Жизнь из последних сил. 2011–2022 годы - Юрий Николаевич Безелянский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подождем до 2 марта, может быть, кто-то скажет что-то новенькое. А в прошлом «исторический пессимист», «Человек-архив», «рыцарь Серебряного века и летописец Огненного», «Упорнограф Безелянский» и т. д. Окончательные оценки будут лет через 25–50, если, конечно, на карте мира еще будет существовать Россия и будут жить люди, читающие книгу. Homo Legens – «Человек читающий»…
29 января, суббота. С утра снежно, сугробы, минус 4. Вчера два маленьких события. Звонок с канала «Доверие» (давно не звонило ТВ) с вопросом: не могу ли я рассказать о Блантере? Я отказался. Куда-то ехать или приглашать к себе – не хочу категорически, а Матвей Исаакович Блантер (1903–1990) – не мой композитор, поэт-песенник с его легендарной «Катюшей» и громкокипящей песней утверждением, что «Сталин – наша слава боевая…» (1939). Мне близок Александр Вертинской со светлой грустью неполучившейся любви: «Мадам, уже падают листья, и осень в смертельном бреду…» Даже 14 лет работы в логове пропагандизма на Иновещании в Радиокомитете я остался верен галантному и изящному Серебряному веку.
Так что Блантер мимо кассы! И как говорил бессмертный Омар Хайям: «Ты лучше голодай, чем что попало есть, / И лучше будь один, чем с кем попало быть».
На удочку пропагандизма или по-другому: в невод пропагандизма не попал молодой историк Сергей Медведев лет 40, выступавший тут на «Эхо», заявивший, что у нас в стране два цирка: цирк Кадырова и цирк Лукашенко: что ни фраза, то стой или падай!..
Владимир Вольфович голову уже потерял, вместо головы – тыква. И никто из Кремля не одергивает этого политика и заседателя Госдумы. Только посмеиваются в кулачок. А он – истинный поджигатель войны. Цитаты его античеловеческих перлов привела Ирина Петровская в номере «Новой газеты» от 26 января, и заголовок публикации: «Трактор в поле дыр-дыр – мы за дружбу и за мир».
Да, по Жирику плачет печально знаменитый доктор Жозеф Гильотен, большой поклонник музыки и игры на клавесине. Ну, а отсечение головы от тела – всегда лишь развлечение для народа, как нынешние шоу на ТВ.
Ладно, не будем заводиться. Высоцкого на них нет. Он пел, как кричал. Вчера был концерт, посвященный дню рождения Владимира Семеновича, власть, скрипя зубами, терпела Высоцкого при жизни, а он надрывался, рвал душу за правду, за справедливость, за свободу, негодовал против проблем и ужасного советского быта.
Подумаешь – с женой не очень ладно,
Подумаешь – неважно с головой,
Подумаешь – ограбили в парадной, –
Скажи еще спасибо, что – живой!..
Цитировать можно бесконечно. Вот песня «Профессионалы»:
Профессионалам зарплата навалом, –
Плевать, что на лед они зубы плюют.
Им платят деньжищи –
огромные тыщи, –
И даже за проигрыш и за ничью…
По себе знаю эту подлую зависть завистников: «Книги издаешь, деньги гребешь лопатой!» Так было в 90-х и в нулевых, когда я был на пике популярности.
Ну, а концерт Высоцкого был не очень хорош, только отдельные номера, а Лепс, Лариса Долина, Гвердцители и другие были не к месту: Высоцкий – это не их репертуар, рубашку на груди рвать не могут. Сплошные вокализы… Но все равно это было лучше, чем беспрерывная тема готовящейся вот-вот войны.
13:47. Начало темнеть, и уже текст почти не различаю.
30 января, 12:12. Сквозь снежную мглу пробивает свет, и я тут же притаранил «Олимпию» на кухню – мое рабочее место. Вчера вечером показали документальный фильм о Высоцком, кажется, впервые обнародовали детали его детства: не нужный ребенок ни отцу, полковнику, который разошелся с матерью Володи и женился на другой женщине, ни матери, сражавшейся за жизнь. Мальчишеские годы в Германии с новой семьей отца, бои русских мальчишек с немчурой, возвращение в Москву. Воспитывал сам себя, по существу не зная, что такое семейная жизнь, дом и теплота. Три неудавшихся брака – тому свидетельство. Вольный сын улицы…
До Высоцкого успел прочитать воспоминания о Римме Казаковой. Пошли 90-летние юбилеи, только она, бедненькая, не дожила до юбилея, умерла 19 мая 2000 года. Хорошая была женщина и поэтесса, на другом полюсе с Беллой Ахмадулиной. У нас с Риммой Федоровной были сначала разногласия из-за книги «Клуб 1932», а потом примирение и симпатия. Последние годы жаловалась: «Мне так надоело болеть, что хочется или выздороветь, или умереть…» Нездоровье на фоне личных, литературных и семейных проблем (сын – наркоман).
Приходит слава, а здоровье кончилось,
Но, может быть, еще не насовсем? –
писала Казакова. Незадолго до ее ухода вышел сборник стихов «Пора» (пора чему?). У Казаковой был сильный социальный темперамент (пыталась идти дорогой Высоцкого, а не по парковой аллее Ахмадулиной). Шла как бы наперекор. Трудная, но достойная жизнь.
Натолкнулся в дневниках на 1986 год, мне 54 года, где я активно погружен в социальную тематику жизни советского села (потребительская кооперация) – это целая отрасль народного хозяйства СССР.
Хвалю передовиков, бичую недостатки, пытаюсь решить местные проблемы, с которыми сталкиваюсь в командировках по стране. Минимальный, но все же и мой вклад в социализм. В 1986-м в «СПК» вышли две яркие публикации «Стяжательству – заслон» и «Честно жить и работать». Интересное словечко «стяжательство», ныне забытое. Согласно словарю русского языка Ожегова, стяжатель – корыстолюбивый, стремящийся к наживе человек. Наживы эти по современным меркам – какая-то мелочевка: бидон молока, машина дров, какие-то строительные материалы и т. д. Миллионы мало кто хапал, пожалуй, одно громкое узбекское дело о хлопке. Короче, не было размаха, и органы строго следили за объемом воровства. А ныне!.. При олигархическом капитализме крадут миллионы и миллиарды, покупают яхты, строят дворцы. Фантастический для советских времен размах коррупции, воровства, а вот стяжательство как-то в этот ряд не входит, слово мягонькое.
Да, словарь меняется. Никто прежде не козырял восклицанием «Круто!». А ныне кругом нахально, цинично, круто! Империя пухнет на дрожжах воровства. Как тут не процитировать в который раз строки Льва Лосева:
Что делать – дурная эпоха.
В почете палач и пройдоха.
Хорошего – только война.
Что делать, такая эпоха.
Другая пока не видна.
Дурная эпоха. Нерадостная книга. Жизнь, уходящая за горизонт…
