Ган Исландец - Виктор Гюго

Лицо графини совсѣмъ омрачилось.

— О! о! Но откуда вы явились, баронъ? Правда ли, что ваше высочество не были вчера въ Мункгольмѣ?

— Графиня, я не всегда отвѣчаю на всѣ вопросы. Ну, генералъ, мы увидимся…

Съ этими словами, пожавъ руку старику и поклонившись графинѣ, Орденеръ вышелъ, оставивъ графиню, изумленную его выходкой, наединѣ съ губернаторомъ, раздраженнымъ тѣмъ, что онъ узналъ.

XII

Если читатель перенесется теперь на дорогу, ведущую отъ Дронтгейма къ Сконгену, дорогу узкую и каменистую, пролегающую вдоль Дронтгеймскаго залива вплоть до деревушки Вигла, онъ не замедлитъ услышать шаги двухъ путниковъ, вышедшихъ подъ вечеръ изъ такъ называемыхъ Сконгенскихъ воротъ и довольно поспѣшно взбирающихся по уступчатымъ холмамъ, по которымъ извивается какъ змѣя дорога въ Виглу.

Оба закутаны въ плащи. Одинъ шагаетъ твердой юношеской поступью, держась прямо и поднявъ голову; наконечникъ сабли высовывается изъ подъ полы его плаща и, не смотря на сгустившіяся сумерки, на шляпѣ его замѣтно перо, развѣвающееся по вѣтру. Другой повыше ростомъ своего товарища, но слегка сгорбленъ; на спинѣ его можно примѣтить горбъ, образованный очевидно котомкой, скрытой подъ большимъ чернымъ плащемъ, черезчуръ зубчатый подолъ котораго свидѣтельствуетъ о долголѣтней, вѣрной службѣ. Все вооруженіе его ограничивается длинной палкой, которою онъ облегчаетъ свою неровную, торопливую походку.

Если ночная темнота препятствуетъ читателю различить черты обоихъ путниковъ, онъ быть можетъ узнаетъ ихъ по разговору, который началъ одинъ изъ нихъ послѣ часоваго скучнаго пути, проведеннаго въ молчаніи.

— Ну, молодой человѣкъ, мы находимся теперь въ такомъ пунктѣ, откуда можно видѣть сразу и башню Виглы и колокольни Дронтгейма. Передъ нами рисуется на горизонтѣ черная масса, это башня; а позади насъ кафедральный соборъ, стрѣльчатыя колонны котораго выдаются на болѣе свѣтломъ небѣ на подобіе реберъ мамонтова скелета.

— Далеко-ли отъ Виглы до Сконгена? — спросилъ другой путникъ.

— Намъ надо еще миновать Ордальсъ, такъ что раньше трехъ часовъ утра мы не будемъ въ Сконгенѣ.

— Который это часъ пробило сію минуту?

— Праведный Боже, вы заставили меня содрогнуться. Да, это звукъ Дронтгеймскаго колокола доносится къ намъ по вѣтру. Это вѣрный признакъ грозы. Сѣверо-западный вѣтеръ нагоняетъ тучи.

— Дѣйствительно, звѣздъ ужъ не видно позади насъ.

— Ускоримъ шаги, благородный господинъ, прошу васъ. Гроза приближается, а въ городѣ быть можетъ уже знаютъ про обезображенный трупъ Жилля и о моемъ бѣгствѣ. Ускоримъ шаги.

— Пожалуй. Старикъ, твоя ноша, кажется, тяжела, давай-ка ее сюда, я моложе и сильнѣе тебя.

— Нѣтъ, благодарю васъ, благородный господинъ; орлу не подобаетъ носить панцырь черепахи. Я не достоинъ отягощать васъ моей ношей.

— Но если она не подъ силу тебѣ, старикъ?.. Она кажется довольно увѣсистой. Что тамъ у тебя? Когда ты сейчасъ споткнулся, тамъ зазвенѣло точно желѣзо.

Старикъ поспѣшно отошелъ отъ молодаго человѣка.

— Зазвенѣло! О, нѣтъ, это вамъ почудилось. Тамъ ничего нѣтъ… кромѣ съѣстнаго, бѣлья… Нѣтъ, моя ноша нисколько не отягощаетъ меня.

Доброжелательное предложеніе молодаго человѣка, казалось, внушило его старому спутнику ужасъ, который онъ пытался скрыть.

— Ну, какъ знаешь, — отвѣтилъ молодой человѣкъ, ничего не примѣчая.

Старикъ успокоился и поспѣшилъ перемѣнить разговоръ.

— Да, господинъ, довольно скучновато бѣглецамъ брести ночью по дорогѣ, которая днемъ представляется путнику столь занимательной. По берегу залива, влѣво отъ насъ, находится гибель руническихъ камней, на которыхъ можно изучать письмена, начертанныя, какъ гласитъ преданіе, богами и великанами. Вправо отъ насъ, позади скалъ, обрамляющихъ дорогу, простирается Скіольдское соляное болото, очевидно сообщающееся съ моремъ какимъ-нибудь подземнымъ каналомъ, такъ какъ въ немъ ловится морской червь, эта достопримѣчательная рыба, которая, по наблюденіямъ вашего слуги и проводника, питается пескомъ. Мы приближаемся теперь къ башнѣ Виглы, въ которой король-язычникъ Вермондъ приказалъ изжарить груди святой великомученицы Этельдеры на горящемъ истинномъ крестѣ, привезенномъ въ Копенгагенъ Олаемъ III и отвоеванномъ норвежскимъ королемъ. Говорятъ, что съ тѣхъ поръ тщетно пытались превратить эту проклятую башню въ часовню; какіе бы кресты тамъ ни воздвигали, небесный огонь тотчасъ же истреблялъ ихъ.

