Метро 2033: Под-Московье (сборник) - Анна Калинкина

Она заплакала навзрыд, а Сергей обнимал ее и гладил по волосам, терпеливо дожидаясь, пока слезы иссякнут.

– Ну что ты, – уговаривал он. – Теперь все будет хорошо.

– Да, – сказала она, вытирая глаза и все еще всхлипывая. – Да, конечно…

Сергей вздохнул. Катерина, конечно, молодец, но иногда с ней бывает нелегко. Ему все время приходится напоминать себе, что она, в сущности, еще ребенок – упрямый, храбрый, но бесконечно наивный. Когда не надо – чересчур недоверчива и при этом охотно готова верить во всякую чушь. Взять хоть эти глупые суеверия насчет ее родителей. Какие-то идиоты рассказали девушке, что ее нашли в подвале среди новорожденных котят, и бедняжка на полном серьезе спрашивала у него, не могло ли случиться так, что ее матерью была кошка? Он тогда целую лекцию ей прочел. Сказал, что это в принципе невозможно, что больше всего, как ни странно, в плане генетики на людей похожи свиньи. В последние годы перед Катастрофой ученые даже обсуждали возможность пересадки людям их органов взамен пораженных.

Он-то хотел ее развеселить. Не учел, как нервно она к таким вопросам относится. А Катя очень на него обиделась. И все же, при всем своем невежестве, девушка очень способная. Однажды он увидел, как она сосредоточенно, высунув язык от усердия, что-то выводит огрызком карандаша в потрепанной тетрадке. Несколько таких тетрадок она притащила из книжного магазина, когда они ходили на вылазку, половину подарила ему, а половину оставила себе.

– И что ты пишешь? – спросил он, улыбнувшись.

– Составляю легенды, – серьезно ответила она. – Помнишь, я тебе рассказывала, что говорил тот человек в туннеле? Легенды древних назывались «Энума Элиш» – «Когда наверху». Я хочу записать, пока не забыла. Но только это будут не древние легенды, а наши.

И он, склонившись над ее плечом, прочел:

Когда наверху случилась Катастрофа,Люди стали жить в подземельяхИ на поверхность выходят только в противогазах.Когда наверху идет дождь, вода стекает по стенам туннелей,И когда-нибудь, возможно, мы все утонем.Пресная вода стекает сверху,Древнее море плещет под нами.Когда наверху полнолуние, мутанты сходят с ума,Даже те, которым не с чего сходить.

Цветет венерин башмачок, осыпает пыльцу,Лучше обходить его стороной.Когда наверху дует западный ветер,Людей в метро охватывает тоска.Когда радиация улетит вместе с ветром,Те, кто останется, выйдут на волю.

Стихи, конечно, неуклюжие, но Сергей все равно был потрясен. Она пыталась как-то по-своему осмыслить, что случилось с миром! И еще он не мог не чувствовать – Кате тоскливо здесь. А что делать, как ее успокоить, он не знал. Иногда она сама пыталась начать разговор, но то, что казалось ей важным, на его взгляд, было сущей ерундой. И она вновь замыкалась в мрачном молчании.

– Что с тобой? – спрашивал он. – Я же вижу, тебе плохо.

– Я живу взаперти, – отвечала она.

– Глупости, – возражал он. – Ты же выходишь на поверхность.

– Здесь все равно далеко не уйти.

– А зачем тебе уходить далеко?

– Интересно видеть новые места, новых людей. А для меня будто все уже кончилось. Словно меня похоронили здесь.

– Тебе не нравятся здешние люди?

– Нет, люди-то здесь хорошие. Некоторые даже слишком. И со мной нянчатся, как с больной или с маленькой. А мне этого не надо.

– Мы все хотим тебе добра.

– Да. Но то, что для вас добро, не всегда добро для меня.

– А чего бы тебе хотелось?

Она молчала. Плохо было уже то, что он об этом спрашивал. Кошка чувствовала себя на месте, когда приходилось преодолевать препятствия, рисковать, бороться. Здесь, на Тушинской, жизнь тоже была нелегкой, и все же той изматывающей борьбы за существование, которую прежде ей приходилось вести постоянно, не было. У нее даже появилось время для размышлений, но это не радовало – перед ней вставало множество вопросов, к которым она не была готова. Раньше Кошке казалось, что ответы на них знает Сергей. Но теперь она убедилась – он предпочитает видеть и знать только то, что его устраивает, а на все остальное просто закрывает глаза. У каждого своя правда.

Сергей напоминал себе, что Катя еще слишком молода. Конечно, ей сейчас тяжело думать, что жизнь уже определилась, вошла в русло. Если бы у нее появился свой собственный ребенок, все было бы иначе. Но она как-то обмолвилась, что детей у нее быть не может.

