Горчаков. Пенталогия (СИ) - Пылаев Валерий

Сильно. Конечно, я догадывался, что Багратион пожелает отыграться за былые упущения, но чтобы настолько… Похоже, ему оказалось мало восстановить свою службу и прижать заговорщиков — а заодно и вообще всех инакомыслящих. Он замахнулся на что-то куда серьезнее, а уж имея под рукой несколько гвардейских полков, расквартированных прямо в столице — непременно доведет дело до конца.

Знать бы только — какое.

— То есть, фактически, он сейчас командует всей армией… — проговорил я.

— Не всей. — Павел сбросил ноги в кедах на пол и поднялся с кровати. — Генералы и адмиралы ему пока еще не подчиняются. Но не удивлюсь, если дойдет и до такого.

— Если получит канцлера…

— А он получит, — поморщился Павел. — И тогда я даже пикнуть не смогу без его разрешения.

— Ну уж?.. — Я прошелся по комнате и присел на край стола. — Еще немного, и ты обвинишь Багратиона в том, что он сам организовал заговор, чтобы получить побольше власти.

— Нет, княже. Я же не идиот, в конце концов. — Павел неторопливо прошагал к окну и, крутанувшись на пятках, двинулся вдоль стены. — Но он явно обратил ситуацию себе на пользу… Хотя — не он один.

— А кто еще?

— Кто? Сможешь угадать с одного раза? — Павел щелкнул ногтем по дырявому нагруднику рыцаря в углу и повернулся ко мне. — Чей род владеет парой десятков заводов и фабрик в Петербурге, половина из которых может выпускать оружие или панцеры? И кто за последний месяц скупил все патенты на новые разработки?

Опять начинается… Мир изменился, и стоит одному сообразительному молодому аристократу среагировать на это чуть быстрее других — и его уже готовы обвинить во всех грехах одновременно!

— Я не думаю, что…

— Я тоже не думаю, княже. — Павел махнул рукой. — Уж ты-то точно не предатель. Но я хочу, чтобы ты понимал — на самом деле все опаснее, чем кажется. Даже сейчас.

— И вот я снова ничего не понимаю, ваше величество. — Я отвесил проходящему мимо стола будущему императору шутливый поклон. — Извольте выражаться яснее.

— Мне известно, что в последнее время вы с князем… Ну, не то, чтобы совсем близки, но видитесь часто. — Павел плюхнулся в огромное кресло. — Уверен, вы уже многое успели обсудить, но я все равно знаю Багратиона лучше, чем ты.

— Не сомневаюсь. — Я пожал плечами. — Он куда ближе ко двору, чем к наследнику какого-то там княжеского рода.

— Даже слишком близко, — поморщился Павел. — А еще он чуть ли не бредит парламентской системой. Такой как Англии… Или в Америке.

— Ну и что? — Я соскочил со стола, чтобы не сидеть спиной к венценосной особе. — Довольно… прогрессивная штука. Хоть и не сказал бы, что наша хуже.

— Госсветом всегда управляли рода. — Павел улыбнулся и покачал головой. — А Багратиону это всегда не нравилось. И он точно попробует… что-то изменить.

Я понемногу начинал соображать, чего так опасается наследник. Светлейший князь и раньше всегда выступал за сильную верховную власть и не стеснялся по возможности закрутить гайки аристократам — а уж теперь… Выбив себе чрезвычайные полномочия и фактически подмяв всех столичных вояк, он наверняка попробует прижать древние фамилии — и те вряд ли останутся в долгу.

Да уж. Только новой грызни между собой нам сейчас и не хватало.

— Думаешь, все так плохо? — кисло поинтересовался я.

— Боюсь, что да. — Павел облокотился на стол и подпер голову руками. — А мать теперь слушает Багратиона во всем. Может, они и отречься хочет только потому, что он так сказал.

Да уж… дела. Никогда бы не подумал, что мне однажды придется усомниться в Багратионе, который с самого дня нашего знакомства казался настолько преданным Империи, насколько это вообще возможно.

