Так было - Анастас Микоян

О ситуации, сложившейся на переговорах, я доложил Сталину. Сказал, что пока можно настаивать на поставку в Великобританию 500 тыс. тонн хлеба. Сталин не возражал.

3 июля 1947 г. я сообщил Вильсону, что Советское правительство подтвердило возможность поставки в Великобританию 500 тыс. т хлеба урожая 1947 г. В ответ Вильсон заявил, что он должен передать об этом своему правительству. Поэтому переговоры должны прерваться, и он начнет хлопотать о возвращении домой.

Уходя, Вильсон попросил разрешения нанести мне прощальный визит, так как он не желает, чтобы разрыв переговоров мог повлиять на наши личные отношения. Я с этим, конечно, согласился, в то же время не веря в заявление Вильсона о его намерении прервать переговоры. Я исходил не только из того, что Англия, пожалуй, не меньше нас заинтересована в них, но и из того, что сам Вильсон хорошо к нам расположен и — главное! — успех его миссии важен для него лично.

В своих предположениях я не ошибся. На следующий день поступило пространное письмо Вильсона, в котором он повторял все, уже им сказанные положения о позиции Великобритании по рассматриваемым нами вопросам. В конце письма он указывал, что, насколько он понял вчера, я не заинтересован в дальнейших переговорах.

Письмо Вильсона сразу же было доложено мной Сталину. Я предложил увеличить для Англии количество зерна из урожая 1947 г. до 1 млн т. Сталин согласился.

5 июля по моей инициативе состоялась следующая встреча с Вильсоном. Я сказал, что, получив его письмо от 4 июля с изложением позиций британской делегации, переговорил об этом со Сталиным, в результате чего могу заявить, что мы согласны увеличить поставки зерна в Великобританию до 1 млн т из урожая 1947 г., то есть в период с сентября с. г. по сентябрь 1948 г., в следующий годовой период — до 1,5 млн т и затем — до 2 млн т. «Мы хотели предложить большее количество, — добавил я, — однако мы не можем назвать больше того, что будет возможным поставить, так как мы хотим быть хозяевами своего слова и выполнить свое обещание полностью». При этом, сказал я, сделанные мной ранее предложения об изменении условий кредитного Соглашения 1941 г., разумеется, остаются в силе.

На следующей встрече, 7 июля, Вильсон сообщил, что им получен ответ Лондона на мое заявление от 5 июля: Британское правительство рассчитывало получить 2 млн. т зерна из урожая 1947 г., но он считает, полагая, что Лондон того же мнения, что названное мной количество зерна «может быть принято за базу для переговоров в надежде на то, что Советская сторона еще раз продумает этот вопрос и сможет увеличить эту цифру». Затем Вильсон изложил условия пересмотра Соглашения 1941 г.

Я еще раз напомнил Вильсону, что «пересмотр кредита военного времени является неизбежным и его следует рассматривать независимо от сделок, которые будут совершаться сторонами. Нельзя между этими двумя вопросами устанавливать связь».

Слушая Вильсона и отвечая ему, я чувствовал, что тот чего-то не договаривает. Видимо, подумал я, он опять запросил Лондон и ждет очередной инструкции.

И действительно, на следующий же день мои предположения оправдались. На встрече 10 июля Вильсон заявил, что получил инструкции от Британского правительства сообщить г-ну Микояну, что Британское правительство приняло окончательное решение — сократить процент наличных платежей по новым ссудам с 40% до нуля, то есть все новые ссуды предоставить на базе кредита с погашением его в течение 15 лет. Что касается погашения уже предоставленных ссуд, то в этом отношении Британская сторона ни на какие уступки пойти не может, за исключением уже сделанного предложения о снижении процентной ставки».

Я, выразив признательность за шаг вперед, сказал, что лично принять предложение Британской стороны не могу, однако переданное г-ном Вильсоном решение Британского правительства сообщу Советскому правительству. Вильсон тут же напомнил, что Британская сторона ожидает, что Советская сторона найдет возможным увеличить количество зерна. «Одной из черт г-на Вильсона, — шутя сказал я, — является характерное для всех британцев упрямство».

Вильсон возразил, что ему, наоборот, кажется, что он «проявляет исключительную уступчивость и гибкость».

Однако шутки шутками, а переговоры наши принимали явно затяжной характер, а в части основного финансового вопроса они просто зашли в тупик. Поэтому, чтобы выйти из этого тупика и достигнуть соглашения, мной на следующей нашей встрече, 12 июля, было сделано компромиссное предложение, которое я, конечно, согласовал со Сталиным. Разногласия, как известно, сказал я, касаются пролонгации срока погашения предоставленных ссуд на сумму 38 млн фунтов стерлингов. Советская сторона желает продлить срок погашения этих ссуд на 15 лет, а Британская сторона хочет оставить прежние сроки погашения этой суммы.

Поэтому, продолжал я, предлагается как компромисс срок погашения половины указанной суммы продлить на 15 лет, а срок погашения другой половины этой суммы оставить прежним.

Вильсон явно обрадовался и сказал, что находит мое предложение «гениальным», но Британское правительство не может пойти на какие-либо изменения в сроке погашения предоставленных ссуд. Он добавил, что «нельзя считать компромиссом, когда одна сторона сделала уступку наполовину, а другая сторона — только на четверть».

Беседа наша затянулась, и в результате мы констатировали, что «переговоры по финансовому вопросу зашли в тупик».

После этой беседы Вильсон вновь прибегнул к своему излюбленному приему: он написал мне письмо, в котором повторил все то, что им уже было сказано на встрече 12 июля, и, кроме того, внес разумное предложение: «пока сторонами рассматривается финансовый вопрос, продолжить обсуждение других вопросов».

При создавшейся ситуации я понимал, что обсуждение финансового вопроса придется отложить до получения ответа из Лондона на наше предложение о компромиссе, но все же счел нужным еще раз заявить Вильсону о том, что он должен знать, что изложенное 12 июля компромиссное предложение является окончательным.

В последующих наших встречах (15, 16, 19 и 21 июля) обсуждались вопросы торгового соглашения. Основным спорным вопросом на них оказался вопрос о цене на зерно. Предлагаемая Вильсоном цена 88 долларов за тонну была для нас совершенно неприемлема. Мы хотели получать 107 долларов за тонну.

На беседе 21 июля вопрос этот достиг наибольшего накала. Когда, отвечая Вильсону, я подтвердил, что названная мной цена является окончательной, Вильсон, после некоторого колебания, поднялся и, заявив, что он «сожалеет, что так получается», простился и ушел.