Политбюро и Секретариат ЦК в 1945-1985 гг.: люди и власть - Евгений Юрьевич Спицын
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем временем в конце октября состоялся очередной Пленум ЦК, в центре внимания которого оказался доклад председателя правительства Н. А. Тихонова «О долговременной программе мелиорации»[1304]. Но главное состояло в другом: на Пленуме с довольно большой речью выступил сам К. У. Черненко, который, по словам его помощника В. В. Прибыткова, «заметно посвежел и окреп» и был «охвачен иллюзией выздоровления»[1305]. А сразу после окончания Пленума генсек направил в Политбюро записку, посвященную вопросам подготовки XXVII съезда партии, которая получила «единодушное одобрение». Смысл этой записки состоял в том, что новый партийный съезд надо провести на полгода раньше — не в феврале — марте 1986 года, а в октябре — ноябре 1985 года с тем, чтобы уже с 1 января начать реализацию плана ХII-й пятилетки. Но это была лишь видимая часть данной записки. А скрытый ее смыcл, а вернее смысл всей этой интриги, рожденной в головах помощников генсека В. А. Печенева и В. В. Прибыткова и главного редактора журнала «Коммунист» Р. И. Косолапова, ставшего главным идеологом нового «царствования», состоял в следующем: поскольку их патрон был неизлечимо болен и его уход из жизни не сулил им дальнейшего карьерного роста и был чреват приходом к власти «прозападного крыла» в руководстве страны, они решили приблизить на год раньше созыв партийного съезда, чтобы успеть «перетряхнуть» ЦК, заполучить посты в Секретариате и Политбюро и убрать из власти всю «команду младореформаторов» во главе с М. С. Горбачевым[1306].
Существование такого плана подтверждал и сам М. С. Горбачев, который зримо это прочувствовал в том же октябре, когда была предпринята попытка срыва Всесоюзной научно-практической конференции «Совершенствование развитого социализма и идеологическая работа партии в свете решений Июньского (1983 г.) Пленума ЦК КПСС», которая готовилась его командой в составе А. Н. Яковлева, В. А. Медведева, Н. Б. Биккенина и В. И. Болдина[1307]. Особенно, как явствует из мемуаров самого М. С. Горбачева, был «недоволен и капризничал» М. В. Зимянин, который после смерти М. А. Суслова продолжал еще числиться главным идеологом партии. Однако тогда М. С. Горбачев решил не идти на обострение и 29 октября улетел в отпуск в Пицунду. А 15 ноября состоялось расширенное с приглашением всех первых секретарей ЦК Компартий союзных республик заседание Политбюро, на котором был утвержден план развития народного хозяйства на 1985 год. По сложившейся традиции затем его должен был рассмотреть Пленум ЦК, а потом утвердить Верховный Совет. Во вторник 26 ноября сессия Верховного Совета действительно открылась, но традиционный предновогодний Пленум ЦК так и не был созван.
В конце ноября М. С. Горбачев вернулся из отпуска и вновь погрузился в подготовку конференции, которой он сам придавал огромное значение, ибо она должна была утвердить его в статусе главного партийного идеолога. Однако буквально за день до ее начала она оказалась на грани срыва. И в этой ситуации возмущенный М. С. Горбачев лично позвонил К. У. Черненко и в «резкой форме выразил протест» генсеку, что вынудило того дать согласие на ее проведение, «не делая из конференции большого шума»[1308]. Одновременно, по свидетельству Е. К. Лигачева и А. С. Грачева, К. У. Черненко сам «предложил Михаилу Сергеевичу пост секретаря по идеологии» и «дал наконец добро на переезд Горбачева в кабинет бывшего главного идеолога партии» М. А. Суслова на 5 этаж, где был кабинет самого генсека[1309].
А сразу после конференции, 15 декабря 1984 года, М. С. Горбачев во главе парламентской делегации, в состав которой вошли А. Н. Яковлев, Е. П. Велихов и Л. М. Замятин, прибыл с официальным визитом в Лондон. На страницах этой книги мы, увы, не можем подробно остановиться на подготовке и ходе данного визита, поэтому всех желающих погрузиться в его тайны отсылаем к блестящей работе профессора А. В. Островского «Кто поставил Горбачева?». Здесь же мы только упомянем то, что в подготовке этого визита и установлении неформальных контактов с ближайшим окружением М. Тэтчер, в том числе В. Ротшильдом и Дж. Брауном, а через них и с крупнейшими банками «Морган Стенли и Ко», «Ситикорп» и «Барклейс ПЛК», большую роль сыграло руководство ПГУ КГБ СССР в лице генерал-полковника В. А. Крючкова и генерал-майоров В. Ф. Грушко и Н. П. Грибина[1310]. Более того, в последнее время в развитие ряда сенсационных открытий А. В. Островского вложили свою лепту и другие авторы, в частности Ф. И. Раззаков и И. И. Смирнов. В своих книгах «Глубинный КГБ: тайные пружины развала СССР» и «Тропы истории. Криптоаналитика глубинной власти»[1311] они установили, что еще в начале 1970-х годов на идею «конвергенции» двух систем, у истоков которой стояли такие основатели Римского клуба и Трехсторонней комиссии, как Дэвид Рокфеллер и Аурелио Печчеи, купились ряд «глубинников» из КГБ, прежде всего генерал Е. П. Питовранов. Они и «заразили» этой идеей ряд лидеров страны: сперва Ю. В. Андропова и М. А. Суслова, а затем и М. С. Горбачева, составивших костяк ставропольского «зернового» клана, что противостоял «нефтяному» клану «украинцев», которых патронировали генсек и премьер. Но после ухода из жизни большинства из упомянутых персон лидером «зерновиков» оказался М. С. Горбачев, через которого «глубинники» из ПГУ КГБ и начали реализацию своего плана.
В советской печати этот визит преподносили как заурядное событие, однако многие западные советологи, а также современные историки и мемуаристы расценили данную поездку как своеобразные «смотрины» М. С. Горбачева, после которых премьер-министр М. Тэтчер в личном разговоре с Р. Рейганом прямо заявила ему, «что с ним можно иметь дело»[1312]. Это заявление британского премьер-министра, конечно, было неслучайным, так как, по признанию самого М. С. Горбачева, во время их разговора по разоружению он «разложил перед» М. Тэтчер «большую карту, на которую в тысячных долях были нанесены все запасы ядерного оружия», которых было «достаточно, чтобы уничтожить всю жизнь на Земле».
Здесь же, в Лондоне, как вспоминал М. С. Горбачев, его «застала печальная весть» о кончине маршала Д. Ф. Устинова, которая вынудила его прервать свой визит и вернуться в Москву. Для него самого кончина министра обороны стала «тяжелой утратой, особенно чувствительной в то смутное время, каким был конец 1984 года»[1313]. Надо сказать, что столь быстрый и неожиданный уход маршала Д. Ф.
