Сага о Форсайдах - Джон Голсуори

- Видите ли, - снова начал Монт, вертя в руках свою соломенную шляпу, между тем как волосы его, уши и брони - все, казалось, вздыбилось от волнения, - кто прошел через войну, тот не может действовать не спеша.

- Наспех жениться, а потом уйти от жены, - медленно проговорил Сомс.

- Но не от Флер, сэр! Вообразите себя на моем месте.

Сомс прокашлялся. Довод убедительный, что и говорить.

- Флер слишком молода.

- О нет, сэр. Мы нынче очень стары. Мой отец кажется мне совершеннейшим младенцем; его мыслительный аппарат не поддался никаким влияниям. Но он, видите ли, барт, а потому не двигается вперед.

- Барт? - переспросил Сомс. - Как это прикажете понимать?

- Баронет. Я тоже со временем буду бартом. Но я это как-нибудь переживу.

- Так ступайте с богом и переживите это как-нибудь, - сказал Сомс.

- О нет, сэр, - взмолился Монт, - я просто должен околачиваться поблизости, а то у меня уж никаких шансов не останется. Во всяком случае, вы ведь позволите Флер поступить так, как она захочет? Мадам ко мне благосклонна.

- В самом деле? - ледяным тоном сказал Сомс.

- Но вы не окончательно меня отстраняете?

Молодой человек посмотрел на него так жалостно, что Сомс улыбнулся.

- Вы, возможно, считаете себя очень старым, - сказал он, - но мне вы кажетесь крайне молодым. Всегда и во всем рваться вперед не есть доказательство зрелости.

- Хорошо, сэр, в вопросе нашего возраста я сдаюсь. Но чтоб доказать вам серьезность моих намерений, я занялся делом.

- Рад слушать.

- Я вступил компаньоном в одно издательство: родитель ставит монету.

Сомс прикрыл рот ладонью - у него едва не вырвались слова: "Да поможет бог несчастному издательству!" Серые глаза его пристально глядели на молодого человека.

- Я ничего не имею против вас, мистер Монт, но Флер для меня все. Все, вы понимаете?

- Да, сэр, понимаю; но и для меня она - все.

- Может быть. Как бы там ни было, я рад, что вы меня предупредили. И больше, мне кажется, нам нечего пока об этом говорить.

- Значит, как я понимаю, дело за нею, сэр?

- И, надеюсь, долги еще будет за нею.

- Вы, однако, меня ободряете, - сказал неожиданно Монт.

- ДА, - ответил Сомс, - весь опыт моей жизни не позволяет мне поощрять поспешные браки. До - свидания, мистер Монт. Я не передам Флер того, что вы мне сказали.

- Ох, - протянул Монт, - право, я готов; голову себе размозжить из-за нее. Она это великолепно знает.

- Очень возможно...

Сомс протянул ему руку. Рассеянное пожатие, тяжелый вздох - и вскоре за тем шум удаляющегося мотоцикла вызвал в уме картину взметенной пыли и переломанных костей.

"Вот оно, младшее поколение!" - угрюмо подумал Сомс и вышел в сад на лужайку. Садовники недавно косили, и в саду еще пахло свежим сеном предгрозовой воздух удерживал все запахи низко над землей. Небо казалось лиловатым, тополя - черными. Две-три лодки пронеслись по реке, торопясь укрыться от бури... "Три дня прекрасной погоды, - думал Сомс, - и потом гроза". Где Аннет? Может быть, с этим бельгийцем - ведь она молодая женщина. Пораженный странным великодушием этой мысли, он вошел в беседку и сел. Факт был налицо, и Сомс принимал его так много значила для него Флер, что жена значила мало, очень мало; француженка, она всегда была для него главным образом любовницей, а он становился равнодушен к этой стороне жизни. Удивительное дело, при своей неизменной заботе об умеренности и верном помещении капитала, свои чувства Сомс всегда отдавал целиком кому-нибудь одному. Сперва Ирэн, теперь Флер. Он смутно это сознавал, сидя здесь в беседке, сознавал и опасность такой верности. Она однажды привела его к краху и скандалу, но теперь... теперь она будет ему спасением: Флер так ему дорога, что ради нее он не допустит нового скандала. Попадись ему только автор этого анонимного письма, он бы его отучил соваться в чужие дела и поднимать грязь со дна болота, когда другим желательно, чтобы она оставалась на дне... Далекая вспышка молнии, глухой раскат грома, крупные капли дождя застучали о тростниковую крышу над головой. Сомс продолжал бесстрастно чертить пальцем рисунок на пыльной доске дачного столика. Обеспечить будущее Флер! "Я хочу ей счастливого плавания, - думал он, - все прочее в моем возрасте не имеет значения". Скучная история - жизнь! Что имеешь, того никогда не можешь удержать при себе. Одно отстранишь, впустишь другое. Ничего нельзя за собой обеспечить. Он потянулся и сорвал красную розу с ветки, застилавшей окошко. Цветы распускаются и опадают, странная штука - природа. Гром громыхал и раскалывался, катясь на восток, вниз по реке; белесые молнии били в глаза; острые вершины тополей четко рисовались в небе, тяжелый ливень гремел, и грохотал, и обволакивал беседку, где Сомс сидел в бесстрастном раздумье.

