100 рассказов о стыковке - Владимир Сыромятников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уже во времена ЭПАСа начался уход старой аполлоновской гвардии. 20 лет спустя мне довелось работать с существенно обновленными контингентом НАСА и космической индустрии.
Тем не менее мы учились у наших американских коллег методам организации, планирования и реализации космических проектов. Ярким примером стало внедрение четко выраженного двухэтапного подхода, отработочного и квалификационного, который использовался при создании АПАС-75 и который после ЭПАСа мы задействовали сначала в электромеханике наших РКТ, а затем он стал общим при создании новых изделий.
Надо сказать, что американцы также пристально наблюдали за нами. Насколько мне известно, мы внесли серьезные сомнения в умы американских специалистов и заставили задуматься, какой из подходов более эффективный.
Огромным контрастом по сравнению с доэпасовскими проектами стало освещение хода работ и особенно подготовки и проведения самого полета средствами массовой информации. Вскоре после июля 1975 года средства массовой информации, казалось, вернулись к прежнему, регулируемому состоянию. Однако пишущая и показывающая братия и даже некоторые из тех, кто их опекал, уже почувствовали вкус живой космонавтики, и вернуть умы назад полностью было невозможно.
Настрой, программное обеспечение, как бы выразились современные компьютерщики, стал другим. Этот «мягкий продукт» (software), как и человеческое мышление, — более гибкое, более изменчивое, чем «жесткое тело» (hardware), даже чем надстройка, государство со всеми его институтами.
Стремление к большей открытости касалось не только средств массовой информации. Оно проникло в саму РКТ. Прежде всего это относилось к людям, в первую очередь — к участникам совместных работ. Специалистов ЭПАСа уже знали в стране и в мире, и скрыть, упрятать их полностью стало невозможно.
Нас по–прежнему приглашали на встречи с общественностью, и мы иногда соглашались. Согласно инструкциям, нам требовалось спрашивать разрешения. Ко мне часто обращался Е. И. Рябчиков, который, с легкой руки (или слова) К. Симонова назывался репортером со времен войны и послевоенных битв. Первое время я звонил нашему Генеральному В. П. Глушко и получал устные разрешения. Хотя меня никто не останавливал, не контролировал, однако по привычке я оставался осторожным, законопослушным.
Через пару лет стала развертываться программа «Интеркосмос», в которой поначалу участвовали лишь страны социалистического лагеря. Вся деятельность, связанная с поездками за рубеж и приемом иностранных делегаций, у нас, как и прежде, велась под эгидой Совета «Интеркосмос». Основой этой деятельности были опыт ЭПАСа, даже процедура оформления и поведения специалистов, которым по–прежнему приходилось вести двойную жизнь, как говорили у нас в те годы, «по Брежневу».
Оказались полуоткрытыми ЦУП и ЦПК. Хотя и ограниченно, туда стали допускать иностранцев, прежде всего потому, что там уже работали американцы. Для сотрудников этих организаций отпала необходимость придумывать легенды, искать себе академическую «крышу», которая заслоняла бы их космическую суть от иностранных шпионов. Такого завидного положения нам, работникам ГКБ — головного конструкторского бюро советской космонавтики, и многим нашим смежникам пришлось ждать еще добрый десяток лет. В нашей работе ЦУП и ЦПК вместе с академическим ИКИ стали открытыми форпостами, через которые мы выходили в большой свет.
Говоря о кадрах ЭПАСа, хочу прежде всего упомянуть о моих товарищах и коллегах, в первую очередь, о нашем техническом директоре, профессоре К. Д. Бушуеве, который достойно завершил беспрецедентную космическую программу в далеко не простой ситуации, обусловленной как объективными, так и субъективными обстоятельствами. К сожалению, уникальный опыт первого международного директора остался невостребованным. Константин Давидович прожил всего три года после завершения проекта. Не последнюю роль в его преждевременной смерти наверняка сыграли постоянные стрессы, которые сопровождали работу технического директора.
Добрым словом следует вспомнить имена наших ведущих специалистов, прежде всего руководителей рабочих групп: В. П. Легостаева — будущего вице–президента и заместителя Генерального конструктора; В. А. Тимченко — заместителя главного конструктора; Б. В. Никитина и И. В. Лаврова — начальников отделов; руководителя наземных испытаний Н. И. Зеленщикова — будущего первого вице–президента и первого заместителя Генерального конструктора; руководителя полетом А. Елисеева, его заместителей В. Кравца и В. Благова. Все рабочие группы дали нашей космонавтике, ее головной организации НПО (РКК) «Энергия» и ведущим смежникам десятки и сотни возмужавших специалистов, прошедших уникальную школу.
Американцы оценили наши деловые качества. Несмотря на многочисленные задержки, обусловленные необходимостью согласования с инстанциями, и упорство в престижных вопросах, с нами было легко договориться «по делу». Послеэпасовский опыт работы с канадцами и представителями других стран помог американцам лучше понять кто есть кто в мировой космонавтике и астронавтике.
Будь советская власть, ее идеологическая и направляющая сила — Политбюро — поразумнее, наш рабочий класс и трудовая интеллигенция космической отрасли сработали и смотрелись бы еще более достойно. Правда, то же можно сказать и обо всей хозяйственной и другой политике в нашем большом, во многом неразумном государстве. Последствия этой политики, отсутствие здравого смысла во многих земных делах и привели к краху Советского Союза, преданного партийной и другой номенклатурой. Не мог еще раз не вспомнить об этом, подводя итоги тем 70–м, теперь таким далеким годам.
Через 20 лет мне снова пришлось встретиться со многими из ЭПАСовских кадров НАСА и его ближайших подрядчиков. В целом они не составили такого монолитного ядра в будущем совместном проекте, как это произошло с нами. Тем не менее ветераны играли заметную роль на многих местах и на разных уровнях. К сожалению, к началу 90–х годов Г. Ланни покинул НАСА и оказался в стороне от международной программы. Зато его заместители, А. Олдридж и Л. Никольсон, за эти годы поднялись еще выше и внесли достойный вклад в общее дело на новом этапе. Помощник администратора НАСА Олдридж стал одним из самых активных пропогандистов программы «Мир» — «Шаттл», в частности пропагандируя АПАС-89 на важнейшем начальном этапе. Примерно то же самое в Хьюстоне делал Никольсон как заместитель директора КЦД. Перед уходом на пенсию сумел снова поработать на общее дело Д. Уэйд. В начале 90–х годов активным оставался Р. Уайт, хотя он и отошел от стыковочных дел.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});