку они попали. Эканье и меканье сопровождалось столь замысловатыми словечками, что они ставили в тупик не только Балабанова, но и Портсигарова с Колей. – Индифферентная энтропия конфиденциально дезавуирует экспериментальный посыл э…, что чревато э… паронормальными инцидентами в геморроидальной сфере.

На высоте положения оказался только Гонолупенко, который не уронил чести каймановской эстрады и не посрамил своего африканского деда.

– Иес, – сказал он в ответ. – Энтропическая сексуальность генерирует безапелляционность энд сублимирует прострацию при переходе в гиперинфляцию с последующей импотенцией.

Минут пять Гонолупенко с Эдиком, глядя друг на друга с большой симпатией, перебрасывались строго научными фразами, пока, наконец, не выдержал Балабанов, высказавшийся по обсуждаемой проблеме с опрично-милицейской прямотой. – Индо исчо какой-нибудь собачий сын помянет корреляцию, то я ему так врежу по кумполу, что стыд срамнику очи выест, а плоть его мы разнесём клочками

по закоулочкам. – Здраво рассудил, – поддержал сибиряка Портсигаров. – Как мы сиречь словоблудию не подвластны, то и другим темяшить нам байки позволения не дадим.

После столь решительного заявления Эдик Аристов перешёл с птичьего языка на человеческий.

– Ну не могу. Э…о… ситуэйшн, мужики, ни в какие ворота не лезет, а намедни в Кремле мне дали такой промоушн, что у меня от того мытья до сих пор голова болит.

– Вот тебе и независимое телевидение, – возмутился Коля. – Независимыми бывают газеты, – покачал головой Эдик. – А телевидение у нас общественное э… Первый он и в Африке первый. Или что-то в этом роде.

– А как же Лебедянский? – ехидно напомнил Коля. – Лебедянский семье уже не фрэнд и может себе позволить кинуть её по провайтеру, а я э… человек подневольный, потому как сублимирую не только флюиды Сосновского, но вынужден держать нос по ветру, дующему из каменных палат. – Что там ещё за ветры перемен? – насторожился Портсигаров.

– Ветры дуют с Северной Пальмиры, – намекнул Аристов. – И кто вовремя их познаша, тому соколом пырхать.

– А кто не познаша? – ахнул Коля. – Секир э… башка, – вздохнул Эдик. – Поелику величие Руси ныне Питером прирастать будет.

– А Устроевско-Симаковский стан? – Затоплен будет компроматом аки во времена Ноевы, – пояснил Аристов. – Так что ваше «в красной рубашоночке, хорошенький такой» ныне не актуально. А Змея Горыныча поражать будет вовсе не Георгий Победоносец, а как раз наоборот – Владимир Красно Солнышко.

– Значит, Вова Питерский, – задумчиво произнёс Портсигаров.

– Вельми э… – сказал Эдик. – Зело ме…ситуэйшн, мужики. Не могу попасть пальцем в небо. Скоррелируйте Кремль и милости прошу к нашему шалашу. – Сказанул, – возмутился Коля. – Да чем же твоему Красну Солнышку кикиморы не по нраву? Небось русский дух ему очи не выест.

– Может Стингера арапом Петра Великого нарядить, – задумчиво проговорил Портсигаров. – А кикимор и русалок переписать в наяд и нимф. Дать, так сказать, питерский колорит.

– Это ближе к теме, – кивнул головой Аристов. – Но есть сомнения, что ситуэйшн не вельми ясна, а фантом может оказаться не питерским, а юпитерским, как о том пишут наши фрэнды из «Комсомольского агитатора».

– Нашел, кому верить, – возмутился Коля. – Когда это «комсомольцы» правду писали, китайский шуз им в глотку.

– Дыма без огня не бывает, – развел руками Аристов. – Прямо не знаешь к чему призывать, то ли боярам бороды брить, то ли всем сублимировать в гиперпространство.

– Нам только НЛО не хватало, – ругнулся Портсигаров. – А что говорят флюиды Сосновского? – Источают э… сомнение. Он в последнее время флюидирует неразборчиво, видимо впал в суггестию от сложностей многополярного мира.

– Дела, – задумчиво протянул Портсигаров. – Придётся, видимо, брать Кремль напуском и самим выяснять, кто там коррелирует ситуэйшн.

– Если узнаете, мужики, то про меня не забудьте, – попросил Аристов. – Зело жить охота

Шоумены покинули кабинет пребывающего в мучительных раздумьях телебосса в сильном раздражении. Порывистый Коля прямо-таки рвал и метал:

– Ему, видишь ли, зело жить охота, а тут хоть пропадай. Вот она свободная пресса. Вова Юпитерский! Юпитер-то здесь при чём?

– Это я виноват, – пояснил Балабанов. – Сказал Химкину, что Инструктор с Юпитера прибыл. Но я же просто пошутил.

– Ну, ты нашёл с кем шутить! – заржал Портсигаров, трогая «Мерседес» с места. – Вот так один пошутит со свободной прессой, а вся страна впадает в сублимацию с последующими вегетативными расстройствами.

– Может к Лебединскому наведаемся? – предложил Коля. – У меня есть телефон Васюковича.

– Вообще-то у Лебедянского любят всякую чертовщину, – задумчиво сказал Портсигаров. – Вот только рубашка красного цвета там не пройдёт.

– Переоденем в голубую, – предложил Коля. – Ноу голубой, – решительно запротестовал Гонолупенко. – Ну не знаю, – расстроился Коля. – Давай тогда в чёрную. – И будет он у нас анархистом смотреться, – возразил Портсигаров. – Ты бы ему ещё маузер в деревянной кобуре подвесил и лозунг по всему экрану дал: Анархия – мать порядка.

– Я бы подвесил, – обиделся Коля. – Да ныне анархия не в моде. Державность всем подавай.

– Может, звёзды пустить по пузу, – проговорил Портсигаров. – В духе времени. – Тебе же человек русским языком сказал, пошутил он с Химкиным про Юпитер, – возмущённо указал Коля на Балабанова. – Что написано пером, то не вырубить топором, – припомнил народную мудрость Портсигаров. – Может Инструктору удобнее называться Юпитерским, чем Питерским. Хлопот меньше с земляками.