Горчаков. Пенталогия (СИ) - Пылаев Валерий

— Страшнее только женитьба. Кстати, ты пока еще не задумывался?..

— Что?!

— Я слышал, как ты отделал княгиню Воронцову. Ее сиятельство была буквально вне себя от ярости. — Дед довольно оскалился. — Отличный ход, я и сам не придумал бы лучше… Но не пора ли подумать и о себе?

— Мне всего семнадцать, — буркнул я.

— Ну, а почему нет? Не то, чтобы я тебя поторапливал, но Горчаковых осталось не слишком много, и мне не хотелось бы отправиться на тот свет до того, как я лично увижу наследников. Парочку крепких мальчуганов. — Дед на мгновение задумался. — Главное, чтобы они вдруг не оказались рыжеволосыми бастардами или…

— Дед!!!

— Что? Мне вообще-то тоже было семнадцать лет. И не настолько давно, чтобы я совсем успел забыть, каково это. — Дед улыбнулся и потрепал меня по плечу. — Ладно… Пойдем домой, Сашка. Если опоздаем на завтрак — Арина Степановна нам голову снимет.

Глава 7

— Обязательно было тащить меня с собой? — Настасья — проводила взглядом открывающуюся перед капотом здоровенную створку ворот. — Это же не машины даже. Я твоих штуках этих вообще ничего не понимаю.

— Зато ты умеешь нравиться людям, — отозвался я. — Особенно мужчинам. А их, представь себе, на производстве всегда большинство.

— Еще лучше. Я что — какое-то украшение?!

— Самое лучшее и прекрасное во всей Империи. — Я улыбнулся и повернул ключ, заглушая мотор. — Но позвал я тебя не поэтому.

— И зачем же тогда? — Настасья чуть развернулась ко мне. — Снова будешь хвастать, как ты здорово стреляешь из всего, что… стреляет?

— Скорее всего, — усмехнулся я. — Но дело не только в этом. Я для рабочих все равно останусь чужаком — а тебе они доверяют. И расскажут куда больше… особенно когда ты приедешь одна.

— Хочешь, чтобы я шпионила? — Настасья сложила руки на груди. — Так, что ли?

— Называй, как знаешь. — Я чуть сдвинул брови. — Но прозевать что-то здесь мы не имеем права. Уже через полгода этот завод будет выпускать тысячи единиц оружия в месяц. И если что-то пропадет со склада и окажется не в тех руках… Ты видела, что творилось в апреле?

В ту злосчастную ночь Настасья с ребятами ночевала прямо в мастерской, заперевшись на все замки. Им выбили несколько стекол, прострелили дверь, но дальше, к счастью, не полезли — народники слишком спешили, чтобы поскорее добраться до Зимнего. И даже когда Багратион с уцелевшими жандармами разогнал всех с площади, и городовые кое-как навели порядок в центре города, на окраинах стрельба не стихала еще несколько дней — особенно по ночам.

Окончательно все успокоилось только к маю. Народники, оставшись без вожаков и поддержки разбитых в пух и прах заговорщиков, пропали с улиц. Оказались в тюрьме или на каторге, разошлись по домам, удрали из города… Кому-то наверняка посчастливилось даже снова найти работу — а ее, благодаря нашим с дедом усилиям, в городе снова было достаточно. Третье отделение снова работало, наверняка увеличив число филеров и осведомителей чуть ли не втрое — и работало, судя по всему, жестко и весьма успешно.

Разговоры о народовластии стихли. Но сама идея, конечно же, никуда не делась. Что бы ни писали в газетах и ни говорили по телевизору, сколько бы инакомыслящих Багратион ни заставил замолчать навсегда — слишком многие помнили тот день, когда несколько тысяч человек вышли на улицу с оружием в руках, восстав против власти Империи…

И власть едва смогла огрызнуться. Так что я не тешил себя особой надеждой на то, что все закончилось раз и навсегда. Да, заговор был раздавлен, Куракин сгорел в панцере, но вряд ли Багратион успел за полтора месяца выловить всех остальных. Я до сих пор только догадывался, откуда берутся чертовы “глушилки”. Апрель уже случился один раз — а значит, вполне мог случиться и во второй.

Угли гнева пролетариев покрылись золой, но что-то подсказывало: в них еще достаточно жара, чтобы вновь вспыхнуть, если ветер подует достаточно сильно. Я не зря отправлял поверенных за миллионными займами, и тем, кто работал на заводах и фабриках Горчаковых, едва ли было, на что жаловаться. Но недовольные, конечно же, остались — а они, как я уже успел убедиться, умеют кричать куда громче всех остальных.

