Аденауэр. Отец новой Германии - Чарльз Уильямс

ГЛАВА 14.

ФИНАЛ

Славословия закончились, и Аденауэру пришлось привыкать к жизни в новых условиях. Как бывшему канцлеру и председателю крупнейшей политической партии ему был выделен небольшой кабинет в здании парламента, к которому примыкало еще меньшее по размерам помещение, там стояла софа и была оборудована маленькая кухонька, где верная госпожа Попинга готовила ему легкий обед, после чего он имел обыкновение прилечь: послеобеденная сиеста всегда была непременным элементом его распорядка дня. В новый кабинет из дворца Шаумбург были перевезены его письменный стол, глобус и подаренная ему Черчиллем картина классического храма (считалось, что это Парфенон, но на самом деле речь шла о римском памятнике из развалин города Лептис Магна в современной Ливии). В сравнении с покоями Шаумбурга все выглядело более чем скромно.

Еще весной 1963 года Аденауэр заявил, что его главным занятием после ухода в отставку будет написание мемуаров. И действительно, госпожа Попинга уже тогда начала сбор необходимого материала, а сам Аденауэр во время последнего пребывания на вилле «Коллина» набросал чертежик специального павильона, который предполагалось построить во дворе его рендорфского дома и использовать для хранения документов, черновиков и для самого творческого процесса. Этот набросок он передал Герберту Мультхаупту, мужу Лотты, профессиональному инженеру-строителю, чтобы тот изготовил на его основе рабочие чертежи. Домик должен был быть расположен подле песчаной площадки, которую хозяин планировал использовать для своей любимой игры в «бочча».

К осени 1963 года все указывало на то, что наш герой смирился с перспективой провести остаток жизни в тишине и спокойствии, на почтительном расстоянии от жесткого мира большой политики. Отношения с Эрхардом нормализовались и приобрели почти сердечный характер. В ноябре они вместе появились на одном из митингов ХДС, причем Аденауэр не только воздержался от каких-либо язвительных замечаний, но и заявил нечто совсем на него не похожее: «Я полностью поддерживаю правительство, которое возглавляет мой преемник, и я как верный друг буду оказывать ему всяческую помощь в выполнении стоящих перед ним трудных задач».

Преимущества своевременного ухода из большой политики стали особенно очевидны, когда в конце года на боннскую элиту обрушился самый настоящий мор: 12 декабря скончался бывший президент Хейс, 14-го — действующий председатель СДПГ Олленхауэр, последняя стадия рака обнаружилась у Брентано. Аденауэр все еще держался молодцом и с удовольствием воспринимал знаки внимания и уважения, которыми одаривали его достаточно щедро представители следующего поколения. 5 января 1964 года он отпраздновал свое восьмидесятивосьмилетие, и характерный факт: Эрхард прервал свой отдых, чтобы лично присутствовать на дне рождения своего предшественника; по этому случаю он преподнес ему ценный подарок — редкое четырехтомное издание энциклопедии садоводства XVIII века.

Благодушный настрой отставника — отойти окончательно от дел и ни во что больше не вмешиваться — длился, впрочем, недолго. Его все больше стало раздражать то, что Эрхард, как он считал, неправильно ведет себя по отношению к Франции и к де Голлю, что Шредер занимает слишком уж откровенно проамериканскую и пробританскую (а значит, антифранцузскую) позицию. Отсюда возникло желание вновь окунуться в омут политической жизни.

Именно в этой связи следует рассматривать тот факт, что Аденауэр, уйдя с поста бундесканцлера, не только оставил за собой председательство в ХДС, но в январе 1964 года объявил о намерении сохранить его за собой еще минимум на два года. Авторитет его был достаточно велик: его переизбрание на этот пост прошло без сучка без задоринки, хотя кое-кто мягко посетовал на странное поведение отставника. Между тем быть председателем ХДС — вовсе не синекура. В его функции входило руководство переговорами с другими партиями но таким важным вопросам, как коалиционные договоры или выборы президента. Он мог от имени партии делать политические заявления либо в виде речей, либо в интервью с журналистами. Он имел право требовать и получать от правительства любую информацию, которую мог счесть необходимой для выполнения своих функций. Нет нужды говорить, что Аденауэр трактовал эти функции и, соответственно, круг своих полномочий и прерогатив в максимально широком объеме.

Первой жертвой его решения остаться председателем ХДС стал проект мемуаров. В ноябре 1963 года он подписал контракт на публикацию с французской издательской фирмой «Гашетт», а в феврале следующего — со штутгартским издательством «Дейче ферлагсанштальт», однако работу над написанием текста даже не начинал. Много времени ушло на подготовку очередного съезда ХДС, который было намечено провести в Ганновере в марте 1964 года, и к тому моменту, когда он 12 апреля отправился отдыхать на виллу «Коллина», не существовало даже плана предполагаемого издания, хотя по условиям контракта с «Гашетт» автор должен был представить рукопись не позднее 31 декабря 1964 года. Здесь наш герой явно переоценил свои возможности.

Представители «Гашетт», обеспокоенные тем, как идет выполнение контракта, решили разведать все на месте. Разумеется, они не стали подвергать автора допросу или требовать от него показать, сколько страниц он написал; они поступили тоньше: прибыв в Канденаббию, устроили на соседней вилле, принадлежавшей генсеку НАТО Дирку Стиккеру, большой прием с приглашением ряда звезд литературного мира, рассчитывая, что в этой полубогемной атмосфере Аденауэр «расколется». Но тот отнюдь не раскололся, а, напротив, сумел внушить всем, что работа идет вовсю и проект уже близится к завершению. Свою лепту в создание этого мифа внесли и присутствовавшие на приеме дочь Либет и секретарша Аннелиза Попинга. Издатели ретировались в полной уверенности, что мемуары вот-вот поступят к ним. Гораздо откровеннее и правдивее Аденауэр описал истинную ситуацию в письме к сыну Паулю: «Пока у меня все только в голове». В ту дождливую и холодную весну главным занятием Аденауэра были игра в «бочча» и думы о том, как исправить пороки внешнеполитического курса Эрхарда — Шредера.

В период пребывания в промокшей от ливней Канденаббии Аденауэр узнал о том, что его собираются избрать членом французской Академии моральных и политических наук — немалая честь для иностранца, а тем более немца. Церемония должна была состояться в Париже в ноябре. Ясно было, что здесь не обошлось без личного вмешательства де Голля. Долг платежом красен — и Аденауэр еще больше укрепился в намерении сделать все, чтобы ликвидировать наметившийся, по его мнению, в политике кабинета Эрхарда крен в сторону демонтажа франко-западногерманского договора, крен, который он теперь уже прямо связывал с фигурой министра иностранных дел Шредера.