Пряди о Боре Законнике - Александр Меньшов

Потом было то, что назвали фейерверком. В ночное небо стреляли из самодельных пушек и вот по нему помчались стаи голубых «бабочек», затем в вышине распустились розовые и жёлтые «цветы». Следующий выстрел в темноте небесного свода зажглись мириады изумрудных звёзд.

Было красиво. До невероятного красиво. Гибберлинги ликовали, гуляли и пили до самого утра.

Я улучил минутку и сбежал с пира. Шёл тихими ночными улочками Сккьёрфборха. В это время в хмельном мозгу блуждали разные мысли. Большая их часть касалась Стояны и детей.

Вот я и отец! А раз так, то… то… И вот тут мои мысли начинали буксовать.

Я не знал, что нужно делать. Странно, да? Ведь то, что у меня будет ребёнок… вернее, уже дети, итак было ясно. Мы со Стояной шли вперёд, а когда достигли цели, стало вдруг понятно, что мне совершенно не известна дальнейшая дорога. Я не знаю ни как себя вести, ни что делать… По спине пробегали «мурашки», только от одной мысли, что я возьму на руки своих крошек.

А вдруг уроню? Или сломаю им что-нибудь?

Подобных «вопросов» от которых волосы становились дыбом, было тьма тьмущая. И едва я переступил порог дома и увидел люльку, и спящую рядом Стояну, как меня хватил ступор.

Шаг… ещё один… и ещё… Вот я стою у края кроватки, гляжу на сопящих детей, на усталое, но счастливое лицо жены, и по щекам сами собой заструились слёзы.

О, Сарн! Неужели это всё мне? Дети… жена… семья… Это всё мне? Точно мне?

Вдруг вспомнились слова Фродди о том, чего я действительно хочу от этого мира? Это трудный вопрос. И мне до сих пор неизвестен ответ на него.

Усталость взяла своё. Я присел у стены и, как показалось поначалу, прикрыл лишь на мгновение глаза, а проснулся вдруг от громкого крика.

Несколько секунд мозг пытался понять, где находится тело. Руки потянулись к поясу, но, не обнаружив перевязи с клинками, они стали шарить по полу. И вот тут я уже пришёл в себя.

Стояна качала на руках одного из малышей. Она мило улыбалась, глядя на моё перепуганное заспанное лицо.

— Что происходит? — пролепетал я пересохшим ртом.

— С добрым утром! — тихо посмеялась Стояна.

Несколько минут я всё ещё приходил в себя. Потом жена отправила меня в мыльню. Надо сказать, что я и сам давненько мечтал привести себя в порядок, смыть походную грязь и вонь.

По возвращении был славный обед и… и жизнь заструилась совсем в ином русле. Первые несколько дней прошли, как один. Я даже не успевал следить за событиями. Но ночами вдруг просыпался в холодном поту. Озирался по сторонам, не понимая где нахожусь. И, главное, что тут делаю?

Погода с каждым днём становилась теплее. Месячник Великомученика Хоса подходил к концу.

— Вчера видели ржанку, — чаще всего слышалось на улицах. Это означало, что весна уже не за горами. — Мы шли через Красную пустошь, а там этих птичек — тьма.

— Да, и мы на днях слышали их крики у Седого озера. А вообще зима-то в этом году была тёплая, — поддерживали беседу гибберлинги.

И все сразу соглашались.

А меж тем на северном берегу Корабельного Столба шла подготовка войск. Торн говорил, что через пару недель корабли с солдатами двинутся на Арвовы предгорья.

— Пора показать дикарям, кто на этих землях хозяин, — вторили ему бойцы.

Я отошёл от подобных дел. Честно скажу, что чуток подустал от сражений. Конечно же, на ум всё одно приходили настырные воспоминания о событиях на Мохнатом острове. Я старательно «засовывал» их подальше, при этом обязательно морщился — как-никак тамошние дела были, мягко говоря, не идеальными.

А через несколько дней небо затянуло мохнатыми тучами, из которых повалил снег. Он покрыл землю плотным «одеялом».

Гибберлинги не унывали. Они подбадривали друг друга тем, что это последние проделки зимы.

Однажды я вдруг понял, что частенько сбегаю из дома. При этом пользуюсь самыми разнообразными причинами. Чаще всего говорил, что кто-то позвал меня подсобить. Это большей частью было правдой, вот только меня не звали, а я сам напрашивался. Иногда ходил в Тихую Гавань, где слушал всякие новости о том, что творится в большом мире. Стояна из-за этого поначалу ворчала, а потом, кажется, привыкла.

На днях я повстречал Старейшину. Тот вновь напомнил про семя Великого Древа. Кажется, он заметил моё недовольство.

— Ты, помнится, хотел восстановить дом у Голубого озера? — спросил Фродди.

— Ну, было такое.

— Когда сойдёт снег, я отправлю туда строителей.

Этим заявлением Непоседа явно хотел дополнительно меня подкупить. Долго отнекиваться мне бы не удалось. В конце концов, настанет такой день, когда мне придётся оправиться в Темноводье.

И такой день пришёл.

Тем поздним вечером я чуть подзадержался в Тихой Гавани. Не помню, чего так вышло. В глаза бросились два громко разговаривающих матроса. Судя по всему, эти парни были из Светолесья. Русые бородки, курчавые волосы… форма лица, носа… разрез глаз…

Да, они типичные жители Светолесья, — отметил мой мозг сам собой.

Эти двое были изрядно пьяны. Чуть погодя мне стало ясна и причина подобного явления: капитан недоплатил им причитающегося жалованья и обещал списать на берег по возвращении в Новоград. И виноватыми во всех своих неудачах эти два матроса решили назначить местных гибберлингов. Мол, это они пожаловались капитану, а он, «сволочь такая, пошёл у них на поводу».

Тот, что был повыше, клял всех вокруг в таких выражениях, часть из которых не всякий уважающий себя мужчина даже помыслит произнести.

Вот они заметили и меня. Вернее, им в глаза бросилось то, что я перед этим вполне дружественно беседовал кое с кем из грузчиков гибберлингов.

— Эй, ты! — шмыгнул носом краснощёкий рыхлый толстяк. — Звериный язык выучил?

Я стоял в двух десятках шагах от них. Моя рука рефлекторно опустилась на пояс, но тут же вспомнилось, что клинки остались дома. Теперь ясно, отчего эти два пьянчуги решились на столь дерзкое обращение. Думают, что возьмут числом да нахрапом.

Надо было бы просто отойти в сторону, но я не успел. А если честно, то и не хотел. Но только подумал это сделать, как Длинный (так я прозвал одного из матросов), довольно живо преградил мне путь.

— С этими якшаешься? — сердито прошипел он, дыша мне в лицо перегаром.

— С кем? — нахмурился я.

— Со зверьками беспородными?

— Ты про себя?

О, что тут случилось с Длинным! Он покрылся пунцовой рябью и несколько секунд открывал-закрывал рот, пытаясь что-нибудь сказать. Его товарищ, Толстяк, мгновенно подскочил ко мне и, выпятив грудь, злобно плюясь, проорал:

— Ах ты ж гадёныш! Мы тебя научим…