Неаполь – город миллионеров - Эдуардо Де Филиппо

ДЖЕННАРО. Извините нас, доктор.

ДОКТОР. Ничего. Разрешите. (Уходит в дверь слева.)

ДЖЕННАРО (горько). Если есть, то только на черном рынке. Видели бы вы мать, когда доктор сказал: «Если не найдете лекарства, девочка умрет»… Она выбежала в чем была. И теперь бегает по всему Неаполю. Найдет ли? Кто знает? Доктор сказал: «Только на черном рынке сможете найти». Жена моя побледнела как смерть.

Амедео вбегает с улицы запыхавшись. Присутствие Чаппы приводит его в замешательство, но он берет себя в руки.

АМЕДЕО (к Дженнаро). Ничего нет. Открыты две — три аптеки, но в них этого лекарства нет. Я был в Фурчелле, в Паллунетто, в Кавоне. Спрашивал в каждом доме — ничего! Говорят: «Завтра… если попадется…»

Появляется Поп.

ПОП (у входа, запыхавшись). Дайте присесть. Ноги горят! (Садится на первый попавшийся стул.)

Из двери слева входит доктор.

Доктор (к вновь прибывшим). Ну как?

ПОП (подходит к доктору и показывает ему принесенные лекарства). Доктор, вот эти нашел, не обойдетесь ли…

ДОКТОР. Обойдусь, если это то, что мне необходимо… (Рассматривает лекарства.) Это от чесотки…

ПОП (с готовностью). Не подойдет?

ДОКТОР (недовольно). Послушайте, ваши глупости выводят меня из себя!

ПОП (подавая ему другую бутылочку). А вот это как, посмотрите-ка?

ДОКТОР (быстро взглянув па лекарство). Это помогает удерживать молоко у рожениц,

ПОП (в замешательстве). Да ну? (Подавая коробку.) А это?

ДОКТОР (отклоняя все). И это тоже не то. (Приходя в ярость.) Натащил неизвестно что! Святой бог, я же тебе написал на бумажке. Раз не то, что я написал, не носил бы…

ПОП (стараясь задобрить). Доктор, вы не сердитесь. Теперь совсем не так, как до войны, когда можно было все достать. Немножко доброй волн надо и со стороны докторов… (Упрямо.) Посмотрите, нельзя ли обойтись этим…

ДОКТОР. Парень, я сейчас тебя вышвырну на улицу, и покойной ночи! «Обойдитесь этим…». Да что ты думаешь, это тебе подметки подбивать, что ли? (Достает из кармана ручку и пишет в своем блокноте.) Попытайся еще… (Отрывает листок.) Иди к моему коллеге. Может, у него есть. Адрес я тебе тут сверху написал.

ПОП (берет листок). Это далеко?

ДОКТОР. За десять минут сможешь сбегать туда и обратно. Ненужное не тащи, не то я тебе все в лицо выплесну.

ПОП. Ладно. (Убегает.)

ДОКТОР. Всего хорошего. (Уходит в дверь слева.)

АМЕДЕО (во время последующего диалога ходит по комнате, озабоченно посматривая то на Чаппу, то на отца, то на часы, то в переулок. Он взволнован и расстроен. Уйти не осмеливается, по все же что-то важное тянет его из дому. Наконец решается и полуулыбкой пытается оправдать свой уход). Возможно, что мама нашла. (Имеет в виду лекарство.) Она принесет. Немножко терпения… Папа, ты будешь здесь? Я сбегаю в переулок Турретта.

Чаппа украдкой посматривает на Дженнаро.

ДЖЕННАРО (невозмутимо). Ну что ж, если это тебе так необходимо…

АМЕДЕО (не понял душевного состояния отца; даже осмелел от его невозмутимого гона). Одно срочное дело. Но я быстро вернусь.

ДЖЕННАРО (уклончиво). И знаете, что я думаю, бригадир? Что вам в эти дни приходится постоянно быть на ногах при исполнении ваших обязанностей. (К Амедео.) Ты торопишься?

АМЕДЕО (неуверенно). Нет.

ДЖЕННАРО (Чаппе). Ну да. (Сыну.) Садись.

Амедео несколько поражен, машинально садится.

Потому что в этой неразберихе во время войны растет преступность. Контрабандисты, спекулянты, жулики… Езда с подделанными пропусками, фальшивые документы… Похитители автомобилей…

Амедео вздрагивает от неожиданности.

