Собрание сочинений в десяти томах. Том 10 - Юзеф Игнаций Крашевский

— Не могу же я вас искать, — смело продолжала она, — этого нельзя от меня требовать; но будьте откровенны, разве вам от этого так скверно?.. Я не нахожу этого…

— Вы сомневаетесь?

— Нет, я даже уверена, что вы не скучаете без меня и поэтому прошу: не принуждайте себя к искусственным нежностям. В случае нужды, я сдержу слово, но не принуждайте себя влюбляться в меня…

Все это она говорила с таким хладнокровием, но без малейшего гнева и зависти, что Симонис расчувствовался.

— Я вижу, что уже лишился вашего расположения ко мне, — сказал он шепотом.

— Успокойтесь, — прибавила Пепита, — только исполните то, что вы обещали, и верно служите нам, а на мои слова можете положиться.

Она отошла, точно не желая продолжать разговора. Вскоре затем вошла графиня Брюль и пригласила Симониса идти за ней в дом, для совместного совещания со Шперкеном.

Прибытие Симониса послужило катализатором для самой активной деятельности. Каждый день беседовали о какой-нибудь новости, о каждом новом шаге; рассуждения эти длились часами. В этот день было получено известие, что составленный план — схватить прусского короля и передать его в руки генерала Бауера — не удался.

Жена министра была в отчаянии.

Расхаживая по комнате и не скрывая своего озлобления, она упрекала всех в нерадивости и получении даром денег, которые она жертвовала.

— Следует немедленно же послать к Гласау, — прибавила она. — Надо решиться на последнее средство… заставить его не откладывать долее… Вы сейчас же напишите к нему, и генерал отошлет письмо с верным человеком.

Симонис колебался, но эта женщина не переносила ни малейшего сопротивления и, топнув ногой, указала ему место у стола.

— Пусть все это останется на моей совести, но я сама принимаю всю ответственность на себя; довольно мы напрасно потратили времени… Пусть Гласау исполнит свое обещание! Я ничего знать не хочу… Напишите ему, что я отдам ему все, что есть у меня, мы заплатим ему, сколько он потребует…

Симонис испугался и сел к столу писать. Не было возможности противоречить этой женщине; он несколько раз взглянул на нее, но она не дала ему выговорить и слова. Она постоянно повторяла: я беру это на свою ответственность.

Симонис написал, что ему было приказано; в письмо завернули сверток золота, и Шперкен, запечатав письмо, ушел. Макс, бледный, встал от стола.

— Простите мне, — тихо сказал он, — если удастся Гласау…

— Должно удаться! — прервала графиня.

— Но если, сверх ожидания, что-нибудь случится?

— Этого быть не может!

— Однако же, — сказал Симонис, — я не знаю, нужно ли мне быть жертвой?..

— Вы? — прервала графиня, схватив его за руку. — Ни за что в мире; вы мне нужны, и я беру на себя устроить вашу судьбу. Баронессу Пепиту вы можете уступить кому хотите: вам она не нужна… Я обеспечу вашу будущность.

Симонис поклонился и довольно фамильярно спросил:

— Если так, то не лучше ли мне скрыться куда-нибудь в ожидании результата?.. Если Гласау промахнется…

— Гласау не должен промахнуться! — с раздражением прервала его графиня. — Вы меня выводите из терпения!..

Успокоившись немного, она снова обратилась к нему, положив руку на его плечо:

— Вы правы, Симонис; на этом противном свете все возможно, вы должны скрыться. Вероятно, у вас есть предчувствие. Что касается меня, то я лишилась всяких чувств, и когда предчувствую хорошее, то непременно случается худое, и наоборот; и последнее почти никогда не обманывает меня. Итак, скройтесь, — дрожащим голосом прибавила она, — вы мне нужны…

Сжав свою голову, она молча и задумчиво прошлась несколько раз по комнате. Можно было подумать, что ее мысли переходили от мести к чему-то близкому, касающемуся ее судьбы.

— Вы решительно должны прекратить всякие отношения с баронессой, — наконец, отозвалась она; — она вас не любит, это только обещания, и я не хочу этого. Баронесса, — прибавила она, — обладает ничтожным куском земли в горах и пустым дворцом. Все это, вместе взятое, ничего не стоит. Мой муж выхлопочет вам у короля хороший подарок, и я постараюсь найти вам подходящее место… Не будет же эта война продолжаться вечно; а если Гласау… Но я не хочу даже и говорить о том… Если б ему даже не удалось, если б они там все перетрусили, то я все-таки никогда не откажусь от своего предприятия, никогда. Моя любовь и ненависть — безграничны; я могу уснуть на время, но на следующий день я просыпаюсь еще бодрее. Разве умру, тогда — дело другое!

Пройдясь несколько раз по комнате, она успокоилась, потом подошла к Симонису, сняла с пальца солитер и, держа его в руке, тихо прибавила:

— Этот перстень я давно получила от короля и дарю его вам в память о том, что исполню все, что обещала. Но прекратите ваши отношения с баронессой, потому что я ни с кем не хочу делиться.

Бледный Симонис поцеловал ее руку; в это время вошли генерал и Пепита и прервали эту сцену. Желая облегчить объяснение с Пепитой, графиня тотчас удалилась вместе с генералом, делая знак Симонису, чтобы он исполнил ее приказание. Пепита при входе в комнату, быть может, и не заметила передачи перстня, но легко догадалась об их отношениях по фамильярности обращения Симо-ниса с графиней и по его растерянному виду; он даже отскочил при ее появлении, но она уже слишком много видела и слышала при дворе, чтобы не догадаться о завязавшейся интрижке; к тому же она хорошо знала графиню. В первое мгновение, быть может, ее самолюбие пострадало, но ей немного нужно было времени, чтобы оправиться. Она холодно и равнодушно приветствовала его.

Пепита посмотрела на него с таким выражением всепонимания и спокойствия, что Макс немного смешался, чувствуя себя схваченным впасплох.

— Может быть, я вам помешала? — отозвалась она.

— Нет, все уже кончено, — отвечал Макс.

— Надеюсь, благополучно, — прибавила она, смотря на перстень, который Симонис забыл спрятать.

Не отвечая на это, он опустил глаза.

— Да, совершенно верно, — начал он, помолчав, — но можно ли быть уверенным в том, что то, что кажется нам благополучным, действительно благополучно?

— Вы правы, — отвечала молодая баронесса. — Это совершенно верно… Но ко всему нужно приспособиться, и приспосабливаться в продолжение всей жизни. Мы ни в чем и никогда не можем быть уверены.

— К сожалению — да! — вздохнул Макс.

Пепита взглянула на него и расхохоталась.

— Что ж дальше? — спросила она.

— Печальнее всего то,