Только куда нас завела — или еще заведет — эта преданность? Багратион бок о бок со мной поднимался на борт “Бисмарка”, шел навстречу пулям предателей-гвардейцев, жег магическим пламенем панцеры мятежного генерала — но лишь для того, чтобы, по сути, самому занять его место. По-хорошему — а может, и по-плохому — оттереть от управления страной старую аристократию. Укрепить трон и верную ему гвардию, поставив своих людей вместо неблагонадежных генералов и полковников. Протащить через Госсовет реформы, ограничивающие права родов, а потом самому занять кресло председателя, получив заветный чин канцлера. Стать первым лицом в государстве после наследника и вырастить юного Павла по своему образу и подобию.

Так? Очень может быть.

А что случится с теми, кто не пожелает принять новый порядок? Как далеко Багратион может зайти в своем желании избавиться от пережитков прошлого? И чего ожидать от могучих старцев, когда их придавят слишком сильно?

Дед всегда говорил, что самый первый и важнейший долг дворянина — служить стране. Стране, государству и народу, а не короне, которую может напялить любой дурак. И уж кто-кто, а он вполне может посчитать, что для всех будет куда лучше, если места в Госсвете снова займут потомственные аристократы, которых учили править с самого детства, а не выскочки-лапотники или какие-то там министры и армейские чины.

Нет, старики не пожелают уступить и крупицы своих прав и свобод. И уж тем более не станут терпеть, что их положение и титулы понемногу обращаются в пыль, а от древней славы родов остается…

— Эй, княже! — Павел помахал рукой у меня перед лицом. — О чем задумался?

— Да так… — мрачно отозвался я. — О том, как все паршиво.

— Хорошо. Значит, не только я так считаю… Поможешь?

На мгновение на лице Павла мелькнуло что-то от Чингачгука. Не наследника престола и великого князя императорской крови, а щуплого парнишки-юнкера, которого из-за роста всегда ставили крайним левым в шеренге. Упрямого, норовистого, смелого до бесшабашности — но все-таки неспособного в одиночку справиться…

Да уж, похоже, наши проблемы посерьезнее шайки второкурсников.

— С чем — помогу? — на всякий случай уточнил я.

— На знаю, княже. — Павел вздохнул и откинулся на спинку кресла. — Для начала — хотя бы разобраться, что со всем этим делать.

Так себе формулировка — но сам я точно не придумал бы лучше. Разобраться. А потом уже попытаться сделать так, чтобы ничьи благие намерения не привели к крайне прискорбным последствиям.

Впрочем, давать опрометчивые обещания тоже пока не стоит.

— Ну… Ты же понимаешь, что я не смогу отказать наследному принцу, — улыбнулся я.

— Вот и отлично. — Павел крутанулся в кресле и полез куда-то под стол — видимо, в тот самый холодильник за “Колой”. — Потому что у меня есть предложение, от которого ты не посмеешь отказаться!

Глава 6

— И тогда он назначил меня камер-юнкером!

Досада и злость словно добавили мне сил — и заклятье получилось с первого раза. Как по учебнику — яркое, могучее, разом отхватившее изрядный кусок резерва и способное разнести в щепки небольшой дом или насквозь прожечь броню панцера.

Но не защиту Одаренного третьего класса. Дед поднял любимую трость чуть выше головы, и всей мощи Свечки не хватило пробить полупрозрачный купол диаметром примерно впятеро больше того, что мог бы поставить я сам. Собранное в тугую струю пламя ударило сверху — и брызнуло во все стороны раскаленными искрами, срезая ветки и молодые деревья.

Впрочем, на этот раз нелегко пришлось даже деду. Он, конечно же, не подал виду, но я все равно заметил, как плечи под пиджаком напряглись и опустились, будто на них опустился невидимый груз. Ноги чуть подогнулись — в ведь он заранее расставил их пошире обычного.

Будто знал, что сейчас я врежу от всей души.

— Камер-юнкер? — переспросил дед, взмахом трости успокаивая пламя вокруг. — Не вижу причин для возмущения. Абсолютно никаких.

— Никаких?! — Я с трудом подавил желание шарахнуть магией еще раз. — Камер-юнкер! Переводится с немецкого как “юный комнатный дворянин”. Придворный чин девятого класса… Прислуга!

— Не совсем, улыбнулся дед. — Пожалуй, при Петре Великом такое звание действительно было бы почти унизительным для князя. Но с тех пор прошло много времени. При императоре Александре я полтора года носил чин придворного камерария — и не находил в этом ничего зазорного… Многие завидовали.