Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы - Сергей Хрущев

Чисто по-человечески отец заочно просто влюбился в Фиделя Кастро. Он мечтал познакомиться с «бородачом», но пока обстоятельства тому не благоприятствовали.

В середине июля отец наконец принял окончательное решение — он сам во главе делегации Советского Союза поедет в Нью-Йорк на заседание сессии Генеральной Ассамблеи. 10 августа об этом объявили официально. Правда, осторожный Громыко порекомендовал сохранить пространство для маневра: вставить в сообщение фразу лишь о возможном участии отца в работе сессии. Он побаивался, что другие страны не последуют нашему примеру, тогда отцу грозит в ООН если не одиночество, то жиденькое окружение союзников по Организации Варшавского договора.

Теперь у отца появилась отдельная папка, куда складывали поступавшие сообщения о лидерах иностранных государств, решивших отправиться в Нью-Йорк. С каждым днем она заметно прибавляла в объеме. Отец торжествовал — мир откликнулся на его призыв, обсуждать проблему деколонизации и разоружения в Нью-Йорк приедут не только премьер-министр Индии Джавахарлал Неру и президент Индонезии Сукарно, но и лидеры европейских стран. Даже премьер-министр Японии сделал заявление о своем намерении принять участие в дискуссии. В противостоянии с американским президентом отец ощущал себя победителем. Теперь Эйзенхауэр не сможет проигнорировать столь важное собрание, ему придется откликнуться на инициативу отца, и откликнуться положительно. В вопросе деколонизации он надеялся загнать западных партнеров в угол, пусть они попробуют возражать на глазах у всего мира. Отец рассчитывал, что голосование склонится в его пользу. А вот призыв к всеобщему разоружению отец считал больше пропагандистским ходом. Здесь он не рассчитывал на скорый результат. Он приготовился к долгому пути.

Отец любил называть себя агитатором, верил, что искреннее слово найдет, пусть не сразу, дорогу к сердцу человека. Он считал очень важным то, что на сессии Генеральной Ассамблеи каждому придется высказаться: тут-то народы мира и увидят, кто какой позиции держится и кто чего стоит.

Что же касается реформы исполнительной власти ООН, то у отца даже дома сторонников набиралось немного.

Появление трех генеральных секретарей: от социалистической части мира, от бывших колоний и традиционного, проамериканского, от капиталистических стран — вместо одного подрывало всякую надежду на возможность достижения каких-либо решений.

Осторожного Громыко беспокоила утеря контакта с нашими партнерами, и не только на Западе.

Впрочем, отец и не скрывал своих целей. Он мечтал разрушить автоматическое прозападное большинство при голосовании. Цели он преследовал понятные, но очень уж неуклюже. Однако здесь отец не воспринимал ничьих советов, он, как говорится, закусил удила. Как только окружающие ощутили, что он намерен твердо стоять на своем, оппонентов как ветром сдуло. Все превратились в его горячих сторонников. Я говорю, конечно, о советской стороне.

В путь отец решил отправиться на теплоходе. Начавшись в калининградском порту, путешествие растягивалось на десять дней, но отец оптимистично полагал: время пойдет на подготовку выступлений, шлифовку материалов, окончательную утряску позиций делегаций. С ним вместе в Нью-Йорк направлялись не только делегации Украины и Белоруссии, но и представители большинства социалистических стран. Только румыны, проигнорировав приглашение отца, решили лететь самолетом.

Ко всему прочему отцу очень хотелось пересечь океан на пароходе. Так, как это делали переселенцы в Америку, о приключениях которых он читал в юности. Другого удобного случая, считал он, в его жизни не представится. Отец все чаще стал поминать свой возраст. Началось с генеральского мундира. Он пошил его в 1958 году к 40-летнему юбилею Советской армии. Вернувшись домой после торжественного заседания, отец как-то не очень уверенно предложил: «Давай сфотографируемся, больше я его, наверное, не надену». Мне стало от его слов не по себе. Я бросился разубеждать отца, но он мягко остановил мои бодряческие словоизвержения, повторив: «Давай сфотографируемся, останется тебе на память». Я пишу эти строки в комнате, где на стене висит фотопортрет: отец в форме генерал-лейтенанта с частоколом орденов на мундире и рядом совсем юный я, его сын.

Теплоход под названием «Балтика» отчалил 9 сентября. В советскую делегацию, кроме отца, входил Андрей Андреевич Громыко и два его заместителя — Зорин и Солдатов. Осенняя погода в Атлантике переменчива. Спокойная гладь океана менялась вздыбленными волнами, начиналась качка. Отец особо гордился своей невосприимчивостью к шторму, шутками встречал позеленевших попутчиков, выползавших из своих кают глотнуть свежего ветерка. Он почти все время проводил на палубе: там он работал, беседовал с коллегами и просто отдыхал.

Начавшееся в Париже противостояние Эйзенхауэра и отца продолжалось. Выглядело это иногда несколько по-мальчишески и могло вызвать улыбку, если бы в руках обоих не сосредоточивалась огромная сила. На сей раз накануне прибытия отца в Нью-Йорк объявили, что советской делегации воспрещается, не испросив предварительного разрешения в полиции или у иных властей, перемещаться не только по стране, но и по Нью-Йорку за пределами Манхэттена.

Разместили отца в здании Советской миссии при ООН, окнами на людную нью-йоркскую улицу.

Согласно дипломатическому протоколу, главу делегации Советского Союза охраняла нью-йоркская полиция, в том числе мотоциклисты. Они старались досаждать отцу, как только могли, ночью менялись через час, гремели мотоциклами, не давая спать никому в округе. Здесь американцы действовали как бы по рецептам Мао, который во время визита отца в Пекин в июне 1958 года приказал снять противомоскитные сетки с окон в апартаментах, предназначенных для советского гостя, — пусть его заедят комары. Китайские комары кусали нещадно, но отец тогда вида не подал. Не подавал вида он в 1960-м в Манхэттене, на «звуковое сопровождение» старался не реагировать, в войну он научился спать даже под бомбами, иначе не выжить ни в Сталинграде, ни на Курской дуге. Когда раздавалась особо громкая трель, морщился, пытаясь уснуть, переворачивался на другой бок. Но в своих воспоминаниях пожаловался, что «спокойного времени ни разу не было, все время стоял треск, сплошная артиллерийская канонада, как будто рвутся снаряды у меня под окном. Я просыпался и валялся на постели в ожидании, когда вернется сон».

Отца эти булавочные уколы только взбодрили. Он еще более укрепился в мысли, что борьба за реорганизацию структуры ООН, а возможно, и перевод штаб-квартиры этой организации за пределы США — единственный шанс восстановить ее работоспособность и авторитет в мире.