Въ это мгновеніе сильная молнія освѣтила заливъ, холмы, скалы, башню и исчезла, прежде чѣмъ взорѣ путниковъ могъ различить какой-нибудь изъ этихъ предметовъ. Они невольно остановились и почти вслѣдъ за молніей раздался страшный громовой ударъ, эхо котораго раскатилось съ тучи на тучу на небѣ, съ скалы на скалу по землѣ.

Наши спутники взглянули на небо: звѣзды померкли, тяжелыя тучи быстро катились одна на другую и гроза, подобно лавинѣ, разразилась надъ ихъ головою. Сильный вѣтеръ, гнавшій тучи, не коснулся еще деревьевъ, на листву которыхъ, не волнуемую малѣйшимъ дуновеніемъ, еще не пало ни одной капли дождя. Съ высоты доносился бурный гулъ, который, сливаясь съ ревомъ залива, одинъ нарушалъ молчаливую ночную темноту, усилившуюся отъ мрака непогоды.

Это мятежное затишье вдругъ было прервано какимъ-то рычаньемъ, послышавшимся невдалекѣ отъ обоихъ путниковъ; старикъ весь затрясся отъ ужаса.

— Всемогущій Боже! — вскричалъ онъ, схвативъ руку молодаго человѣка: — Это дьявольскій смѣхъ бури, или голосъ…

Новый блескъ молніи, новый раскатъ грома прервали его слова. Гроза забушевала яростно, какъ будто ожидала только этого сигнала. Путники еще плотнѣе завернулись въ плащи, чтобы защититься отъ дождя, который потоками лилъ изъ тучъ, и отъ густаго песка, вихремъ вздымаемаго съ дороги.

— Старикъ, — произнесъ молодой путешественникъ: — при свѣтѣ молніи я только-что успѣлъ примѣтить вправо отъ насъ башню Виглы; свернемъ съ дороги и поищемъ тамъ убѣжища.

— Убѣжище въ проклятой башнѣ! — вскричалъ старикъ: — Да хранитъ насъ святой Госпицій! Подумайте, молодой человѣкъ, эта башня давно покинута.

— Тѣмъ лучше, старикъ. Намъ не придется ждать у дверей.

— Подумайте, какое гнусное преступленіе осквернило ее!..

— Такъ что же, она очистится, давъ намъ убѣжище. Ну, старина, слѣдуй за мною. Сказать откровенно, въ такую ночь я попросилъ бы убѣжища въ разбойничьемъ притонѣ.

Не обращая вниманія на предвѣщанія старика, онъ схватилъ его за руку и направился къ зданію, которое при частомъ блескѣ молніи виднѣлось невдалекѣ.

Приблизившись къ ней, они примѣтили свѣтъ въ одной изъ бойницъ башни.

— Посмотри, — замѣтилъ молодой путешественникъ: — эта башня обитаема. Теперь ты, безъ сомнѣнія, успокоишься.

— Господи, Боже мой! — вскричалъ старикъ: — Куда вы ведете меня? Святой Госпицій! Не попусти мнѣ войти въ вертепъ демона!

Путники находились у подножія башни. Молодой человѣкъ сильно постучалъ въ новую дверь этой мрачной развалины.

— Успокойся, старина; должно быть какой-нибудь благочестивый отшельникъ поселился тутъ и своимъ присутствіемъ освятилъ это оскверненное жилище.

— Нѣтъ, — отвѣчалъ ему спутникъ, — я не войду. Отвѣчаю вамъ, что никакой отшельникъ не можетъ здѣсь жить, если только нѣтъ у него вмѣсто четокъ одной изъ семи цѣпей Вельзевула.

Между тѣмъ, свѣтъ переходилъ изъ одной бойницы въ другую и наконецъ блеснулъ сквозь замочную скважину двери.

— Ты запоздалъ, Николь! — закричалъ чей-то пронзительный голосъ: — Висѣлицу ставятъ въ полдень, а шести часовъ достаточно, чтобы придти изъ Сконгена въ Виглу. Развѣ еще подвернулась какая работа?

Вопросъ былъ сдѣланъ въ ту минуту, какъ дверь отворилась. Женщина, открывшая ее, примѣтивъ вмѣсто того, котораго ожидала, двухъ незнакомцевъ, съ угрожающимъ и испуганнымъ крикомъ отступила назадъ.

Наружность женщины была мало успокоительна. Она была высокаго роста и держала надъ головой желѣзный ночникъ, освѣщавшій ея физіономію. Синеватыя черты ея лица, сухая, угловатая фигура сильно напоминали трупъ, а глубоко запавшіе въ орбиты глаза сверкали зловѣщимъ блескомъ, подобно погребальнымъ факеламъ. На ней надѣта была красная саржевая юбка, изъ подъ которой виднѣлись голыя ноги, и которая выпачкана была пятнами болѣе яркой красноты. Ея исхудалую грудь прикрывала мужская куртка, съ обрѣзанными по локоть рукавами.

Вѣтеръ, врываясь въ открытыя настежь двери, развѣвалъ на головѣ ея длинные, сѣдые волосы, слегка сдерживаемые мочалкой, что придавало еще болѣе дикости свирѣпому выраженію ея физіономіи.

— Добрая женщина, — сказалъ младшій изъ путниковъ: — дождь льетъ какъ изъ ведра, у тебя есть кровля, у насъ найдется золото,

Его старый спутникъ дернулъ его за плащъ и пробормоталъ тихимъ голосомъ: