Тень горы - Грегори Робертс

Для крупных фотографий Петры Келли[117] и Иды Люпино[118], двух ее любимых героинь, она выбрала черные барочные рамы. Взяв с балкона несколько горшков с цветами, она разместила их по углам, оставив снаружи несколько цветов, с особой жадностью тянущихся к солнцу.

Я думаю, ей хотелось воссоздать обстановку горного леса, и это ей вполне удалось. Где бы ты ни сидел в ее гостиной, ты видел растения или соприкасался с ними.

Еще она поставила в комнате высокую стилизованную статую тощего троянского воина, вылепленную Таджем. Я хотел загородить ее высоким растением, но Карла не позволила.

– А в чем дело? Ты же ушла из галереи из-за него.

– Может, он и не такой уж потрясающий человек, но скульптор хороший, – ответила Карла, пристраивая обреченного воина.

Я использовал его как подставку для своей шляпы. Мне пришлось купить шляпу, но покупка оказалась удачной. И постепенно сложилось что-то вроде мирной жизни, достаточно удовлетворительной для человека, достаточно хорошо представляющего, что такое плохая жизнь.

Жилье Олега, то бишь мой бывший номер, окрасилось в зеленый цвет под стать тахте. Оно пользовалось популярностью. Мы с Карлой иногда тоже принимали участие в устраивавшихся там сборищах и неплохо проводили время. В других случаях мы весело проводили время у себя, слушая доносившиеся через стенку бредовые разговоры.

Наш молодой русский друг устал ждать свою Ирину, которую он называл Карлушей. Ее фотографии, розданные официантам «Леопольда», поблекли и помялись, и он больше не справлялся у официантов о ней.

– Почему ты называешь Ирину Карлушей? – спросил я его однажды.

– Мою первую любовь тоже звали Ириной, – ответил он, и его всегдашняя улыбка померкла в полусумраке воспоминания. – Я тогда впервые почувствовал, что капитулирую перед своей любовью к девушке. Нам было по шестнадцать лет, и через год все кончилось, но я до сих пор испытываю угрызения совести, называя ее именем другую. Отец называл свою сестру, мою тетку, Карлушей, и мне всегда это нравилось.

– Значит, когда ты изменял Елене с Ириной, тебя совесть не мучила, а когда ты называл Ирину Ириной, тебе казалось, что ты изменяешь своей детской любви?

– Изменить можно только тому, кого любишь, – нахмурился он из-за моего непонимания. – А Елену я никогда не любил. Я любил Ирину и до сих пор люблю Карлушу.

– А как насчет девушек, которые бывают в твоих зеленых комнатах?

– Я потерял надежду увидеть когда-нибудь Карлушу снова, – ответил он, отвернувшись. – Футболки в качестве приманки не сработали. Наверное, это было бесполезно.

– Может быть, ты полюбишь одну из этих новых девушек?

– Нет, – решительно ответил он, снова воспрянув духом. – Мы, люди на букву «р», любим сильно и глубоко, и поэтому в нашей литературе и музыке столько безумной страсти.

Он с безумной страстью отдался работе с Навином, и они стали весьма прозорливой командой. Однажды они вместе с Дидье вели дело, получившее широкий резонанс. Тогда им удалось не только объединить расставшихся влюбленных, но и разоблачить банду работорговцев, которых арестовали.

Наш опасный беззаботный француз стал после этого уделять еще больше внимания работе в агентстве и в свободное от «Леопольда» время постоянно распутывал вместе с двумя молодыми детективами какой-нибудь «ужасно экстренный» случай.

Винсон продал свой наркобизнес конкуренту и вернулся в ашрам к Ранвей. После нескольких недель покаяния, когда он драил полы в ашраме, Винсон написал Карле, что настоящего контакта со святыми людьми у него не сложилось, но он нашел общий язык с садовниками, выращивавшими марихуану для святых людей. Он был в приподнятом настроении и разрабатывал планы нового, совместного с Ранвей бизнеса.

Компания Халеда не спонсировала никаких фильмов, и, когда в одном из южных районов убили копа, перемирие между полицейской мафией и бандитской мафией было нарушено. Число арестованных росло, Дилип-Молния работал в три смены.

Журналистку, озвучившую правду, избили на пороге ее дома; политика избили у него дома за то, что он отказался озвучить неправду. Стычки между полицией и Компанией Халеда во время судебных заседаний стали обычным делом, иногда перерастая в серьезные бунты. Компания расценивала эти судебные преследования как религиозную дискриминацию, полицейские усматривали преступный умысел во всех действиях Компании.

