Бегущий по Лабиринту - Джеймс Дэшнер

На противоположном конце шеста была совсем иная картина: Бен, дрожащий и плачущий, с петлей из неровно вырезанной старой кожи на бледной худой шее, прикованный к длинной двадцатифутовой трубе. Даже оттуда, где стоял Томас, труба казалась очень прочной — алюминиевый шест если и прогибался в центре, то совсем чуть-чуть.

Алби заговорил громким, почти торжественным голосом, не обращаясь ни к кому конкретно и в то же время ко всем сразу.

— Бен Строитель, Совет кураторов вынес решение. Ты приговариваешься к Изгнанию за попытку убийства Томаса Новичка. Решение окончательное. Ты покидаешь нашу общину. Навсегда.

Долгая, очень долгая пауза.

— Кураторы, занять места у Шеста Изгнания!..

Томас возненавидел Алби за то, что тот публично связал его имя с изгнанием Бена. Чувствовать собственную ответственность было невыносимо. И вот теперь, снова оказавшись в центре внимания, Томас рисковал получить в свой адрес новую порцию подозрений. Ощущение вины трансформировалось в злость и желание обвинить кого-нибудь другого — ему сильнее всего хотелось, чтобы Бен наконец-то исчез, а все поскорее закончилось.

Один за другим из толпы вышли несколько юношей и, подойдя к шесту, крепко взялись за него, словно готовились к игре в «перетягивание каната». Помимо Ньюта, среди них оказался и Минхо, что подтверждало предположение Томаса о том, что он являлся куратором бегунов. Мясник Уинстон тоже занял позицию у шеста.

Десять кураторов расположились с равными промежутками между Алби и Беном: наступило гробовое молчание. Единственным звуком, нарушавшим тишину, были приглушенные всхлипывания Бена, который не переставал вытирать нос и глаза. Он пытался повернуть голову, однако ошейник мешал ему оглянуться назад и увидеть сам шест и кураторов.

В душе у Томаса снова что-то переменилось. Все-таки это было неправильно. Неужели Бен заслужил такую судьбу? Наверняка можно наказать его как-то иначе. Неужели Томас до конца своих дней будет нести груз ответственности за случившееся? Заканчивайте же скорее! — мысленно закричал он. — Пусть это кончится!

— Пожалуйста, — сказал Бен срывающимся от отчаяния голосом. — Пожа-а-а-алуйста! Кто-нибудь, помогите мне! Вы не можете так со мной поступить!

— Молчать! — крикнул Алби.

Но Бен не обращал на него внимания, продолжая умолять о пощаде и дергая кожаную петлю на шее.

— Пожалуйста, остановите их! Помогите мне! Пожалуйста!..

Он переводил жалобный взгляд с одного мальчика на другого, но все неизменно отворачивались, не решаясь посмотреть ему в глаза. Опасаясь встретиться взглядом с Беном, Томас быстро отступил назад, спрятавшись за спиной какого-то высокого парня. Это невыносимо, — подумал он.

— Если бы мы позволяли безнаказанно творить преступления таким шанкам, как ты, община долго бы не протянула, — крикнул Алби. — Кураторы, приготовиться!

— Нет, нет, нет, нет, — слезно заголосил Бен. — Я клянусь, что сделаю все что захотите! Клянусь, что больше это никогда не повторится! Ну пожа-а-а-алуйста!..

Его пронзительный вопль заглушил оглушительный грохот Восточных Ворот, пришедших в движение. Правая стена, скрежеща камнем по камню и высекая снопы искр, заскользила влево, отгораживая Глэйд от ночного Лабиринта. Земля задрожала. Томас понял, что сейчас должно произойти, но не знал, хватит ли у него мужества досмотреть до конца.

— Кураторы, вперед! — скомандовал Алби.

Кураторы толкнули шест перед собой и начали выпихивать Бена за пределы Глэйда — прямо в Лабиринт. Голова Бена резко дернулась назад, и он издал пронзительный сдавленный крик, даже более громкий, чем грохотание закрывающейся стены. Он упал на колени, но один из кураторов, идущий впереди — плотный черноволосый парень со злым оскалом скверных зубов, — тут же рывком поставил его на ноги.

— Не-е-е-ет!.. — закричал Бен, брызгая слюной. Несчастный бился изо всех сил и, вцепившись в ошейник руками, пытался его разорвать. Впрочем, он не мог противостоять кураторам, которые общими усилиями продолжали волочить его к границе Глэйда, выход из которого был уже почти перегорожен правой стеной. — Не-е-е-ет!..

