Cлово президента - Том Клэнси

Сколько напрасно потраченных денег, выброшенных на ветер, для удовлетворения нужд отколовшихся провинций, этих неблагодарных пасынков, которых Советский Союз поддерживал на протяжении десятилетий. А теперь они ушли, забрав с собой огромные богатства, а в некоторых случаях вступили в союз с другими странами, чтобы, опасался Бондаренко, вместе с ними превратиться в противников. Вот уж неблагодарные приемные дети, подумал генерал.

Головко прав. Если мы хотим остановить эту опасность, делать это нужно в самом начале. Ведь даже с горсткой чеченских бандитов не удалось справиться.

Сейчас он занимал должность начальника оперативного управления, а еще через пять лет станет во главе армии. Бондаренко не сомневался в этом. Он был лучшим русским генералом среди военачальников своего возраста и сумел блестяще проявить себя во время военных операций, чем привлек внимание высокопоставленных политических деятелей, что всегда являлось решающим фактором в продвижении к высшим должностям. Он успеет занять эту должность, чтобы возглавить последнюю решающую битву России. А может быть, и нет. Через пять лет, если его обеспечат финансированием и предоставят свободу в преобразовании армии, изменении военной доктрины и подготовки кадров, он сумеет превратить русскую армию в такую силу, какой она еще никогда не была. Без всяких угрызений совести он использует американскую модель, подобно тому как американцы без угрызений совести использовали советскую военную стратегию в войне в Персидском заливе. Но для этого ему нужно несколько относительно мирных лет. Если частям его армии придется то и дело принимать участие в военных конфликтах по южному периметру страны, у него не будет ни времени, ни денег на перестройку вооруженных сил.

Так как же поступить? Он – начальник оперативного управления Генерального штаба. Он должен знать ответы на все вопросы. В этом и заключается его работа. Но Бондаренко не мог найти этих ответов. Туркменистан явился началом процесса. Если его не остановить, все рухнет, как карточный домик. Слева на столе лежал список дивизий и бригад, находящихся в его распоряжении, а также предполагаемый уровень их боеготовности. Справа лежала карта. Согласовать первое и второе было трудно.

– У вас такие хорошие волосы, – сказала Мэри Эббот.

– Сегодня у меня не было хирургических операций, – объяснила Кэти. – Шапочка вредит прическе.

– Сколько времени вы ее не меняли?

– Со дня нашей свадьбы с Джеком.

– И у вас не было желания изменить? – удивилась миссис Эббот.

Кэти отрицательно покачала головой. Ей казалось, что с такой прической она походит на актрису Сузанн Йорк – ей нравилась эта актриса в том фильме, который Кэти смотрела в колледже. То же самое относилось и к Джеку. Он никогда не менял свою прическу, а в тех случаях, когда у него не было времени постричься, кто-то в Белом доме обращал на это внимание, и ему подравнивали волосы каждые две недели. Персонал Белого дома ухаживал за ним намного лучше, чем она. Они, наверно, просто составляли график и придерживались его, вместо того чтобы обращаться с вопросами, как это делала она. Куда более эффективная система, одобрительно подумала Кэти.

Сейчас она нервничала гораздо больше, чем это было заметно со стороны, больше, чем в первый день учебы на медицинском факультете, и даже больше, чем во время первой хирургической операции, когда ей приходилось закрывать глаза и внутренне кричать на себя, чтобы остановить дрожь в руках. Но тогда по крайней мере к ее словам прислушивались и будут прислушиваться теперь. О'кей, подумала Кэти, в этом ключ к решению проблемы. Это хирургическая операция, она – хирург, а хирург всегда контролирует происходящее.

– Думаю, теперь все в порядке, – сказала миссис Эббот.

– Спасибо. Вам нравится работать с Джеком?

– Он ненавидит макияж, как, впрочем, почти все мужчины, – улыбнулась она.

– Тогда позвольте поделиться с вами секретом – я тоже.

– Я практически не наносила вам макияжа, – тут же отозвалась Мэри. – Для вашей кожи этого не требуется.

Это наблюдение, сделанное одной женщиной и переданное ею другой, заставило доктора Райан улыбнуться.

– Спасибо, – поблагодарила она.

– Вы позволите мне высказать рекомендацию?

– Конечно.

– Дайте своим волосам отрасти на дюйм, может быть, на два. Это придаст вашему лицу большую выразительность.

– Того же мнения и Элейн – это моя парикмахер в Балтиморе. Я уже попыталась однажды. От хирургических шапочек мои волосы становятся хрупкими.

