Капитализм, социализм и демократия - Йозеф Шумпетер

Как в ней обменяется, данные, на базе которых исчислялись оставшиеся у населения доходы, исключают доходы от государственных облигаций, полностью освобожденные от уплаты налогов, и включают доходы от переоценки капитала. Кроме того, конечно же, эти показатели, строго говоря, нельзя сравнивать с показателями общей величины выплаченных доходов (оценки Министерства торговли). Однако последние могут использоваться для сравнительного анализа. Причина, по которой я просто не взял последние (из "Statistics of Income"), очевидна, но выбор лет для сравнения нуждается в пояснении: 1929 г. был годом, когда доходы выше 50 000 долл. после уплаты подоходного и дополнительного налогов были максимальными; 1936 г. был выбран потому, что, во-первых, это был последний год перед спадом 1937–1938 гг. и, во-вторых, он был полностью свободен от влияния войны, которое началось с 1939 г.] Облагаемый доход свыше 100 000 даже тогда полностью отбирался, учитывая имущественные налоги. Для наивного радикализма единственной ошибкой в этом случае и в последующих мерах по конфискации было то, что эти меры не пошли достаточно далеко. Но это не меняет того обстоятельства, которое интересует нас в данный момент, а именно, что независимо от войны идет колоссальное перераспределение богатства — перераспределение, которое по количественному эффекту сопоставимо лишь с тем, что сделал Ленин. Нынешнее распределение чистых личных доходов можно сопоставить с распределением доходов в России. Ведь благодаря тому, что в бюджетах групп с наивысшими доходами больший удельный вес принадлежит личным услугам и товарам, в которых воплощено большее количество труда, покупательная способность доллара в высшей группе упала сильнее, чем в низшей группе [Межстрановые сопоставления — вещь трудная и не всегда убедительная. Российский закон от 4 апреля 1940 г. о подоходном налоге показывает, что доходы на уровне 1812 руб. в год уже подчиняются действию этого закона. Он свидетельствует и о существовании доходов свыше 300 000 руб., которые облагались налогом в 50 %. Теперь полностью отвлечемся от налога на самые низкие доходы и предположим, что средний доход для (руины с доходом в 1812–2400 руб. составляет 2000 руб.; предположим далее, что средний (модальный) остающийся после уплаты налога доход в самой высшей группе не превышает 150 000 руб. (хотя сумма в 300 000 руб. до уплаты налогов была низшим пределом в этой группе). Мы обнаружим, что высший из этих модальных доходов был в 75 раз выше низшего. В 1940 г. американский эквивалент, конечно, не по покупательной силе, а по положению в шкале доходов, т. е. модальный доход самой низшей группы, составил 1000 долл. Таким образом, мы вряд ли обнаружим и США то распределение доходов, остающихся после уплаты налогов (даже если не учитывать изъятия, вызванные потребностями финансирования войны), которое бы подкрепляло — в духе российской идеологии — нынешние заявления обуживающем неравенстве, о "концентрации власти", измеряемой концентрацией доходов, и т. п. Данные, приводимые в хорошо известной книге Бинстока, Шварца и Югова (Biеnstock, Schwar., Yugow. Industrial Management in Russia), подтверждает эту точку зрения. Существует много других деталей, указывающих на то же самое. Например, те группы профессий, которые могли раньше, но не могут сейчас в США держать домашних слуг, продолжают пользоваться этой привилегией в России — привилегией, которая измеряется ценой множества электротехнических устройств. Все это, однако, не принимает в расчет те преимущества, которые не проходят по счетам доходов. Власть и социальное положение, т. е. одна из главных причин, в силу которых мы ценим высокий доход, — промышленного руководителя, особенно если он — руководитель местного подразделения большевистской партии, не входит ни в какое сравнение с положением американского промышленника.

Интересный феномен — это запаздывание идей! У многих видных людей в этой стране ныне вызывает отвращение и возмущение то социальное неравенство, которое существовало 50 лет назад, но не то, которое существует сегодня. Жизнь меняется, лозунги остаются.]. Кроме того, мы можем еще раз повторить наши наблюдения, которые ранее были сделаны по Англии.

Давление на верхние категории, конечно, не ограничивается группой с доходами в "50 000 долл. и выше". В уменьшающейся степени оно распространяется вниз, до уровня доходов в 5000 долл. Несомненно, особенно в случае с врачами, достигшими среднего положения на шкале профессионального успеха, это порой приводит к потере необходимой эффективности.

Итак, влияние, на социальную структуру войны, а также трудовых конфликтов, являвшихся ее естественным следствием, видимо, будет в США таким же, как в Англии. Тот факт, что в Соединенных Штатах нет хорошо организованной национальной лейбористской партии, может дать повод для размышлений о возможности развития по пути гильдейского, а не централистского социализма.

Впрочем, этот случай только подкрепляет доводы в пользу того прогноза, который был разработан в этой книге, ведь группы давления обладают такой же властью, как и партии, но намного менее ответственны и поэтому более агрессивны.

2. Но существует другое явление в социальной ситуации Соединенных Штатов, которое не имеет аналогов нигде в мире и может заметно повлиять на наш диагноз, касающийся возможностей системы частного предпринимательства, по крайней мере в течение короткого периода в 50 лет или около того, а именно — грандиозный промышленный успех, свидетелями которого мы являемся. Некоторые наблюдатели, похоже, думают, что тот подъем, который обеспечил победу в войне и к тому же защитил американский рабочий класс от нищеты, будет настолько доминировать и в послевоенное время, что это сможет уничтожить все предпосылки для социализма в чисто экономической сфере. Изложим этот аргумент в максимально оптимистической форме.

Игнорируя временно комплекс проблем, связанных с переходным периодом, и условившись, что 1950 г. будет первым "нормальным" годом, что является обычной практикой для прогноза, — мы гипотетически определим Валовой национальный продукт, т. е. стоимость всех произведенных товаров и услуг до вычета амортизационных отчислений и скидок на истощение ресурсов, — оцененный с помощью индекса цен Бюро Статистики Труда для 1928 г., в 200 млрд. долл. Это, конечно, не является прогнозом реального объема продукции, ожидаемого в этом году. Это не оценка потенциального уровня продукции при высокой, если не "полной" занятости.

Это оценка того потенциального выпуска продукции, которая может быть произведена при определенных условиях, о которых мы скажем ниже. Как таковой, он высок, но не является ни необычным — назывались и более высокие цифры, — ни необоснованным. Это согласуется с прошлым опытом долголетнего нормального функционирования этой системы: если мы применим наш нормальный темп роста 3, 7 % в год (см. выше, гл. V) и показатель валового национального продукта 1928 г. в 9 млрд. долл., то получим немногим менее 200 млрд. для 1950 г. Не стоит уделять этому особого внимания. Но вместе с тем повторяю, что возражение, согласно которому эта экстраполяция бессмысленна, поскольку темп роста дохода не достигал этого уровня в 30-х годах, не учитывает именно этого факта и лишь доказывает, что возражающий не способен его понять. Однако что касается потенциального объема продукции, показатели, достигнутые в результате действия системы во время войны, наверняка выглядят более убедительными: если военная статистика чего-нибудь стоит, то валовой национальный продукт к 1943 г. в ценах 1928 г. был именно таким, что к 1950 г. можно было ожидать достичь уровня в 200 млрд. долл.