Два зайца, три сосны - Екатерина Вильмонт

— Что ж ты меня не разбудила?

— А зачем?

— Ну я бы тебе посочувствовал… пожалел тебя…

— Я как-то не жду от тебя сочувствия.

Ах да, Миклашевич же чудовище. В таком разе пошли завтракать и пусть все обитатели пансиона смотрят на тебя с осуждением.

Вчерашняя история вдруг представилась мне настолько комичной, что я, пожалуй, не стану вставлять ее в свой роман, это уж чересчур! Вообще так бывает — что-то в жизни оказывается настолько ярким, смешным, выпуклым, что в книгу не вставишь, слишком уж все в ней чересчур. У меня, например, была одна знакомая, которая так говорила по-русски, что хоть стой, хоть падай, но я попробовала вставить одно из ее выражений в роман и поняла — не годится, никто не поверит, что человек может так говорить, будучи в здравом уме и твердой памяти. Например, про одну сильно располневшую даму она сказала: «Жопка — ее самая большая катастрофа на сегодняшний день»… Когда у нее был нарыв на пальце, она сообщила: «Я схватила гнойную ситуацию». Ну разве такое бывает? Хотя сейчас уже бывает все и я боюсь, что скоро подобные выражения станут нормой речи, но пока… А как вовремя появилась Арина! Ведь еще чуть-чуть… Слава Богу, зачем он мне нужен этот Аполлоныч? Аполлоныч… А у него хорошее тело, горячее, сухое, мужественное. Аполлоныч Бельведерский… Интересно, как он вышел из положения? Успел домой до возвращения супруги? А ведь увидав его мокрые шмотки, она обо всем догадается… Ну и пусть… Слава Богу, Миклашевич решил отказаться от этого проекта… Да и Арина тоже… То есть какой вывод можно сделать? Все к лучшему в этом лучшем из миров!

И я с наслаждением принялась за вкусный и обильный завтрак.

— Олеська, ты как будто приняла какое-то решение, — заметил Миклашевич, намазывая хлеб медом. — Надеюсь, в мою пользу?

— Ты о чем? — спросила я, в который уже раз поразившись его чуткости.

— О предложении руки и сердца.

— Этот вопрос даже не рассматривается.

— Ерунда. Итак, когда ты едешь к Гошке?

— А при чем здесь Гошка?

— Просто я поеду с тобой.

— За каким чертом?

— Ну надо же посвятить парня в наши планы.

— Миклашевич, ты болван? Какие планы? Мы думали сделать вместе этот проект, не выгорело. А больше ни о чем речи быть не может.

— Будет, во-первых, другой проект. А во-вторых…

— Нет, Митя, уже понятно, что твоя идея не хиляет!

— Что за чушь! Если бы этот Аполлоныч не положил на тебя глаз, все прекрасно прохиляло бы…

— Не надо врать, у меня еще нет маразма! Ты же сам невзлюбил эту Арину с первого взгляда, так при чем тут Аполлоныч?

— А кстати, безвкусная идея будучи Аполлоном назвать сына Матвеем, ты не находишь?

Я рассмеялась. Миклашевич в своем репертуаре! После завтрака мы поехали покупать мне обувку. Потом Миклашевич предложил покататься на лодке.

— Нет, Митя, это озеро стоило мне мобильника, босоножек и…

— Глупости, поехали, Олеська, помнишь, как мы раньше любили…

— Не хочу!

— Ну, дело твое, — на удивление легко согласился Миклашевич.

— Мить, а давай уже поедем в Вильнюс, лучше там погуляем…

— Ты от кого сбежать-то хочешь, деточка? — прищурился он.

Это «деточка» всегда безумно меня раздражало. Если бы он так называл только меня, я бы радовалась, но он так звал абсолютно всех, кто был рядом, независимо от возраста. И хотя здесь и сейчас он был чрезвычайно мил и обходителен, я вспомнила все, что мне довелось от него вытерпеть в свое время. Что я наделала, зачем опять впустила его в свою жизнь? Но ничего, еще не поздно все исправить.

Я мило улыбнулась ему и сказала спокойно, без вызова:

— Просто хочется побродить по Вильнюсу, я не так хорошо его знаю.

— Ну, допустим, — кивнул он.

И мы уехали.

В самолете я решала кроссворд, Миклашевич читал газету, но уже на подлете к Москве он сказал:

— Знаешь, поскольку мы вернулись раньше времени, то я предлагаю…

— Митя, я счастлива, что мы вернулись раньше времени и я сейчас еду домой и сажусь за работу, у меня накопилось много идей. И еще: впредь я никак ни в каких твоих проектах не участвую. Не желаю я иметь дело с капризными клиентами и клиентками. Я попробовала и больше не хочу, это мое последнее слово.

— Дело хозяйское, — пожал плечами он. — Не хочешь, так не хочешь. Но замуж-то за меня ты выйдешь!

Вопроса в его интонации не было, просто спокойное утверждение. Я рассмеялась.

