Секрет моей матери - Никола Скотт

– Ты уверена? – спросила я, поднимаясь со стула.

– Да. Пока, моя хорошая. И сообщи мне о своем решении до конца недели, хорошо?

Пытаясь придумать, как бы поделикатнее отказать толпе прекрасных людей, я задумчиво попрощалась с девушками, обслуживавшими последних посетителей, и вышла через тихо звякнувшие двери. На улице снова шел дождь, мягкая, прохладная морось, которая словно сыпалась отовсюду, напоминая скорее капельный полив, и, раскрывая зонт и набрасывая на плечи куртку, я была так занята, что сначала даже не поняла, кто стоит, прислонившись к стене у огромного, во всю стену, окна кондитерской. Высокая стройная женщина. Огромные глаза на бледном лице.

– Привет.

Фиби Робертс выпрямилась и, улыбаясь, отошла от стены. Я стояла у двери, не зная, что сказать. Внезапно я добралась до той части пьесы, где снова готова была встретиться с ключевой фигурой, без предупреждения и спустя столь короткое время. Почему-то при виде Фиби на поверхность всплыло все то, с чем я боролась на протяжении дня, растерянность и тревога, поэтому я попыталась понять, удастся ли мне сбежать.

Фиби прижимала локти к туловищу, придерживая зонт. Она казалась встревоженной и, по всей видимости, простояла здесь некоторое время, поскольку ее туфли потемнели от воды, а на тренчкоте карамельного цвета поблескивали крохотные капельки влаги.

– Извини, что явилась без приглашения, – негромко произнесла она, начиная разговор. – Вчера на полосатой коробке я увидела название магазина и, оказавшись сегодня в городе, решила тебя разыскать. Это третья кондитерская, в которую я зашла. Мне сказали, что ты скоро освободишься, поэтому я решила подождать, подумав, что это лучше, чем возвращаться к вам домой. Я хотела поговорить с тобой. И спросить тебя… Мне столько всего нужно узнать…

Я покачала головой, защищаясь от этой атаки. В окне за моей спиной появилась Грейс и приветливо, хоть и довольно строго, махнула рукой, веля уходить, – она не любила, когда подчиненные торчали возле магазина.

– Что ж, пойдем, – сказала я и повела Фиби вверх по улице.

– Куда мы направляемся?

Она следовала за мной, огибая потоки прохожих, до тех пор пока я не остановилась через несколько улиц от кондитерской.

– Сюда? – переспросила меня запыхавшаяся Фиби, глядя на неоновую вывеску «Стенхоуп кафе».

Внутри было темно, горели оранжевые лампы, стояли пластиковые столы и вполне предсказуемо пахло прогорклым маслом. Я кивнула девушке, застывшей за прилавком, и она радостно помахала мне в ответ. Я тяжело опустилась на первый попавшийся стул. Фиби с некоторым сомнением оглядела невзрачный стол, затем сняла плащ и положила его на стоявший рядом стул, стараясь, чтобы он не коснулся пола или стола. И только после этого села.

– Извини, – сказала она мне через стол. – Я понимаю, что ты не рада моему появлению. Мне бы не понравилось, если бы за мной ходил какой-нибудь незнакомец или незнакомка. Просто я больше не могу сидеть дома. Я хотела тебя увидеть. Мне нужно с кем-нибудь поговорить. Но я понимаю, что выбрала не самый лучший подход…

– Ладно, – отозвалась я, несколько раз глубоко вздохнув. – Что ты… что ты хочешь?

Фиби посмотрела на столешницу, провела пальцем по ее поцарапанной поверхности, повертела в руках пластиковую солонку, стоявшую рядом с уксусом и перечницей в центре стола. Официантка за стойкой прислушивалась к нашим словам, снова и снова протирая один и тот же нож.

– Я просто хочу поговорить, вот и все. Знаю, что ты мне не веришь, и какая-то часть меня тоже в это не верит, но даже если существует хотя бы малейшая вероятность того, что мы не чужие друг другу, что мы близнецы, неужели ты не хочешь попытаться это выяснить?

Фиби нетерпеливо тряхнула головой, и я посмотрела на нее, пытаясь найти между нами хотя бы каплю сходства. Но не увидела ничего, кроме ее ожиданий, ее надежды, которую я почему-то считала напрасной.

– Я не уверена, – начала я. – С мамой было непросто. А ее смерть… все это до сих пор еще живо. И прости, если мои слова покажутся тебе банальными, но сейчас я просто не знаю, что и думать.

– Непросто? В каком смысле? – спросила Фиби. – Вы не ладили? Какой она была и как ты… То есть если ты, конечно, не против об этом рассказать, – добавила она.

Я подумала, что вообще-то против, по крайней мере, в данный момент я не собиралась вываливать сорокалетнюю историю отношений с матерью незнакомому человеку. А Фиби сидела так близко, слишком близко, и между нами было всего несколько дюймов покрытого пятнами и царапинами пластикового стола. Но когда я отодвинулась, чтобы перевести дух, она снова придвинулась ко мне.