И я всегда вспоминаю, что вы мне сказали в тот день, когда я изображал покойника: «Но еще большее святотатство поднимать руку на такого живого, как ты». Некоторые вещи прощаются… И вы поэтому не надели тогда на меня наручники. Понятно… Это живые люди, живой народ, ему надо как-то защищаться. Жулику, если он сумел вывернутся, ты говоришь: «Ладно, ты меня в дураках оставил, но ты нашел средство к существованию». А иной, пожалуй, даже похвалит: «Ловкий парень». Нужны хитрость и смелость, чтобы разъезжать на грузовике с фальшивыми документами… И все же потом говорят: «Он проворный малый, напористый, наладил перевозку…» Сколько людей сыты благодаря этим грузовикам, которые снуют туда и обратно… К тому же он рискует шкурой, потому что где-нибудь в глуши его может настичь пуля… Проституция? Что ж, бригадир… А разве война не несет нищету? А нищета не несет голод? А голод к чему приводит? Вот и получается. Кто от нищеты, кто от голода, кто по невежеству, кто по доверчивости… Но потом это проходит, забывается… Так было во всех войнах… Мы расплачивались… За войну всем приходится расплачиваться… Но воры… Нет, это не прощается! Правда, бригадир?

Чаппа делает знак, как бы говоря: «Я с вами согласен».

Вором из-за войны не становятся. Конечно, все что угодно можно свалить на войну. Но вором родятся. И потом, нельзя говорить, что вор — неаполитанец. Или же римлянин, миланец. Англичанин. Француз. Немец. Американец… Вор это вор. У него нет матери, нет отца, нет семьи. У него нет национальности. Нет ему места в наших краях. Недаром до войны воры, чтобы разбогатеть, уезжали за океан…

АМЕДЕО (не подозревая, в недоумении). А почему ты мне говоришь это, папа?

ДЖЕННАРО (не желая ничем выдать план Чаппы, пытается в то же время вернуть сына на честный путь). Да потому…. Потому что у нашего города дурная слава… Что поделаешь? Это наше несчастье… Стоит услышать: «Неаполитанцы», — и уже настораживаются. И всегда так было. Когда происходит особенно ловкая кража совсем в другом городе или даже придумывают какой-нибудь случай смеха ради, то всегда говорят, что это произошло в Неаполе. (Подражает воображаемому сплетнику.) «Вы ничего не знаете? В Неаполе пропал пароход со всем грузом». А ведь это неправда, бригадир. Не может такого быть. Люди только притворяются, что верят этому. Да, кроме того, простите, как может пропасть пароход? Что это, кошелек? И потом, если это даже и правда, то я вам скажу такую вещь… Логически, если пароход пропал, это значит, что неаполитанский вор должен был войти в сделку с другим вором, не неаполитанцем… В противном случае как же пропадет этот пароход? Грузовики — да. Но это же грузовики. Говорят, их уже сотни исчезли… Поэтому (сыну) ты, пока молод, должен бы подавать хороший пример… Так, чтобы, когда услышишь, что говорят плохо о Неаполе, ты с чистой совестью мог сказать: «Да, там есть воры, но там есть и честные люди, как и во всех других городах света».

ЧАППА. Именно так.

АМЕДЕО (соглашается с теорией отца). Конечно… Хватит, папа, я ухожу…

ДЖЕННАРО (как бы говоря со скрытой горечью: «Ты этого заслуживаешь»). Иди!

Чаппа хочет вмешаться, но потом сдерживается. Амедео идет.

Платок у тебя есть?

АМЕДЕО (шарит в кармане, находит). Да, папа.

ДЖЕННАРО. И… надень пальто.

АМЕДЕО (все более удивляясь). Но зачем, папа?

ДЖЕННАРО. Затем, что вечером становится холодно. Возможно, что ты задержишься.

АМЕДЕО. Нет, я не задержусь. Но если тебе хочется… (Берет со стула у комода пальто и вешает его на руку.) Я скоро приду, папа. (Уходит.)

ДЖЕННАРО (после долгой паузы, мрачный и подавленный). Будьте здоровы, бригадир. И спасибо…

ЧАППА (поднимаясь). Прощайте, дон Дженна. Желаю выздоровления девочке. (Медленно уходит, как бы следуя за Амедео.)

Пауза Дженнаро погружен в мрачные мысли, его терзают печальные предчувствия. В дверь слева входит Мария Розария. Она стала совсем другая: одета скромно, лицо серьезное, идет к комоду, берет чашечку с питьем и молча уходит. Дженнаро смотрит па нее с выражением скорби и нежности. Между тем с улицы медленно и осторожно входит Пеппе Домкрат, спокойно покуривая сигарету. Осматривается, кого-то ищет, замечает Дженнаро.