Бен попытался упереться ногами в камень на границе Ворот, но задержал продвижение лишь на долю секунды — несмотря на сопротивление, шест неотвратимо выталкивал его в Лабиринт. Приговоренный извивался всем телом, стараясь освободиться от ошейника, но вскоре оказался за пределами Глэйда. До полного закрытия Ворот оставалось всего несколько секунд.

В последней отчаянной попытке избежать изгнания Бен с силой вывернулся в петле, рискуя сломать шею, и оказался лицом к лицу с глэйдерами. Томас не мог поверить, что перед ним человеческое существо — глаза Бена наполнял дикий страх, изо рта выступала пена, а бледная кожа туго обтягивала кости и раздутые вены. Выглядел он как пришелец из параллельного мира.

— Держать!.. — заорал Алби.

Бен издал протяжный крик, настолько пронзительный, что Томас невольно зажал уши. Это был животный исступленный вопль, от которого у бедняги наверняка разорвались голосовые связки. В последнюю секунду стоявший впереди куратор отсоединил наконечник с прикрепленным ошейником от основной трубы, после чего остальные быстрым движением втащили шест назад, оставив Бена за пределами Глэйда. Он был изгнан, и его последние крики потонули в ужасном грохоте сомкнувшихся стен.

Томас закрыл глаза и почувствовал, как по его щекам потекли слезы.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Вторую ночь подряд Томас ложился спать, преследуемый терзающим душу образом Бена; Что бы изменилось, не случись этой истории? Он почти поверил, что чувствовал бы себя вполне комфортно и счастливо, продолжая приспосабливаться к новой жизни, постоянно открывая нечто новое ради заветной цели стать бегуном. Почти… Томас подспудно чувствовал, что Бен — лишь одна из его многочисленных проблем.

И вот теперь Бен исчез; оказался вышвырнутым в мир гриверов, чтобы пасть жертвой чудовищ, которые утащили его туда, куда утаскивают всю свою добычу. Несмотря на то что у Томаса были объективные причины ненавидеть Бена, на первый план вышло чувство жалости.

Томас с трудом представлял, каково это — оказаться в Лабиринте, но последние секунды изгнания Бена, когда тот бился в истерике, брызгал слюной и кричал, моля о пощаде, развеяли в нем последние сомнения в обоснованности главного правила Глэйда: никто не имеет права выходить в Лабиринт, кроме бегунов, да и то лишь в дневное время. Каким-то образом Бен однажды оказался укушенным, значит, лучше любого другого знал, какая судьба ждет его по ту сторону стен.

Бедняга, подумал Томас. Не повезло парню.

Юноша поежился. Чем больше он размышлял над этим, тем менее привлекательной казалась перспектива стать бегуном. И все-таки, как ни странно, его что-то тянуло в Лабиринт.

Рано утром, когда рассвет едва коснулся неба, Глэйд наполнился будничными звуками рабочего дня, разбудившими Томаса, который впервые после прибытия сюда спал по-настоящему крепко. Он сел и потер глаза, стараясь разогнать дремоту, но, сдавшись, снова лег, надеясь, что о нем банально забудут.

Но не прошло и минуты, как кто-то ткнул его в плечо. Открыв глаза, Томас увидел над собой Ньюта. Ну, что еще? — подумал он.

— Поднимайся, бездельник.

— Ага, и тебе доброе утро. Который час?

— Семь часов, Шнурок. Решил дать тебе подрыхнуть подольше после всего, что выпало на твою долю за два дня, — ответил Ньют, издевательски улыбаясь.

Томас сел, проклиная всех и вся за невозможность поспать еще несколько часов.

— Подрыхнуть? Вы что, кучка крестьян каких-нибудь, чтобы так выражаться?

Крестьяне… Интересно, откуда он знает, как изъясняются крестьяне? Томас вновь задумался об избирательности потери памяти.

— Гм… Ну, раз ты сам об этом заговорил… — Ньют уселся рядом, скрестив ноги. Несколько мгновений он молчал, наблюдая за пробуждающимся Глэйдом. — Отправлю-ка я тебя сегодня к копачам. Поглядим, Шнурок, может, их работенка тебе придется по душе больше, чем забой несчастных поросят.

Томасу надоело, что к нему обращаются как к ребенку.

— Может, хватит меня так называть?

— Как? Несчастным поросенком?

Томас хмыкнул и покачал головой.

— Нет, Шнурком. Я больше не самый, что называется, новый новичок, разве не так? После меня прибыла еще девчонка. Вот ее и называй «Шнурком», а меня зовут Томас.

Мысли о девушке снова завертелись в голове, и снова появилось ощущение, будто он был знаком с ней в прошлом. Томасу стало тоскливо. Захотелось увидеть новоприбывшую. Бессмыслица какая-то, — подумал он. — Я даже имени ее не знаю…

Ньют откинулся назад и удивленно поднял брови.