Ковчег спасения. Пропасть Искупления - Аластер Рейнольдс

– Я знаю.

– Что именно, юная леди?

– Знаю, что́ ты собой представляешь. Вернее, кого.

– Простите, юная леди, но…

– Заткнись!

– Юная леди, не могли бы вы…

– Я сказала: заткнись! – Антуанетта хлопнула по панели управления: вот тебе, скотина, считай это пощечиной! На мгновение стало легче. – Я знаю, что произошло тогда. Знаю о законе Мандельштама.

– Юная леди, при чем тут закон Мандельштама?

– Черт возьми, не делай невинный вид! Я знаю: уж тебе-то все известно! Этот закон приняли незадолго до твоей смерти. Он касается необратимой смерти сознания.

– Необратимая смерть сознания?

– Закон гласит, что власти – Феррисвильская конвенция – имеют право найти и стереть все копии сознания на уровнях альфа и бета. Это значит, сколько бы ты ни копировал себя, сколько бы ни воспроизводил свою личность – от простых симуляций до полного нейросканирования, – власти имеют право найти и стереть все без остатка.

– Юная леди, это кажется крайностью.

– Это и есть крайность. И власти относятся к таким делам очень серьезно. Любой, кто сохранил копию сознания осужденного преступника, тоже преступник. Конечно, есть лазейки, ведь симуляцию можно записать где угодно или передать за пределы юрисдикции Феррисвильской конвенции. Но риск остается. Зверь, я проверила: власти уже ловили тех, кто хранил копии сознания преступников. По закону Мандельштама всех пойманных приговорили к смерти.

– Да, похоже, прятать копию преступника – дело небезопасное.

– Похоже. – Она улыбнулась. – А если человек и не подозревает о том, что прячет альфу или бету? Насколько это меняет ситуацию?

– Юная леди, мне трудно судить…

– Я думаю, ситуацию это не изменит ни на одну гребаную йоту. По крайней мере, для полиции. Потому не кажется ли тебе немного безответственным, если кого-то хитростью заставляют хранить нелегальную копию сознания?

– Юная леди, а кого заставляют хитростью хранить…

Вот он, момент истины. Никаких околичностей, нужно резать правду-матку.

– Ведь полицейский догадывался. Он просто не мог собрать воедино все улики. А может, дал мне повариться в собственном соку, выясняя, много ли я знаю.

– Но я не совсем понимаю…

Ага, снова соскользнула маска!

– Думаю, Ксавьер в курсе. Он корабль изучил как свои пять пальцев, каждую подсистему, каждый чертов проводок. Ксавьер уж точно знал, как спрятать Лайла Меррика на борту.

– Юная леди, кто такой Лайл Меррик?

– Ты меня спрашиваешь? Глупо притворяться. Хоть ты и не настоящий Лайл, а всего лишь его копия. Не знаю, альфа или бета, да и наплевать. В суде, твою мать, это совсем не важно.

– Но…

– Какие «но», Зверь? Ты Лайл Меррик. Настоящий умер, его казнили после столкновения с «каруселью». Но это не стало финалом для тебя. Твое «я» продолжило существовать. Ксавьер спрятал копию на гребаной посудине моего папаши. Эта копия – ты.

Зверь молчал несколько секунд. Антуанетта ждала, глядя на медленную, гипнотизирующую смену цифр и цветов на панели управления. Казалось, часть ее, Антуанетты, естества изуродована и осквернена. Все, чему она доверяла в этой Вселенной, просто оплевано, осмеяно и выброшено на свалку.

А когда Зверь ответил, тон его голоса, будто в насмешку, остался прежним.

– Юная леди, то есть Антуанетта… вы ошибаетесь.

– Я не ошибаюсь. Да ты практически сам признался!

– Вы не понимаете.

– Чего же я не понимаю?

– Это не Ксавьер сделал. Он с самого начала знал и содействовал, но придумал не он.

– А кто?

– Антуанетта, мне помог ваш отец.

Она снова хлопнула по консоли, и сильней, чем в прошлый раз. Потом ушла с корабля, надеясь никогда больше не ступать на его палубу.

Хлестун проспал бо́льшую часть полета. Скорпион уверял: в пути делать совершенно нечего, разве что в самом конце, да и то всего лишь двадцать пять процентов вероятности, что придется активно шевелиться, а не просто разворачивать шаттл. Но в глубине души Хлестун знал: грязная работа достанется именно ему. И потому не удивился, когда с субсветовика пришла сфокусированная передача: его шаттл находится в нужном квадранте и может перехватить выброшенное с корабля Скади суденышко.

– Везунчик ты, Хлестун, – сказал он себе. – Всегда хотел прославиться? Вот он, твой шанс.

К работе он относился очень серьезно, тщательно учитывал риск, а подобный вылет был чрезвычайно опасным. Топлива хватало лишь на возвращение с дополнительным грузом в виде человеческого тела. Любой лишний маневр оказался бы фатальным. Клавэйн особо подчеркнул: никакого героизма. Если запущенный Скади шаттл окажется хотя бы в километре за пределами зоны, допускающей нормальный контакт, Хлестун или другой пилот из посланной четверки должен вернуться, не обращая более внимания на цель. На каждом шаттле Клавэйна находилась ракета с маяком-передатчиком вместо боеголовки. Если шаттл Скади окажется в пределах досягаемости, маячок будет прикреплен к его борту, чтобы потом на протяжении сотни лет субъективного времени – то есть половину тысячелетия