— Митька, зачем тебе это нужно? Из-за того, что я теперь…

— Мне плевать, что ты теперь, просто я… устал, что ли. Захотелось, чтобы рядом был кто-то… свой, родной, близкий.

— Но почему именно я? По-моему, у тебя таких родных и близких чертова уйма.

— Знаешь, я когда вдруг понял, что хочу иметь семью, я перебрал в уме всех, как ты сказала, родных и близких… И знаешь, что получилось? Что кроме тебя никого и нет…

— А куда ж они все девались? Надя? Рузанна? Лялечка?

— Брось! Это все несерьезно. Ну о чем можно говорить с Лялечкой? Смешно. И вообще, Олеська, вспомни, как нам было хорошо вместе!

— Что-то не припомню, Митя. Тебе, может и было хорошо, а мне…

— Не ври! Вспомни, как я показывал тебе Париж, как мы путешествовали по Израилю, сколько мы хохотали… А помнишь как в Турции шили тебе кожаную куртку? — голос у него был грустный и во мне даже шевельнулся червячок жалости. — Знаешь, уже не хочется бегать по бабам, хочется к кому-то прилобуниться. Помнишь, так говорила наша уборщица Дуня? И что для меня всего важнее, мне перед тобой неохота хорохориться, притворяться молодым и неутомимым. Мне с тобой уютно…

— Господи, Миклашевич, что с тобой? Ты ж еще не старый!

— Факт, я еще вполне можно сказать молодой, но я хочу семью иметь, а ты…

А я, Митя, не хочу! Я живу одна сейчас, у меня есть сын, и больше мне ничего не нужно. Так что поскреби еще по сусекам, авось найдешь милую неглупую бабенку, которая будет счастлива спать с тобой и терпеть твой несносный характер. А я на эту роль не гожусь.

— Уж позволь мне самому решать, кто годится, а кто нет!

— Разумеется, решать будешь ты.

— Ну так я уже решил!

— Мить, меня кто-то недавно спросил из-за чего, собственно, мы с тобой расстались. И я ответила: из-за местоимения.

— Что ты имеешь в виду? — раздраженно спросил он.

— Ты же признаешь только одно местоимение: «я»! А мне это скучно.

Я видела, что он взбесился. Ну и пусть. Эта глава в моей жизни давно дописана и глупо было пытаться ее продолжить.

С этой минуты он держался со мной холодно и отчужденно. Ну и дурак.

Прошло больше недели. Я вполне успокоилась. Миклашевич больше не звонил. Я сидела и работала. Сценка с крушением лодки получилась, из нее вытекало множество забавных эпизодов, я не отказала себе в удовольствии описать Арину, припомнив и Леркину историю с курицей. А через два дня мне предстояло лететь к Гошке. Словом, жизнь вошла в колею.

Люблю лето в Москве! Особенно в выходные. Народу мало, телефон звонит не так часто, дни длинные, можно спокойно работать. Я писала с удовольствием, сама потешаясь над тем, что произошло в романе благодаря перевернутой лодке. Не дай Бог, конечно, накликать это так же, как историю с лодкой и появлением Арины в самый волнующий момент. Должна признать, что вспоминая этот пресловутый момент, я всякий раз начинала дрожать… Его лицо, когда в окно заглянула луна, его горячее тело… Я была уверена, что жизнь еще предоставит нам возможность встретиться… Не исключено, что трезвый взгляд на него поможет избавиться от этого наваждения. Да какое там наваждение, просто неосуществленное желание, ничего больше. И боже упаси связаться с Ариной! А кстати, я сегодня видела по телевизору интервью с каким-то деятелем, который занимается микрочипами, и он рассказывал о том, как можно эффективно использовать чип в слежке за неверным мужем или женой. И я решила, что у меня в книге жена установит за мужем слежку, это здорово обострит ситуацию. Просто слежку, без микрочипа. А то я обязательно что-нибудь напутаю с техникой. Да-да, это хороший ход… Между прочим, первоначальную идею о том, что Марина спасает героя, я отбросила, я написала все так, как было на самом деле — с перевернувшейся лодкой, с потерянными босоножками и мобильником. И, разумеется, с появлением жены в самый неподходящий момент… Получилось забавно. А потом герой находит Марину и является к ней с новым мобильником и босоножками… И вот тут-то все и происходит… К тому же он окажется кинооператором и предложит Марину на роль подруги главной героини в снимающемся телесериале. Там режиссер его добрый приятель…

Мои пальцы так и летали по клавиатуре. Больше всего люблю такое свое состояние, когда кажется, что пишу не я, а только кончики пальцев, тогда все получается как нельзя лучше. А когда пишешь головой, все выходит тяжелее и натужнее…

Раздался звонок домофона. Кого это черт принес? Я побежала в переднюю, но домофон уже смолк, видимо, кто-то впустил пришельца в подъезд. А может кто-то просто по ошибке нажал не на ту кнопку. Я прислушалась. Явно ошибка, и слава богу. Я бегом вернулась к компьютеру. Но тут позвонили в дверь.