Так было - Анастас Микоян

Несмотря на настойчивость, проявленную Криппсом, я не спешил с ответом, рассказав, конечно, о его предложении Сталину. В Москве ожидалось проведение в марте 1947 г. сессии Совета министров иностранных дел, куда должен был приехать министр иностранных дел Англии Бевин, который в переговорах мог высказать соображения и по вопросу англо-советской торговли, а их следовало учесть при ответе Криппсу.

Случилось так, что до беседы с Бевином, министр лесной промышленности Орлов в разговоре со Сталиным сказал, что может дать стране много валюты, столь необходимой тогда, при условии механизации лесозаготовок. Для этого нужно проложить к лесосекам железные дороги, купив за границей узкоколейные рельсы и паровозы. В результате мы сможем заготовить и вывезти большое количество лесоматериалов и получить за них валюту. Сталину эта идея понравилась.

Затею с рельсами и паровозами я с самого начала считал несерьезной, так как, чтобы проложить железнодорожную колею, нужно строить насыпь, ровнять местность и т.д. Лесозаготовки осуществлялись в отдаленных, малонаселенных, труднодоступных местах и, кроме того, у нас просто не было для этого средств. Тогда, после разрушительной войны, мы были еще очень бедны.

Я сказал Сталину, что в принципе идея правильная, но Орлов не учитывает всех трудностей и больших капиталовложений, необходимых для постройки железных дорог в лесных и болотистых местах. Однако Сталин поверил в реальность предложения Орлова. Продолжать с ним спор было бесполезно. Когда он 24 марта 1947 г. встретился с Бевином, то сказал ему, что мы готовы поставлять Великобритании лесоматериалы, а от нее хотим получить оборудование для лесной промышленности, а также узкоколейные железнодорожные рельсы и паровозы.

На следующий день после беседы Сталина с Бевином, 25 марта 1947 г., посол Великобритании Петерсон написал мне, что «Бевин весьма желает, чтобы вопрос об англо-советской торговле был обсужден между нашими обоими правительствами с возможно наименьшей задержкой».

Обсудив вопрос со Сталиным, я сообщил Петерсону, что, «придерживаясь этой точки зрения, Министерство внешней торговли СССР согласно начать переговоры».

У меня была практика: перед началом любых переговоров созывать совещание с 5-6, а иногда и с 10-12 знающими вопрос работниками, чтобы посоветоваться с ними и уже после этого окончательно определить тактику поведения на предстоящих переговорах. На одном из таких совещаний работники НИИ конъюнктуры МВТ Солодкин и Май на мой вопрос, есть ли возможность снизить наши платежи, сказали, что Англия снизила французам платежи по военному кредиту с 3% до 0,5% годовых. Что, если бы и нам поставить англичанам такие условия? Для меня это было совершенно неожиданным: я не знал об этом прецеденте. Когда я услышал эту мысль, то сразу понял ее возможности и был очень обрадован. Даже переспросил, правильно ли их понял. Они все подтвердили. У меня сразу возникла мысль, что, если исходить из того, что во Второй мировой войне мы пострадали и сыграли роль в победе неизмеримо больше французов, такое наше предложение было бы справедливым и заслуживало бы самого серьезного внимания.

Я сразу же доложил об этом Сталину в присутствии узкого состава Политбюро. Сталин к моему сообщению отнесся скептически. «Мы сами подписали с англичанами соглашение о 3% годовых, — сказал он. — Как можно от этого отказаться? Ничего у тебя из этого не выйдет. Даже не следует ставить этого вопроса». Я продолжал настаивать. Сталин не отступил от своего мнения. Тогда я попросил его разрешить мне, под мою ответственность, поставить этот вопрос на переговорах с англичанами. «В худшем случае нам откажут, но ведь мы ничего от этого не потеряем», — аргументировал я. Сталин не стал возражать.

На переговоры в Москву в апреле 1947 г. должен был приехать секретарь по заморской торговле Англии Гарольд Вильсон, которого до этого я не знал. Вильсон был моложе меня на двадцать с лишним лет.

19 апреля 1947 г. посол Петерсон представил мне Вильсона, который тут же вручил мне письмо Криппса, заканчивающееся фразой: «С приятными воспоминаниями я шлю Вам наилучшие пожелания и весьма надеюсь, что в недалеком будущем мы будем иметь удовольствие принимать Вас у себя как нашего гостя. Искренне Ваш. Стаффорд Криппс». Прочитав письмо, я невольно вспомнил наши с ним переговоры в 1941 г., в самом начале войны, когда Криппсом была занята весьма жесткая позиция в вопросе о предоставлении нам помощи против общего врага.

Вильсона сопровождала личный секретарь мисс Марсиа Лейн. Она сопровождала его и во всех других поездках в Москву, когда я его впоследствии принимал. Умная, деловая женщина.

Вильсон был хорошо расположен к нам. С ним приятно было беседовать и даже спорить. Правда, тогда у него было еще маловато опыта, зато много энергии и молодого задора. Мы с ним вели длительные дискуссии, которые продолжались иногда далеко за полночь. Забегая вперед, скажу, что мы с ним провели 32 беседы. В итоге удалось добиться больших уступок со стороны Англии в нашу пользу.

Поскольку пересмотр условий погашения кредита являлся для нас в этих переговорах основным вопросом, я на первой же деловой встрече сказал об этом.

Обменявшись вначале мнениями о списках товаров, подлежащих импорту и экспорту, я заявил: «Для того чтобы по-настоящему широко развернуть в ближайшие годы англо-советскую торговлю на основе наличных платежей, необходимо, чтобы условия кредита, полученного Советским Союзом от Великобритании в военное время, являющиеся для нас обременительными, были облегчены. Мы это мыслили достигнуть путем пролонгации срока кредита на 15 лет с момента подписания нового соглашения, с началом погашения с четвертого года, из 0,5% годовых, двенадцатью равными ежегодными взносами, причем в кредит включить остатки той суммы, оплата которой предусмотрена наличными».

Для Вильсона такая постановка вопроса была полнейшей неожиданностью, он даже попросил меня повторить сказанное, что я, конечно, и сделал. После этого Вильсон заявил: «Поскольку вопрос о кредите не входит в полномочия делегации, я смогу обсуждать этот вопрос только завтра или послезавтра, получив от Британского правительства инструкции».

Через день Вильсон заявил, что Британское правительство «придерживается того мнения, что если у Советского правительства имеется намерение внести изменения в указанное выше Соглашение 1941 г., то оно должно поднять этот вопрос надлежащим путем, а именно через дипломатические каналы, а не выдвигать его по случаю ведения торговых переговоров».

Выслушав Вильсона, я возразил: «Мы считаем, что вопрос о пролонгации кредита военного времени тесно связан с вопросами товарооборота. Изложенное мной по этому поводу предложение сделано от имени Советского правительства, следовательно, это официальное предложение Советского правительства о пересмотре кредита военного времени. Какими каналами ставить этот вопрос имеет второстепенное значение».