Радио Свобода как литературный проект. Социокультурный феномен зарубежного радиовещания - Анна Сергеевна Колчина

В 1975 году в Нью-Йорке Владимир Юрасов делает запись с Александром Галичем для информационно-публицистической программы «О чем спорят, говорят». Через несколько недель Галич становится штатным сотрудником РС: «Я очень этому рад. Хотя не могу не вспомнить один смешной эпизод. Примерно в 62-м году я был в поездке по Германии, по Мюнхену, и вот, проезжая мимо здания РС, шофер притормозил, и гид нам сказал трагическим шепотом: а здесь вот, товарищи, находится РС. И мы все замерли, я помню, как все замолчали. И мне сегодня очень смешно, когда я вспоминаю этот эпизод… Мог ли я тогда подумать, совсем недавно, что я буду на этой станции! На станции замечательной, потому что она, собственно, борется за нравственность… Она продолжает борьбу за правду, за гласность, за нравственные принципы человечества. Для меня работа на РС значит очень много. Так получилось, что не только мое имя знают в Советском Союзе, знают мой голос. И вот мой голос будет приходить туда часто, когда я делаю свои передачи, он будет возвращаться к моим друзьям, а они его будут слушать, потому что, пожалуй, это наиболее важное, что я могу сделать сейчас здесь, находясь за рубежом. Это, с одной стороны, рассказывать своим друзьям обо всем, что происходит здесь, что я вижу здесь, и, с другой стороны, размышлять вместе с ними…»[189].

Галич возглавлял отдел культуры в Мюнхене на Свободе. Проработал он на РС до 1977 года, радовал свою аудиторию еженедельной программой, где комментарии чередовались с исполнением под гитару старых и новых песен. В одной из своих первых передач он спел «Старательский вальсок» и обратился к радиослушателям с призывом: «Все знакомые и незнакомые, на Востоке и на Западе, прошу вас – не молчите!»[190]. Песни Александра Галича расценивались пропагандой как абсолютно антисоветские, разрушительные для государства и коммунистической идеологии. Поэтому они распространялись по стране исключительно в самиздате, попав после эмиграции автора под окончательный запрет.

Фрагменты воспоминаний коллег Галича о работе в редакции радио можно в том числе найти в книге Михаила Аронова «Александр Галич. Полная биография» («Часть третья. Эмигрант»)[191]. Особенно интересна глава книги Аронова «КГБ против Свободы», где процитированы вырезки из советских газет, в которых упоминается Александр Галич на Свободе: «Галич был и остается блатным антисоветчиком»[192], «…после выдворения Солженицына из СССР злобная фигура эта стала намного ясней западной общественности, и мода на нее явно пошла на убыль. И теперь “Свобода” рекламирует в качестве “знаменитых советских писателей” и “патриотов России” Максимова, Галича и им подобных»[193], «В. Некрасов оплевывает Киев. А. Галич под бренчание гитары хрипатым голосом поносит Москву…»[194]. В последний раз Александр Галич приходил на РС 15 декабря 1977 года, в день его трагической смерти. В 1990 году при содействии РС была издана книга избранных текстов и записей РС «У микрофона Александр Галич…»[195].

Виктор Некрасов[196] наследует интонацию старых сотрудников радио – эмигрантов первой волны. Его выступления отличают интеллигентная речь, превосходный русский язык, подробные детали, предыстории, выводы. Он был внештатным сотрудником парижского бюро РС в 1974–1987 годах. В середине 1970-х был приглашен другим писателем, сотрудником РС Владимиром Максимовым, на должность заместителя главного редактора журнала «Континент» (1975–1982). Кроме программы «Писатели у микрофона», он принимал участие в программе «Культура, судьбы, время». Виктор Кондырев, пасынок писателя, в своей книге воспоминаний о Некрасове пишет, что на Радио Свобода «предлагали говорить, что думаешь, в чем искренне убежден, а заодно и платили деньги за обличение преступлений коммунистического строя. То есть платили за правду! Некрасов не стремился и не призывал к свержению существующего строя… Просто не мог понять, почему нельзя иронизировать над глупыми порядками, почему запрещено читать книги или давать их знакомым, смотреть кино по своему выбору, почему не пускают людей за границу… Советской пропагандой внушалось, что на радиостанции гнездились психопаты-антикоммунисты, отбросы общества, а также нищие духом, умом и талантом… Наши просвещенные творческие инакомыслящие, в особенности почему-то москвичи, вроде бы понимали, что это вранье, но свои походы на станцию особо не афишировали… Но через пару лет сотрудничать со “Свободой” стало делом престижным, хлебным, желанным и даже модным. “Радио – вернейший способ донести до Союза новости, комментарии, наши мысли”, – говорил Галич за вечерним чаем у Некрасова… В газетах, по радио, на конгрессах, в книгах надо говорить эту правду, кричать о ней, твердить и повторяться… И плевать с высокой колокольни, что советские газетчики назовут тебя лакеем американского империализма! “Кстати, совсем неплохо быть лакеем у правды”, – согласился Галич… Некрасову очень нравилось выражение из газеты “Правда”: “продажные провокаторы грубо и лживо клевещут”. Завтра иду клеветать, объявлял он, постараюсь сделать это не грубо и лживо, а повежливее и поправдивее… С ликованием была встречена идея о чтении по отрывкам всей книги “В окопах Сталинграда” в честь сорокалетия Сталинградской битвы… Каждую неделю, в понедельник, к десяти утра, Некрасов являлся с папочкой на станцию и около часа записывал две десятиминутные передачи»[197].

Слушатели очень любили Сергея Довлатова[198], работавшего внештатным сотрудником в нью-йоркском отделении РС с 1980 по 1990 год, нравились его легкая и ироничная манера повествования, выразительный голос. У микрофона РС Сергей Довлатов прочитал некоторые свои книги. РС «выручило» Довлатова, дало ему аудиторию, причем такую аудиторию, в которой «мог быть воспринят не только его текст, но и его голос»[199]. На эту подготовленную радиоаудиторию легли его пришедшие в 1990-х годах в Россию книги. Сам Довлатов признавался: «Как все говоруны, я повторяю свои рассказы тысячекратно, и в процессе рассказываний лишнее удаляется, ненужные детали убираются…»[200]. Александр Генис однажды заметил, что в отличие от других писателей-эмигрантов, Довлатова «перестройка не вернула, а ввела в русскую литературу»[201]. Коллеги Довлатова говорили, что радио отвечало акустической природе дарования писателя. Он выпускал предложение только тогда, когда оно «безупречно звучало». В этом ему помогал сам язык, который Бродский называл «гуттаперчевым». Александр Генис: «…Прелесть русской речи – в ее свободе. Лишенная жесткого порядка слов, она вибрирует микроскопическими инверсиями. Так, стоя на месте, как музыка Дебюсси или пробка на волнах, язык передает не мысль, а голос. Довлатов не меньше поэтов ценил способность звука сохранять то, что теряет письмо. Сергею всегда казалось важным не что было сказано, а кто говорил. Истину ему заменяла личность. Голос был его почерком. Поэтому, снисходительно относясь к “Свободе”, Сергей заявлял, что если б и разбогател, не