И если что-то снова пойдет не так, самое глупое, что я могу сделать — упустить что-то на собственном оружейном заводе.

— Помню, благородие… Все я помню. Но что ж получается — своих буду под монастырь подводить?

— Надеюсь, до этого не дойдет. — Я протянул руку и потрепал Настасью по плечу. — А через полгода все изменится, ты уж мне поверь. У меня теперь есть… большие возможности.

— Знаю я твои возможности. Опять всех к ногтю прижмешь. Хороший ты парень, благородие, добрый — только характер у тебя дедовский. — Настасья покачала головой. — Если что не по твоему — голову с плеч снимешь.

— Не сниму. — Я взялся за ручку и открыл дверь. — Это твоя работа на заводах, а моя… в других местах. И я тоже не сижу без дела.

Настасья не стала дожидаться, пока я помогу ей — выскочила сама, и уже принялась поправлять одежду. Для визита на завод она выбрала строгий наряд: юбку, свободную блузку и легкий плащ. Обошлась без косметики и даже убрала волосы в высокую прическу.

Но все равно продолжала притягивать взгляды.

— Мы с тобой вместе создали кассы взаимовыручки. Рабочие союзы уже есть на пяти предприятиях — а скоро будут и на всех. Так что не надо считать меня таким уж сатрапом. — Я аккуратно взял Настасью под руку. — Пойдем. Нас уже, наверное, заждались.

Андрей Георгивич заезжал сюда неделю назад и настойчиво рекомендовал заглянуть. Кто-то и что-то впечатлило его настолько, что старый безопасник говорил громко, много и при этом отчаянно жестикулировал — что на моей памяти с ним происходило впервые. Я так и не понял, о чем идет речь — то ли какой-то разработке, то ли о человеке, то ли обо всем сразу — так что решил поинтересоваться лично.

— Ваше сиятельство, сударыня… добро пожаловать. — Начальник завода встретил нас буквально в двух шагах от автомобиля. — Не ожидали вас так рано.

— Время нынче дорого, — отозвался я. — И мы вряд ли займем вас надолго.

Рукопожатие у местного владыки оказалось довольно вялым, а вот деловая хватка — что надо. По совету деда я сманил его его из губернии на двойной оклад — и не ошибся. За какой-то месяц он превратил чахлый заводик на окраине в полноценное предприятие, уже выпускающее модифицированные магазинные “трехлинейки” для пехоты.

Но я надеялся увидеть что-то поинтереснее надежных, но все-таки безнадежно устаревших винтовок.

— Подозреваю, ваше сиятельство хочет увидеть новые разработки. — Начальник жестом позвал нас с Настасьей следовать за собой. — Пройдемте, милости прошу. Познакомитесь с нашим… кудесником.

Наверное, про него и рассказывал Андрей Георгиевич. Я понемногу начинал припоминать: инженер-конструктор, то ли из Мурома, то ли из Нижнего Новгорода. Продал с полтора десятка патентов чуть ли не за бесценок — но не пожелал оставлять свои детища, сам перебрался в столицу — и уже здесь развернулся по-полной. Одна только самозарядная модель на базе “трехлинейки” уже через полгода окупила бы половину затрат рода.

А у “кудесника”, похоже, было что-то и покруче.

Через несколько дверей и пару поворотов по узкому коридору мы оказались в просторном помещении, буквально набитое станками, инструментом, стеллажами с какими-то железками и приспособлениям, которым я не смог бы подобрать название… если таковое вообще имелось. Одни верстак занимал уйму места, вытянувшись вдоль всей двадцатиметровой стены.

И всем этим техническим великолепием, похоже, повелевал один человек… Именно повелевал: начальник, все это время шагавший впереди, теперь отступил и будто бы даже пытался скрыться у меня за спиной. Похоже, таинственный “кудесник” не любил незваных гостей… или вообще любых гостей.

Невысокий жилистый мужик в замызганной майке увлеченно пилил что-то, зажатое в тиски, и даже не обернулся, когда мы вошли. А может, и вовсе не услышал — хрипящий динамик проигрывателя заглушал даже звук вгрызающегося в сталь лобзика. “Кудесник” врубил на полную катушку рок — причем отечественный, а не зарубежный. И выключил, только когда я приблизился чуть ли не вплотную. Не нажал на кнопку — просто дернул за шнур из розетки, будто одним движением давая понять: вам тут не рады.