– Ты не спрашивала отца? – Она сканировала глазами черты моего лица, верхнюю половину моего туловища, волосы, руки, как будто разбирала меня по частям, искала сходство с неким невидимым макетом. Под ее пристальным взглядом у меня заболела шея и я почувствовала, как на лбу выступают капельки пота.

– Нет, – произнесла я и снова немного отодвинулась, постаравшись сделать это незаметно. – Не спрашивала. И я не уверена…

– Он должен что-то знать. Может быть, я с ним поговорю? Или же мы могли бы пойти к нему вдвоем. Встретиться с ним и…

– Нет. – Я отодвинула стул, и он с громким скрипом царапнул пол. – Остановись на минутку, пожалуйста. Извини, но ты не можешь поговорить с моим отцом. Сначала с ним должна поговорить я. – Сделав над собой усилие, я понизила голос. – Отец не совсем здоров и… я не уверена, что он готов ко всему этому.

Я взмахнула руками над столом, и Фиби откинулась на спинку стула. Ее руки сжимали солонку, словно это была маленькая, но тяжелая гирька. Осторожно подбиравшаяся к нам официантка (выглядевшая так, словно ей было лет одиннадцать) вдруг остановилась и пошла назад.

– Я подожду еще минутку, хорошо? – произнесла она, возвращаясь к стойке.

– «Ко всему этому»? – безжизненным тоном повторила Фиби Робертс, с громким стуком ставя солонку на место.

– Да, – отозвалась я, вытирая лоб тыльной стороной ладони. – Мне нужно время. Ты знаешь об этом уже несколько недель. А я узнала только вчера.

– Но…

– Извини, Фиби. Мне нужно собраться с мыслями. И вообще…

Правда ли это, – хотела сказать я, и хоть не сказала, но она все равно меня поняла.

– Да ладно тебе, Адель. Послушай, мне сорок лет. У меня хорошая жизнь. Зачем, ради всего святого, мне все это выдумывать?

Ее взгляд стал решительным. Официантка за стойкой отложила нож и позвала кого-то с кухни.

– Не знаю зачем, – ответила я. – Зачем кому бы то ни было появляться на пороге чужого дома и бросать в него бомбу? В годовщину смерти… Кто может так поступить?

– Ты хочешь сказать, что я лгунья? – недоверчиво переспросила Фиби. – Ты думаешь так же, как твоя сестра? И желаешь, чтобы я вас больше не беспокоила? Не беспокоила? – Фиби повысила голос. – Значит, я беспокою людей? Я даже не знала, что она умерла, иначе не пришла бы…

– Хватит на меня кричать, – ровным тоном произнесла я. – Я не называла тебя лгуньей. Мне просто нужно время, чтобы во всем разобраться. И я прошу тебя не приходить в дом к моему отцу, прежде чем я с ним поговорю. Неужели это так трудно понять?

– Да, по правде говоря, трудно. – Фиби пристально посмотрела на меня. – Ты знаешь, каково это – вдруг выяснить, что все, во что ты верила, оказалось ложью? Узнать, что твоя мать отдала тебя сразу после рождения, а потом прийти к ней в дом и услышать, что она умерла? И выяснить, что моя сестра все время была там, что меня отдали, а тебя нет? Ты можешь себе это представить? Ты, живущая в своем уютном семейном гнездышке, ты можешь представить себе, каково это? – спросила она резким голосом. – А теперь мне запрещено разговаривать с твоим отцом, потому что ты не хочешь обрушивать на него вымышленную историю о сестре-близнеце?

– Но мы с тобой не близнецы!

Не знаю, почему у меня это вырвалось, но стоило мне произнести эти слова, как я тут же закрыла рот ладонью. Мне захотелось взять их назад. Тревога, мучившая меня весь день, вылетела одним махом, оставив после себя тошноту. Фиби притихла.

За стойкой появился темноволосый мужчина в поварском халате и застыл рядом с официанткой. Они стояли, глядя на нас.

– О, господи, извини меня. Я не то имела в виду. – Я заставила себя посмотреть на Фиби и вздрогнула, увидев, что ее лицо было каменным и огорченным одновременно. – Мне ужасно жаль. Я размышляла об этом весь день и уже не знаю, что и думать. Просто все это так… тяжело, – пролепетала я. – То есть не тяжело, просто я все еще… Мне очень трудно в это поверить. Не потому, что я сомневаюсь в твоей честности, просто это так… неожиданно. Мой отец… ему очень трудно. Если бы ты его знала, ты бы поняла…

– Адель, – прервала меня Фиби. – Мы с тобой близнецы. Нас разлучили сразу после рождения. Твой отец – единственный, кто может знать что-нибудь об этом. Мы должны с ним поговорить.