– Мы можем заказать для вас шапочки большего размера. Мы должны проявлять заботу о наших первых леди.

– А-а! – воскликнула она. И почему я не подумала об этом? – задала себе вопрос Кэти. Это наверняка дешевле, чем летать на работу на вертолете… – Спасибо!

– Позвольте мне проводить вас. – Миссис Эббот провела первую леди в Овальный кабинет.

Как ни удивительно, Кэти бывала здесь всего лишь дважды и только один раз заходила, чтобы поговорить с Джеком. Внезапно это показалось ей странным. В конце концов, место работы мужа находилось меньше чем в пятидесяти ярдах от ее спальни. Письменный стол произвел на нее впечатление, как поразительно старомодный, но сам кабинет был полон воздуха и очень просторен по сравнению с ее крошечным кабинетом в клинике Хопкинса, и это даже сейчас, когда повсюду стояли телевизионные камеры и софиты. На каминной доске напротив стола стоял горшок с тем, что Секретная служба называла самым часто фотографируемым цветком в мире. Мебель была слишком официальной и потому неудобной, а ковер на полу с вытканной на нем президентской эмблемой показался Кэти явно изношенным. Но ведь это не был нормальный кабинет, предназначенный для нормального человека.

– Привет, милая. – Джек поцеловал ее и представил журналистам. – Познакомься, это Том Доннер, а это – Джон Пламер.

– Здравствуйте, – улыбнулась Кэти и посмотрела на Пламера. – Я любила слушать ваши репортажи, когда готовила ужин.

– А сейчас не слушаете? – с улыбкой спросил Пламер.

– В столовой на втором этаже нет телевизора, и мне не позволяют готовить ужин.

– А муж вам не помогает? – спросил Доннер.

– Представляю себе Джека в кухне. Вот с грилем он справляется неплохо, но кухня – это моя территория. – Она села, глядя им в глаза. Это было непросто. Включенные телевизионные софиты светили прямо в лицо. Она заставила себя напрячься. Пламер ей понравился, а вот Доннер что-то скрывал. Она мигнула, поняв это, и на ее лице появилось выражение, свойственное врачу. Внезапно ей захотелось сказать что-нибудь Джеку, но времени уже не было…

– Одна минута, – послышался голос продюсера. Как всегда, в кабинете находилась Андреа Прайс, она стояла у двери, ведущей в комнату секретарей, а дверь в коридор позади Кэти была открыта. Там стоял Джеф Раман. Еще один странный человек, подумала она, но в Белом доме проблема заключалась в том, что здесь все обращались с тобой, словно ты Юлий Цезарь или кто-то вроде. Здесь так трудно по-дружески общаться с людьми. Казалось, этому все время что-то мешает. Вообще-то ни Джек, ни Кэти не привыкли к прислуге. Служащие – это другое дело, но не прислуга. Кэти нравилась медицинским сестрам и лаборантам в больнице, потому что общалась с ними, как один представитель медицинской профессии с другим, и она пыталась поступать так же и тут, но по какой-то причине это не получилось. И доставляло беспокойство.

– Пятнадцать секунд.

– Ты нервничаешь? – шепнул Джек.

И почему ты не остался работать в «Меррилл Линч»? – едва не спросила вслух Кэти. Сейчас он занимал бы там пост старшего вице-президента. Впрочем, нет. Он не был бы там счастлив. Джека так же привлекала его работа, как ее медицина, где она исправляла зрение людям. В этом они не отличались друг от друга.

– Добрый вечер, – произнес Доннер, глядя в камеру позади Райанов. – Мы находимся в Овальном кабинете и беседуем с президентом Райаном и первой леди. Как я уже сказал в передаче вечерних новостей на канале Эн-би-си, техническая неисправность испортила запись интервью с президентом, которую мы сделали сегодня утром. Президент любезно пошел нам навстречу и пригласил нас сюда, чтобы побеседовать с нами в прямом эфире. – Он повернул голову. – Мы очень благодарны вам за это, сэр.

– Я рад, что вы снова пришли к нам, Том, – произнес президент. С каждым разом он скрывал свои мысли все более умело.

– Кроме того, с нами находится миссис Райан…

– Прошу вас, – с улыбкой прервала его Кэти, – я – доктор Райан. Мне пришлось немало потрудиться, чтобы получить эту ученую степень.

– Совершенно верно, мэм, – согласился Доннер с радостной улыбкой, напомнившей Кэти о восторге, который охватывает сотрудников отделения травматологии при виде пострадавшего, поступающего с Моньюмент-стрит в момент начала обеденного перерыва. – У вас обоих ученая степень доктора, не правда ли?