И все же ему было странно, что она так тоскует. Неужели скучает по прежней жизни на бандитской станции? Это не укладывалось у него в голове. Сергей потихоньку начинал осознавать, что ничего не знает о той части ее жизни. Пожалуй, ему и не хотелось узнать больше, – он чувствовал, что в прошлом подруги слишком много тяжелого и даже страшного. Беда заключалась в том, что это прошлое никак не хотело отпустить ее окончательно. До сих пор заставляло ее иногда кричать по ночам от ужаса и просыпаться в испарине. И даже те черты ее характера, которыми он прежде восхищался, перестали казаться ему такими уж привлекательными. Да, она бывала иной раз отчаянно храброй, но Сергея все чаще одолевали мысли – не потому ли, что она, в сущности, не слишком дорожила своей жизнью? Рядом с ней он чувствовал себя так, словно у него в кармане граната, которая в любой момент может рвануть. Иногда, когда Катя думала, что на нее никто не смотрит, он вновь подмечал у нее взгляд, который так напугал его еще при первой их встрече, – взгляд затравленного дикого зверя.

А еще она, кажется, вбила себе в голову, что виновата перед ним в чем-то. И он уже начинал думать, что жить им было бы гораздо легче, если б она не создавала лишних проблем сама.

– Ты меня не понимаешь, – с упреком говорила она. – Ты не хочешь видеть, какая я на самом деле. Тебя устраивает, чтоб я была рядом, молчала и улыбалась, даже если на самом деле мне плохо. А что у меня на душе, тебе плевать. Даже тот лабух с Улицы девятьсот пятого года, который видел-то меня мельком, лучше понял меня – я по взгляду его поняла. А если тебе что-то не нравится, ты просто не замечаешь этого, не хочешь смотреть правде в глаза.

– Что это за слово – «лабух»? – с упреком говорил Сергей. Кошка и впрямь стала меньше следить за собой, и иногда у нее вырывались словечки, памятные по прошлой жизни среди бандитов. Но ей теперь было все равно.

– Вот видишь, теперь тебе уже не нравится, как я говорю. Потом не понравится еще что-нибудь. Мы слишком разные.

– Да, мы разные, но я без тебя пропаду. Потерпи, все образуется. Тебе просто нужно найти себе какое-нибудь дело, – убеждал он. – Тогда и скучно не будет.

Может, он прав, может, в этом была причина? Ей не было скучно, пока она убегала, пока возилась с малышами. Трудно было – да, а тосковать было некогда. Но ведь это не ее дети, не стоит себя обманывать. Вот сейчас она в глубине души рада, что проблема как-то решилась, что ей не нужно больше возиться с ними, думать, чем их накормить и во что переодеть. Но какое же дело ей здесь искать?

Несколько раз Кошка поднималась со сталкерами на поверхность в поисках еды, и это было для нее подходящее занятие. Она уже знала, что на Тушинском аэродроме гнездятся вичухи, знала, что недалеко река, которую лучше обходить стороной. И жила от одной вылазки до другой. Но чем ей было заняться на станции? «Уж не попроситься ли в помощницы к стряпухе?» – с горечью подумала она.

Когда набирали добровольцев в разведывательный отряд, который должен был выяснить, что происходит на Сходненской, Кошка вызвалась идти одной из первых. И Сергей решил идти, так же как Викинг и Иван.

– Известий оттуда не было давно, – мрачно сказал отец Кирилла. – Дальше тянуть нельзя – надо выяснить, что там происходит.

Перед выходом их собрали в подсобном помещении и провели инструктаж. Рассказали о появлении странных животных, похожих на истощенных обезьян, покрытых белой шерстью, которых за выпученные глаза окрестили лемурами. Отец Кирилла, явно смущенный, поведал и о тягостном эпизоде на Тушинской, когда пришельцев со Сходненской выгнали обратно из страха заразиться.

– Нельзя отрицать, что люди здесь подвержены суевериям. Они решили, что обезьяны – это перенесшие загадочную болезнь жители Сходненской.

Сергей усмехнулся, Иван хмыкнул, но Викинг, как показалось Кошке, также питал сомнения на этот счет.

– И что нам делать, если встретим этих обезьян? – спросил он. – Огонь на поражение открывать?

Отец Кирилла сначала замялся, а потом ответил:

– Смотрите по обстановке. Станут вести себя агрессивно – стреляйте, но если опасности не будет, то убивать их необязательно. Мне хочется понять, с чем мы имеем дело.

– Мне тоже, – буркнул Викинг.

– С вами биолог пойдет, в конце концов! – отчего-то разозлился отец Кирилла. – Я хочу покончить с этими глупыми выдумками раз и навсегда. Если будет возможность, постарайтесь добыть экземпляр лемура – живой или мертвый – для изучения.