Когда гроза кончилась, он оставил свое убежище и пошел по мокрой дорожке к берегу реки.

В камышах укрылись два лебедя - его старые знакомцы, и он стоял, любуясь благородным достоинством в изгибе этих белых шей и в крупных змеиных головах. "А в том, что я должен сделать, нет достоинства", - думал он. И все-таки сделать это было необходимо, чтобы не случилось чего похуже. Аннет, где бы она ни была днем, теперь должна быть дома - скоро обед. По мере приближения момента встречи с нею все труднее было решить, что ей сказать и как сказать. Новая и опасная мысль пришла ему на ум: что если она захочет свободы, чтобы выйти замуж за этого типа? Все равно развода она не получит. Не для того он на ней женился. Образ Проспера Профона лениво профланировал перед глазами и успокоил его. Такие мужчины не женятся. Нет, нет! Мгновенный страх сменился досадой. "Лучше ему не попадаться мне на глаза, - подумал Сомс. - Армянобельгийская помесь. Ублюдок, воплощающий..." Но что воплощал собою Проспер Профон? Конечно, ничего существенного. И все-таки нечто слишком реальное: безнравственность, сорвавшуюся с цепи, разочарование, вынюхивающее добычу. Аннет переняла у него выражение: "Je m'en fiche". Подозрительный субъект! Космополит с континента - продукт времени. Если и возможно было более уничтожающее ругательство. Сомс его не знал.

Лебеди повернули головы и глядели мимо в какую-то им одним ведомую даль. Один из них испустил тихий посвист, вильнул хвостом, повернулся, словно слушаясь руля, и поплыл прочь. Второй последовал за ним. Белые их тела и стройные шеи вышли из поля его зрения, и Сомс направился к дому.

Аннет сидела в гостиной, одетая к обеду, и Сомс, поднимаясь по лестнице, думал: "Трудно судить по наружному виду". За обедом, отличавшимся строгостью количества и совершенством качества, разговор иссяк на двух-трех замечаниях по поводу гардин в гостиной и грозы. Сомс ничего не пил. Немного переждав, он последовал за женой в гостиную. Аннет сидела на диване между двумя стеклянными дверьми и курила папиросу. Она откинулась на подушки, прямая, в черном платье с глубоким вырезом, закинула ногу на ногу и полузакрыла свои голубые глаза; сероголубой дымок выходил из ее красивых полных губ, каштановые волосы сдерживала лента; на ногах у нее были тончайшие шелковые чулки, и открытые туфельки на очень высоких каблуках подчеркивали крутой подъем. Прекрасное украшение для какой угодно комнаты! Сомс, зажав разорванное письмо в руке, которую засунул глубоко в боковой карман визитки, сказал:

- Я закрою окно; поднимается сырость.

Закрыл и остановился перед Дэвидом Коксом, красовавшимся на кремовой обшивке ближайшей стены.

О чем она думает? Сомс никогда в жизни не понимал женщин, за исключением Флер, да и ту не всегда. Сердце его билось учащенно. Но если действовать, то действовать сейчас - самый удобный момент. Отвернувшись от Дэвида Кокса, он вынул разорванное письмо.

- Вот что я получил.

Глаза ее расширились, уставились на него и сделались жесткими.

Сомс протянул ей письмо.

- Оно разорвано, но прочесть можно.

И он опять отвернулся к Дэвиду Коксу: морской пейзаж, хороший по краскам, но мало движения. "Интересно бы знать, что делает сейчас Профон? - думал Сомс. - Однако я его изрядно удивлю". Уголком глаза он видел, что Аннет держит письмо на весу; ее глаза движутся из стороны в сторону под сенью подчерненных ресниц и нахмуренных подчерненных бровей. Она уронила письмо, вздрогнула слегка, улыбнулась и сказала:

- Какая грязь!

- Вполне согласен, - ответил Сомс, - позорно. Это правда?

Белый зуб прикусил красную нижнюю губу.

- А если и правда? Ну и наглость!

- Это все, что ты можешь сказать?

- Нет...

- Так говори же.

- Что пользы в разговорах?

Сомс произнес ледяным голосом:

- Значит, ты подтверждаешь?

- Я ничего не подтверждаю. Ты дурак, что спрашиваешь. Такой мужчина, как ты, не должен спрашивать. Это опасно.

Сомс прошелся по комнате, стараясь подавить закипавшую ярость.

- Ты помнишь, - сказал он, останавливаясь против нее, - чем ты была, когда я взял тебя в жены? Счетовод в ресторане.

- А ты помнишь, что я была больше чем вдвое моложе тебя?