Трон Халеда шатался, и не было Абдуллы, чтобы укрепить его. Мистик, превратившийся в главаря банды, терял свой авторитет; его немотивированная жестокость компрометировала противозаконную деятельность, и все обитатели Бэк-стрит хотели укротить его.

Мы не могли укротить Халеда, но зато укротили Дилипа-Молнию.

Карла сказала, что у нее приготовлен подарок ко дню моего рождения и она хочет преподнести его мне немедленно.

– Я не праздную…

– Дней рождения. Я знаю. Но ты хочешь знать, что это за подарок, или нет?

– Ну, скажи.

– Копом, которого мы подловили на той фетишистской вечеринке, был Дилип-Молния.

Я вспомнил, как она говорила, что «карма – это молот, а не перышко».

– Очень любопытно.

– Хочешь узнать, что за фетиш у него был?

– Нет.

– Там фигурировала масса упаковочной пленки.

– Прекрати, пожалуйста.

– И были видны только его рот и неподвластные его воле части тела.

– Ну хватит уже.

– Был момент, когда девице пришлось прихлопнуть его гениталии мухобойкой.

– Карла…

– Пластмассовой, конечно, а затем…

Я заткнул уши и стал повторять «ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла», пока она не остановилась. Это было, конечно, по-детски и недостойно нас обоих, но подействовало.

– Итак. Учитывая, что это твой день рождения и Дилип-Молния полностью в наших руках, выбор за тобой, – произнесла Карла с нечестивой улыбкой бунтовщика. – Что ты предлагаешь сделать с видеозаписью?

– Наверняка ты уже придумала, что сделать с ней.

– Я думаю, пора ему отойти от дел и на прощание публично покаяться в том, что он скверно обращался с арестованными. Его надо выставить на позор и уволить без пенсии.

– Замечательно.

– Дилип-Молния уже много лет мало-помалу роет себе могилу. Думаю, она вполне готова для него.

– И когда должно произойти захоронение?

– Я попрошу «Без проблем» завтра же доставить ему ультиматум с требованием уволиться в двадцать четыре часа, в противном же случае материал будет предан гласности. Как это, по-твоему?

– Без проблем, – улыбнулся я, радуясь, что мы избавимся от Дилипа-Молнии, и думая, кто придет ему на смену и сколько придется платить ему.

– И еще мне кажется, что он должен уехать из города в какую-нибудь далекую деревню, – мечтательно произнесла Карла. – Лучше всего в его собственную, откуда он прибыл. Уверена, люди, видевшие, что из него растет, найдут, как поступить с ним.

– Если они знают его достаточно хорошо, то проделают это в каком-нибудь уединенном месте.

Глава 86

Джордж Близнец был помещен в специально оборудованную палату в пентхаусе отеля «Махеш»; за ним наблюдала команда знаменитых врачей и, разумеется, Джордж Скорпион. Помимо врачей, приглашенных отелем по своим международным каналам, Скорпион собрал лучших специалистов со всей Индии.

Могло показаться, что для Близнеца все это слишком поздно: его тело слабело и угасало с каждым днем, однако он приветствовал всех прибывающих знаменитостей улыбкой и шуткой.

Рассказы Скорпиона заставили нас с нетерпением ждать встречи с Близнецом, тем более что мало находилось людей, способных долго выдержать его болтовню.

– Я не могу нормально питаться, – сказал нам Скорпион у дверей палаты Близнеца, – и натер ногу, шагая взад и вперед в тревоге за него. Но я заслужил это, потому что это моя вина.

– Не расстраивайся, Скорпион, – сказала Карла, беря его за руку, – никто тебя не обвиняет.

– Но я действительно виноват. Если бы я не стал искать того святого человека, Близнец не подхватил бы эту лихорадку и все было бы в порядке, как раньше.

– Никто не любит Близнеца так, как ты, – ответила Карла, открывая дверь, – и он это знает.

Близнец лежал на больничной койке новейшей конструкции, от него во все стороны отходило много, слишком много трубок. Над кроватью была сооружена пластиковая палатка. За ним ухаживали две медсестры, следившие за показаниями приборов, которые находились слева от постели.

Близнец улыбнулся, когда мы вошли. Выглядел он плохо. Он исхудал, кожа приобрела оттенок разрезанной хурмы и туго обтягивала череп.

– Привет, Карла! – бодро произнес он слабым голосом. – Привет, Лин, старина. Я так рад, что вы пришли.

– Чертовски приятно видеть тебя снова, старик, – ответил я, помахав ему через пластиковую стенку палатки.